– Да, в самом начале весны. Я была безумно счастлива. Чувствовала себя здоровой. Даже сильной. Я мало задумывалась о том, как буду справляться, когда ребенок появится на свет. Я верила, что все станет на свои места, – Элис медленно поднялась, подошла к плите и уменьшила огонь под кастрюлей. – Но я ошиблась.

Неприятно было копаться в жизни другого человека. Стивен мог бы воспринимать это беспристрастно, как давнюю историю, но ведь он не сидел в одной комнате с Элис и не видел, как она посматривает в окно на дочь, точно моряк, который после долгих скитаний увидел землю. Когда зазвонил телефон Элис, и она, извинившись, вышла, Финч поймал себя на том, что рад передышке.

Элис вернулась на кухню несколько минут спустя. Ее настроение изменилось – щеки зарумянились, глаза горели.

– Финей передает вам привет.

– Насколько я понимаю, это Финей предупредил вас, что мы едем в Санта-Фе?

При звуках его имени из тела Элис ушла скованность.

– У него были такие подозрения. В этом отношении мы с ним антиподы. У него шестое чувство, он прислушивается к интуиции. Я склонна сначала реагировать, а потом, когда уже поздно, думать, как было лучше поступить. После того как Стивен поспешно вытолкал вас из дома, Финей пошел на кухню и сел на стул, на котором тот сидел. Он увидел пометки, которые Сейси набросала на календаре.

– Значит, у вас была возможность изменить планы, но вы этого не сделали?

– Я решила предоставить это воле случая – найдете вы нас или нет. И скорее надеялась, что найдете.

– Не понимаю. Почему?

Элис посмотрела в окно.

– Потому что я труслива.

– Исходя из того немногого, что я о вас знаю, Элис, вынужден не согласиться.

– Тогда зовите это долгожданным судным днем.

Она повернулась к картине в гостиной, на которой Натали держала Агнету, как собственного ребенка, покровительственно обхватив рукой тело девочки. Финч узнал кое-что в лице Натали, то же недвусмысленное выражение властности, которое видел на главной панели триптиха, где рука девушки стискивала плечо Томаса.

– Вы не видели вторую панель?

– Нет, – сказала она. – Я ничего не знала о триптихе. Эту картину я увидела всего пару дней назад. Он очень точно ее передал, не находите?

– Агнету? Или Натали?

– Обеих. Для меня это единственный образ Агнеты в детстве, кроме того, который я носила в голове. Теперь, когда я увидела дочку, моя воображаемая Агнета исчезла. И, похоже, ее не вернуть, – она отвела глаза от картины, словно ей было физически больно на нее смотреть. – Что вы планировали сказать моей дочери, когда найдете ее? – спросила Элис.

С тех пор, как Финч увидел работу Агнеты в галерее, он беспрестанно проговаривал про себя речь. Но то была скорее гипотеза, щедро приправленная догадками и предположениями.

– Только о Томасе. Об остальном я мог лишь догадываться. Бывали минуты, когда мне казалось, что право Томаса быть узнанным попирало ваши и ее чувства. Он поставил меня в незавидное положение, Элис, но я не понимал этого, когда соглашался ему помочь. К тому времени, как я узнал о ребенке, Томасу уже стало плохо. Он не мог ни говорить, ни писать. Я не был уверен, насколько хорошо он меня понимает. На тот момент уже поздно было перекраивать наше соглашение, – он умолк, не зная, как продолжить. – Что она знает о Натали?

– Только то, что ее тетя внезапно скончалась в сентябре. Я сказала ей, что Натали планировала навестить ее в октябре – я видела ее билет на самолет. Агнета очень расстроилась. Во время прошлого визита Натали они поссорились из‑за денег. Агнета из года в год повторяла, что ей не нужна финансовая поддержка, но Натали не хотела слушать. В конце концов Агнета сдалась и начала откладывать все, что присылала Натали, на сберегательный счет. Она планировала потратить деньги на Натали, если они понадобятся ей в будущем, – Элис понизила голос и бросила взгляд на дверь. – Я видела, что, доверяясь мне, Агнета чувствовала себя предательницей по отношению к тете, но она считала, что деньги предназначены для того, чтобы связать ее какими-то моральными обязательствами. Когда пришел последний чек, она просто вернула его. Это письмо и нашел Финей, когда разбирал вещи Натали. Оно было помечено «Вернуть отправителю». Мы с Финеем решили, что это означает ее переезд. К счастью, мы ошиблись.

