Жаркец: Ты была нам верна?

Драгица: Ну, да.

Жаркец: Ты была нам верна в этой ситуации? Это как?

Драгица: Я имею в виду вас обоих. Если принять вас как одно целое, как… как моих мужей, то можно сказать, что я была вам верна. Это было для меня настолько свято, настолько ценно. Наши браки были самыми лучшими на свете.

Жаркец: Такими святыми и чистыми.

Креше: Меня сейчас вырвет.

Пауза.

Жаркец: Что будем делать?

Креше: Предлагай ты.

Жаркец: Или нам обоим придется выгнать ее из дома, или простить и жить дальше, как будто ничего и не случилось.

Креше: Правильно, решение должно быть общим. Мы вместе должны решить ее судьбу. Сердце подсказывает мне, что мы должны выгнать ее на улицу.

Жаркец: А мне моя гражданская совесть подсказывает, что мы должны сдать ее в полицию. Пусть отвечает за многомужество. Она преступила закон, и хорватский, и словенский.

Драгица: Не отказывайтесь от меня, мужья мои дорогие, не отказывайтесь. Я обещаю вам, что буду верной и хорошей, как и раньше. Только не отвергайте меня. Я без вас умру от тоски. Вы для меня — все на свете. Не отвергайте мою любовь, мою верность.

Жаркец: Да и для маленькой Матильды было бы лучше, если бы мы сохранили брак. И чтобы она не узнала о Креше, потому что для нее будет тяжелым ударом узнать, что ее мать…

Драгица: Разрешите мне любить вас обоих, как и раньше. И пусть все останется по-прежнему. Так будет лучше для нас троих.

Креше: А может, она и права.

Жаркец: И мне так кажется.

Драгица: Поверьте, я буду лучше, чем когда-нибудь, буду верной, как и раньше. Буду любить только вас двоих и никого больше на этом свете.

Жаркец: А что, если тебе не будет хватать нас двоих, и тебе захочется еще какого-нибудь мужчину?

Драгица: Этого не может быть. Я бы покончила с собой прежде, чем подумала бы изменить вам. Для меня наши браки — святыня. Когда я увидела вас, я сказала себе: этим мужчинам я могла бы быть верной до гроба.

Жаркец: Сучка.

Драгица: Что?!

Жаркец: Говорю, сучка!

Жаркец: Но почему?!

Жаркец: Мы знаем, что ты изменяешь нам с Николой.

Драгица вскрикивает и падает в обморок.

Креше: Ну, вот тебе. Опять потеряла сознание.

Жаркец: И должна была. И я когда узнал о Николе, чуть не потерял сознание.

Креше: Ну, ты теперь видишь, с кем мы живем? Ты видишь, на кого мы тратим свою жизнь?

Жаркец: Вижу, как не видеть. Как только она вошла в твой дом, сразу же запудрила тебе мозги. Ты едва можешь говорить. Она выдрессировала тебя больше, чем меня.

Креше: Почему ты так думаешь?

Жаркец: Ты снимаешь ей сапоги. Это даже не тапочки принести. Я никогда не снимал ей сапоги, никогда.

Креше: Так у нее же поясница болит.

Жаркец: Да какая поясница! Врет. Она без проблем не может.

Креше: А мне всегда говорит, что ей больно. Из-за поезда, от вибрации.

Жаркец: Может, у нее и болит что-то от вибрации, только не от поезда, а от вибраций Николы… Преступница!

Креше: Я бы лучше пинком выгнал ее на улицу, и дело с концом. И забыл. Навсегда.

Жаркец: И я. Но я боюсь, что для нас это будет конец семейной жизни.

Креше: Почему?

Жаркец: Мы больше уже не в состоянии ни петь серенады, ни жениться. Прошло наше время, понимаешь?

Креше: Понимаю, но я не хочу жить с такой сучкой. Она так влезла в мое сердце, что ничем не выбьешь. Она же наша красавица, любимая. Что бы мы были без нее — ничто. У нее свои недостатки, но и свои достоинства.

Жаркец: Ну, давай, перечисли эти достоинства.

