Костяшки его пальцев, сжимающих перила, побелели. Криспин заговорил очень тихо, казалось, каждое слово дается ему с трудом.

— Клянусь небом, я — тот человек, что причинил вам эту боль. Я — и никто другой.

— Похоже, я не слишком удачлива в отношениях с мужчинами, не правда ли? Энтони, папа, доктор Трехерн, вы сами. Каждый из вас причинил мне боль — тем или иным способом. Но и женщины тоже были не слишком добры. Леди Бретертон только о том и беспокоилась, чтобы сообщить мне правду. То же и Дебора. Сегодня утром вы сказали мне, Криспин, что я похожа на ребенка, который не желает становиться взрослым. Думаю, я никогда уже не буду такой. Никогда больше не буду смеяться, не буду петь. Моей беспечности пришел конец.

И прежде чем он сумел что-то ответить, из коридора раздался голос Мэри:

— Сара, это ты?

Сара сжала рукой горло, но ответить не смогла. Мэри жалобно позвала ее снова. Сара беспомощно посмотрела на Криспина. Он не отрывал глаз от ее лица — темных, молящих. Сара подобрала подол юбки.

— Я иду.

Мэри лежала откинувшись на подушки в полутемной спальне, освещенной лишь светом камина. Ее волосы рассыпались вокруг бедного лица, кожа под потухшими глазами была почти прозрачной. На висках лежали темные глубокие тени, носик заострился. И тем не менее, она улыбнулась, завидев Сару.

— Какая ты хорошенькая. Вы играли в карты?

— Нет. Просто… болтали. Я думаю, Эдвард и Дебора уже собираются уходить.

— Разве уже так поздно? Я потеряла счет времени. — Мэри немного приподнялась на постели. — Дебора не поднимется, чтобы пожелать спокойной ночи? Если она придет, я притворюсь, что сплю. О, Сара, я больше не могу этого выносить.

Сара наклонилась над кроватью:

— Она не придет. Я сказала ей, что ты спишь.

— Как я тебе за это благодарна. Это очень грешно, что я о ней так говорю? Я убеждена, что она лишь беспокоится о моем благополучии.

Сознание услужливо подкинуло Саре злую реплику, но она отбросила ее в сторону.

— Твоя кровать в беспорядке. Позволь мне устроить тебя поудобнее.

Она взбила подушки, поправила простыни. А потом осторожно причесала волосы Мэри, убрав их с лица, и дала ей глоток лекарства, прописанного Эдвардом.

— Хочешь чего-нибудь еще?

Девушка покачала головой:

— Нет. Только если ты можешь выкроить пару минут, чтобы посидеть со мной…

— Ну конечно. — Сара изучала лицо Мэри. — Ты расстроена. Что случилось?

Мэри нашла руку Сары.

— Я… не думаю, что я боюсь смерти. Но сегодня вечером, когда Эдвард пришел осмотреть меня, я подумала, что читаю на его лице приговор. Утром я буду сильнее и мне будет легче его принять. Но сейчас…

И в первый раз Сара увидела в глазах Мэри безнадежность, увидела, как они наполняются слезами. Она обхватила Мэри руками и прижала ее к себе.

— Дорогая моя, ты не умрешь. Твои силы прибывают с каждым днем. Ну конечно, даже Берта об этом говорит! — И какая была разница, что это неправда, если эти слова принесли Мэри небольшое утешение? — Дебора просто немного утомила тебя, вот и все. Я останусь с тобой до тех пор, пока ты не уснешь, а утром мы будем…

Сара запнулась, неожиданно вспомнив все.

— О… Сара, ты для меня — огромное утешение. Ты придаешь мне мужества. — Голос Мэри был приглушенным, но из него исчезли нотки отчаяния. — Так что мы будем делать утром?

Сара прижалась щекой к волосам Мэри. Как ей сказать? Как она может обрушить эту новость на Мэри в ее нынешнем состоянии, как может сказать, что утром она отправляется в Лондон? Сквозь слезы она заметила фигуру в дверях. Серые бриджи, зеленая куртка сливались в одно неясное пятно. А потом она поняла, что видит только его глаза, пристально глядящие прямо на нее, и руки, которые медленно протянулись к ней с жестом немой мольбы.

Сара сделала над собой огромное усилие, чтобы голос ее не выдал.

