Они зашли в часовню, чтобы поставить свечи, и Таня, нагнувшись к Рите, шепнула ей в самое ухо:

– Мы пересилим себя ради наших детей.

Лицо Риты тут же приобрело серьёзное выражение. Когда она ставила свечу, губы её шевелились, но что она просила у Бога, ведомо было только Ему одному.

Когда они подошли к купальне, Риту начало трясти не то от холода, которым тянуло от воды, не то от страха.

– Ты бы видела, что здесь делается летом, – Таня всячески пыталась отвлечь Риту от её мыслей. – Толпы людей! Купают даже младенцев!

– Каких младенцев? – не поняла Рита.

– Как каких? Совсем маленьких ребятишек. Берут их за ручки и три раза погружают по горлышко в воду. Потом ладонями протирают головку и личико, – бодро отвечала Таня, хоть и её тоже начало трясти.

– Что, и тебе страшно? – удивилась Рита.

– И мне страшно, а как же! Но это только зайти в воду страшно, а потом хочется ещё и ещё!

– Нет уж, я сомневаюсь, что мне захочется ещё и ещё, – Рита посмотрела на Серёжу, который все время молчал. – Вот даже наш сияющий помрачнел, а ты говоришь, «захочется ещё».

– Здесь проверяется вера, закаляется воля и исцеляется тело. Становимся крепче мы, легче становится и нашим детям.

– Если я это сделаю, то только ради Маши. – Рита стиснула зубы и замолчала.

Они зашли в купальню втроём. Там было два отсека для переодевания. Серёжу отправили в первый, а Таня с Ритой остались во втором. Окунаться женщина должна благочестиво, поэтому они надели сорочки, приготовленные Таней заранее, и повязали на голову платочки. Серёжа был уже давно готов, но ждал Таню, которая должна была первой зайти в воду, чтобы показать им, как это правильно делается.

Таня перекрестилась на иконы и со словами «Преподобне отче наш, Сергие, помоги мне окунуться во исцеление души и тела и помоги моему тяжко болящему сыну, отроку Иоанну» переступила порог, за которым, собранная в трубу, под большим напором лила вода – ледяной душ. Осторожно встав босыми ногами в воду и перекрестившись во Имя Отца, она подставила голову под струю. Вода, текущая с потолка, натолкнувшись на препятствие, рассыпалась на сотни брызг, часть которых попала и на Серёжу с Ритой.

– Ой! – Рита с визгом отскочила.

– И Сына, – снова перекрестившись, Таня ещё раз подставила голову под струю.

В третий раз зайдя в воду, она перекрестилась теперь уже во имя Святага Духа…, после чего с криком «Аминь!» выскочила, сияя и с трудом переводя дух.

– Вот видите, ничего страшного! – улыбаясь, сказала она и потащила Риту к воде.

– Нет! – Рита схватилась обеими руками за дверную раму. – Пусть Серёжа первый! Я после него!

– Давай, Серёжа, только не забывай креститься, а слова я буду тебе подсказывать.

Серёжа сделал неуверенный шаг в сторону воды, перекрестился, а Таня громко, чтобы перекричать и шумящий поток воды и страх, охвативший Серёжу, крикнула:

– Господи, помоги рабу Твоему Сергию и его тяжко болящей дочери, отроковице Марии!

Серёжа зашёл в воду, стараясь держаться подальше от струи.

– Давай, Серёжа, крестись! Во имя Отца!

Таня подтолкнула его слегка сзади, и струя со всей силой обрушилась на его голову.

– Ещё раз! И сына! И Святага Духа! Аминь! Молодец!

Серёжа выскочил из воды и, тоже сияя, посмотрел на жену. Его переполняло ни с чем несравнимое чувство победы. Победы над самим собой.

– Рита, а теперь ты! – Таня схватила Риту за руку выше локтя, но она продолжала упираться.

Тогда на помощь пришёл Серёжа. Он схватил жену за талию и просто поставил её под струю. Рита завизжала, как будто её резали.

– Рита, крестись! – закричала Таня. – Во имя Отца, и Сына, и Святага Духа!

Серёжа не давал Рите выскочить из воды и подставлял её под струю, держа за плечи.

– Изверги! – взвизгнула она, выскочив под заключительный «Аминь», произнесённый Таней и Серёжей одновременно. Дыхание у неё перехватило, но, отдышавшись, она посмотрела по сторонам с таким видом, как будто родилась заново. – Вот где спелись! Я же говорила, что спелись!