Элис покачала головой:

– А в остальном… скажем так, мы осторожны друг с другом. Оказывается, моя дочь поразительно добра и терпелива. Не представляю, от кого у нее эти качества, – она улыбнулась Финчу, но ее глаза были влажными. – Я знаю, у нее есть вопросы. И мне о многом хочется ее расспросить. Но для такой дискуссии не построишь плана, а я отчаянно в нем нуждаюсь, – она протянула руку и коснулась рукава его свитера. – Вы говорили, что у вас есть дочь?

– Лидия. Ей двадцать восемь.

– Тогда вам уже известно то, к чему я только начинаю приходить. Что родитель способен на все, лишь бы защитить своего ребенка.

Финч на короткий миг позволил векам опуститься и подумал о дочери. Когда Лидия была маленькой, она прибегала к двери встречать его с работы, обхватывала его за пояс и легко ступала ножками на его туфли, а он шагал вместе с ней, возвращая ее в гостиную задом наперед.

– Да, – сказал он. – Я бы сделал все необходимое, чтобы ее защитить.

– А если правда о Натали, о том, что она сделала со мной, с нами обеими, только причинит ей лишнюю боль? Что тогда?

Финч хорошо подумал, прежде чем ответить.

– Агнета – ваша дочь, но она не ребенок. Она взрослая. Думаю, вам нужно довериться ей и предоставить сделать собственные выводы о том, что вы ей расскажете, и о тех, кто участвовал в этой истории.

Финч положил папку на стол и вынул из нее снимки, которые Натали отсылала Томасу. Он передал их Элис по одному. Та быстро просмотрела их, придерживая за края, будто они были горячими, и спрятала лицо в ладонях.

– Элис, я думаю, что у вашей сестры были серьезные проблемы с душевным равновесием.

– Он знал, что она жива. Он знал, а я нет.

Финч так и подозревал, но сама мысль об этом казалась чересчур жестокой. Он бы не поверил, что Натали или кто-либо другой способен на такое, если бы не видел лица Томаса, когда два месяца назад они вчетвером открыли главную панель триптиха.

– Как думаете, получился бы из Томаса хороший отец?

Финч вспомнил темные, прокуренные комнаты, пустые бутылки, бардак. Так ли уж старался Томас их найти? Конечно, им со Стивеном очень повезло, но ведь они отыскали свой клад всего за несколько недель.

– Возможно, он был бы другим человеком.

Ответ Финча получился весьма уклончивым. Несмотря ни на что, он сочувствовал Томасу. Кто еще его защитит?

– Не слишком ли тяжелая ноша для ребенка? Заставить родителя проявить свои лучшие качества, – Элис провела ладонью по лицу. – Родитель, ребенок, дочь. У меня новый лексикон. Я не привыкла использовать эти слова, по крайней мере по отношению к себе.

– Так ли важно, что он знал об Агнете с самого начала?

– Каждый из нас знал ровно столько, сколько нам позволила Натали. Но у меня была возможность сказать ему первой, и я ею не воспользовалась. Я могу обвинять Натали в чем угодно, кроме этого. Если бы я не думала, что Агнета… – Элис явно не желала представлять Агнету какой бы то ни было, кроме как живой и пышущей здоровьем. – Мне хочется верить, что я рассказала бы ему после ее рождения. Что я смогла бы преодолеть гнев и дать ему возможность узнать ее. Стать другим человеком, как вы говорите. Не знаю, как с этим примириться, – она провела пальцем по пятнышку на столе, пытаясь стереть его. – Это второе, что я у него украла.

– Второе?

Она повернулась в кресле и опустила руку в карман кофты, которая висела на спинке.

– Не могли бы вы передать ему это при встрече?

Элис держала перед собой сомкнутые ладони. Финч видел костяшки, красные и напухшие, искривленные пальцы, въевшуюся в кожу многолетнюю усталость. Он протянул свои ладони навстречу, и, хотя ему казалось, что его уже ничем не удивить, то, что положила в них Элис, стало для него неожиданностью.