— Утром я придумаю какое-нибудь новое развлечение, которое тебя позабавит. Я пока не знаю, что это будет, завтра сама узнаешь. А теперь, моя дорогая, постарайся заснуть.

Она сидела у кровати и держала Мэри за руку еще долго после того, как та мирно уснула. Она слышала, как прогремели по двору колеса экипажа, слышала цокот лошадиных копыт, уносящих карету навстречу ветру, слышала, как хлопала оставленная открытой дверь. Наконец, окоченевшая и очень уставшая, она поднялась, наклонилась, чтобы поцеловать Мэри, и тихонько вышла из комнаты.

Уронив голову на руки, освещенный огнем из холла, на верхней ступеньке сидел Криспин. Заслышав легкие шаги Сары, он вскочил и подошел к ней. «Я больше не выдержу, — в отчаянии подумала она, — только не сегодня ночью».

Но его единственными словами, произнесенными с робостью, были:

— Вы останетесь?

Она попробовала поднять руки, но они бессильно упали вдоль тела. Ее голос был таким же усталым, как и голос Мэри.

— Мне ничего другого не остается. Я не могу бросить ее сейчас.

Сара повернулась, бросилась по коридору и скрылась в своей комнате.

Сара перерыла коробки в классной комнате и с видом триумфатора отнесла свои находки в гостиную.

— Посмотри, что я нашла. Краски, мелки, альбом для набросков. Сегодня утром сделаем вид, что мы — художники.

У Мэри загорелись глаза. Сегодня она заявила, что чувствует себя намного лучше, и настояла на том, чтобы одеться и спуститься вниз, чтобы посидеть в кресле у окна. Буря прошла. Грачи, хрипло бранясь, восстанавливали свои гнезда, устраивая потасовки из-за падающих веточек. Грум прогуливал во дворе кобылу Криспина.

— Я немного умею обращаться с кистью, — сказала Мэри. — Хотя с тех пор, как я занималась рисованием, прошли годы.

Сара высыпала свои сокровища на стол.

— Никто никогда не мог узнать, что я нарисовала. С другой стороны, у меня в этом почти нет опыта. И боюсь, мисс Трехерн считает, что у меня к тому же нет и мозгов.

— Тебе ничуть не стоит заботиться о том, что думает Дебора, Сара. По моему мнению, ты обладаешь качествами куда более важными, чем ум.

— Что же это, скажи на милость?

— Любящее сердце, способность веселиться и живая наивность.

— Наивность? О да, в этом ты права. Именно это качество особенно презирает во мне моя будущая свекровь.

— Тогда она мне вряд ли понравится.

— Ты бы нашла ее чрезвычайно забавной. Постараюсь изобразить ее. Вот так… — Сара остановилась, вспомнив повод, по которому состоялась та болезненная беседа с леди Бретертон; потом, увидев полное ожидания лицо Мэри, начала свой рассказ: — У нее есть маленький черный мальчик по имени Бижу, который, словно живая игрушка, постоянно сидит у нее в ногах на кровати. Она требовала, чтобы я сказала Криспину… — И Сара снова замолчала. Во время той беседы она не подозревала не только о неверности Энтони, но и о тех ужасных фактах, которые открылись ей вчера вечером.

— Что вы должны были сказать Криспину?

Его голос заставил ее вздрогнуть. Когда он не злится, то умеет двигаться очень тихо. Вот и теперь она не слышала, как он вошел в комнату.

Сара с испуганными глазами повернулась к хозяину дома:

— Леди Бретертон велела сказать вам, что рабы становятся гораздо счастливее, когда их увозят из родной страны. И в самом деле, этот ребенок чрезвычайно избалован.

— Просто потому, что он ребенок, — сурово произнес Криспин. — Когда он вырастет и станет мужчиной, он больше не будет ее развлекать и она продаст его тому, кто больше заплатит. Так и будет, если только рабству в Англии не придет конец.

— В таком случае есть надежда? — с готовностью спросила Мэри.

— Эдвард получил вести из Лондона. В суде рассматривается первый прецедент.

— Расскажи мне о нем.

— Как-нибудь в другой раз, Мэри. Сейчас мне нужно съездить в деревню.

Мэри вздохнула:

— Полагаю, что ты скрываешь от меня такие вещи из-за моего плохого самочувствия. Понимаю, что вы оба немного встревожены, а я лежу в постели такая беспомощная. Не могу сказать, что мне это нравится.