Серёжа притянул жену к себе и ласково погладил её по голове, покрытой мокрым платочком:

– Мамочка, ну скажи, что хорошо.

– Да ну тебя! – Рита оттолкнула мужа с наигранной суровостью.

– Посмотри, какая ты вся розовенькая, как поросёночек!

Но «розовенькой» была не только Рита. Такой же была и Таня, и сам Серёжа. Они стояли раскрасневшиеся, счастливые и от их разгорячённых тел исходил густой пар.

– Вот это да! На улице зима, а мы здесь почти под открытым небом после ледяной воды, как в парилке! – Серёжа просто весь светился счастьем.

– А теперь давайте быстро одеваться, – приказала Таня, как боевой командир. – Вытираться не нужно. Одежда, надетая на мокрое тело, сохранит благодать, которую мы сейчас получили.

Потом, возбуждённые и счастливые, они добежали до машины, включили печку и достали термос. Купленная в Лавре медовая коврижка с горячим ароматным чаем показались верхом блаженства.

– Ну, как? Вы не жалеете, что искупались? – заговорила Таня, глядя, как супруги уминают коврижку.

– Ещё чего! – смачно ответил Серёжа. – Это так же, как и в мультике, помните? «Ты ещё не видел чуда? Так пойди и посмотри!»

– Смотрю я на тебя и удивляюсь, – Рита была в своём репертуаре. – Оказывается, как мало тебе нужно для счастья! Я теперь тебя буду регулярно ледяной водой обливать!

– Сравнила! Обливание – конечно, неплохо, но разве его можно сравнить с этим? Здесь само место какое! Это же просто настоящее чудо под открытым небом!

«И чего этой Рите не хватает? – думала Таня, глядя на Серёжу с восхищением. – Всегда так! Что имеем, не храним, потерявши, плачем. А впрочем, он любит её именно потому, что она такая. Другая ему не нужна».

– А я видела там женщину в купальнике и без платка, – Рита перебила ход Таниных мыслей. – А почему мы были в сорочках?

– А, это васильки, – небрежно ответила Таня и махнула рукой.

– Это что ещё за васильки, да ещё зимой? Серёжа, тут для тебя просто собрание чудес! – Рита улыбнулась своему не перестающему сиять мужу.

– Да это я их так называю.

– Нет, ты давай-ка, не увиливай, – настаивала Рита. – Кого это их?

– Да людей современных, – ответила Таня и откинулась на спинку сидения. – Мы, ведь, выросли в безбожном государстве. С детства нам вдалбливали в головы, что Бога нет, что это всё «опиум для народа», ну, и тому подобное, сама знаешь. И люди наши забыли, кто они, какого рода, чем жили их предки. Они уверены, что такими безбожниками они были всегда, и по-другому быть не может. Вот я и называю их васильками. Просто сорняки на безбожном атеистическом поле. Не знают, кто они и для чего живут. Потому и вымирают. – Таня замолчала, но ненадолго. В глазах её вспыхнули озорные искорки. – Но ведь едут же! И креститься толком не умеют, и ничего-то толком не понимают, но ведь едут! И прыгают в ледяную воду, и радуются, как дети, и детей своих в ледяную воду погружают! Как вы думаете, что их толкает?

Ответа не последовало.

– Я это называю «голосом крови». Это что-то типа зова предков, подсознательное стремление уподобится им. Течёт она в наших жилах, эта русская кровь, и зовёт нас к святым местам. И едем мы! И идём мы! А через годик-другой, смотришь, василёк бессмысленный уже и в личностного Василька превращается, который осознаёт себя творением Господним и стремится восстановить в себе утерянный образ Божий. Вот где настоящее чудо! Это чудо-распречудо, чудо Родина моя!

– Это ещё что за «распречудо»? – Рита выглядела явно озадаченной.

– А это песня такая – «Во поле берёза стояла», не знаешь, что ли?

– Песню такую я знаю, только вот «распречуда» что-то не припоминаю.

– А всё русское из нас целенаправленно вытравливали, чтобы и следу не осталось. Мы же теперь и не русские вовсе, а россияне. И никудышные мы, и пьяницы, и ничего-то мы без посторонней помощи не можем. Иностранцев нам нужно, чтобы в спину нас подталкивали, да понукали: «Ну, давай, шевелись, русский дурак!» А русские и хазар били, и шведов били, и татар били, и французов с немцами били, и поляков били. Не потому, что нам от них что-то нужно было, а чтобы к нам не лезли.