Креше: Ну… я так сразу не могу вспомнить.

Жаркец: Ну, хотя бы только одно назови.

Креше: Только одно?

Жаркец: Да, назови мне хотя бы только одно ее достоинство, если сможешь.

Креше: Ну… это…

Жаркец: Назови… назови.

Креше: Она — женщина.

Жаркец: Это достоинство? Это ее самый большой недостаток. С ней бы было легче, если бы она не была женщиной.

Креше: Ты думаешь?

Жаркец: Сто процентов. Может, мы и не женились бы.

Креше: Это точно… Слушай, скажи мне откровенно, тебе она нужна? Если нет, отдай ее мне.

Жаркец: Отдать ее тебе?

Креше: Да.

Жаркец: Нет, не могу.

Креше: Ты же сказал, что у нее нет ни одного достоинства.

Жаркец: А если остальные женщины еще хуже нашей Драгицы?

Креше: Ну, у них хотя бы нет двух мужей.

Жаркец: Кто знает. Может, зато у них по четыре любовника.

Креше: Значит, у тебя все-таки есть интерес к этому… телу?

Жаркец: Ну… да. А у тебя?

Креше: И у меня. Что есть, то есть. Я бы хотел, чтобы она была лучше, но если нет, значит, нет.

Жаркец: И у меня лучше никого нет.

Креше: Что есть, то есть.

Жаркец: Приведем ее в чувства?

Креше: Подожди, разработаем тактику.

Жаркец: Хорошо, давай.

Креше: Слушай, я больше не хочу, чтобы она наставляла нам рога.

Жаркец: И я тоже.

Креше: Мы должны взять с нее слово, что она оставит Николу и больше никогда даже не подумает нам изменять.

Жаркец: И что ты думаешь, она сдержит слово?

Креше: Пусть знает, что мы сдадим ее в полицию, если она хоть когда-нибудь подумает нам изменить с третьим.

Жаркец: Да! В этом наше преимущество.

Креше: Давай, приводи ее в себя.

Жаркец берет стакан воды и выплескивает воду на Драгицу.

Драгица: Ой, ой…

Жаркец: Итак, наша верная жена, что нам можешь рассказать о своем Николе?

Драгица: Он… он… о нем можно и не говорить. Я даже не вышла за него замуж.

Креше: О, только этого нам не хватало.

Жаркец: Сучка!

Креше: Гадюка!

Жаркец: Как ты могла такое сделать?

Креше: Это что значит, мы были для тебя не очень хороши?

Жаркец: Разве тебе двоих мужей было мало?

Креше: Если ты это уже начала, то к концу жизни у тебя будет целый гарем. Или как это называется, когда у женщины много мужчин?

Жаркец: Объясни, преступница, если ты любишь только нас двоих, как ты могла сойтись с Николой.

Драгица: Я… знаете, это совсем не то.

Жаркец: Ты же говорила мне, что он умер перед тем, как ты родила Матильду. Что он выгнал тебя с животом и потом умер.

Драгица: Ну… это, он жив.

Жаркец: Вот, жив! И это твое объяснение. Я забочусь о его дочери, сделал из нее лучшую ученицу. Благодаря мне у Матильды все в порядке, она и дисциплинированна и с уважением ко всем относится. Я каждое утро готовлю ей бутерброды для большой перемены. Каждый день после обеда делаю с ней домашнее задание. А моя жена с ее отцом — развлекаются. Уже шесть месяцев!

Креше: Я же сказал тебе, что она обычная сучка, и ее надо в тюрьму, чтобы она пришла в себя.

Жаркец: И мне кажется, что так будет лучше для нас троих. И посмотрим, придет ли к ней в тюрьму ее Никола и принесет ли ей продукты и какой-нибудь любовный роман.

Драгица: Это не реальность. Это страшный сон. Это самый плохой день в моей жизни.

Креше: Завтра тебе будет еще хуже. А послезавтра — еще хуже, чем завтра, потому что дальше по жизни ты пойдешь одна, без двух старых дураков, которые были тебе во всем опорой.