Жаркец: (спокойным голосом) Ваши угрозы бессмысленны.

Креше: Забью до смерти!

Жаркец: (таким же спокойным голосом) Это первая реакция, первый шок. Потом вы ей все простите, как будто бы ничего и не было.

Креше: Никогда! Пока я жив, никогда!

Креше вдруг от крика переходит к плачу, начинает хныкать, как ребенок. Жаркец берет руками его голову, кладет себе на грудь, по-матерински гладит его по голове.

Жаркец: Успокойся, дружок, успокойся. Я знаю, как тебе сейчас.

Креше: (сквозь слезы) Как мне тяжело, как мне тяжело! Мама, мне так тяжело!

Жаркец: Успокойся.

Креше: Меня обманула моя верная жена, обмануло меня мое солнышко! Обманула меня сучка!

Жаркец: Успокойтесь.

Креше: (Плачет, плачет, скулит и плачет. Вдруг замолкает и отстраняется от Жаркеца. Смотрит ему в глаза, потом опускает взгляд, затем снова смотрит на него. Произносит тихим голосом.) Как это вообще возможно?

Жаркец: Я узнал об этом две недели назад, а подозревать начал два месяца назад.

Креше: Расскажите мне, все по порядку! Расскажите.

Жаркец: Слушайте. Жил я с ней такой же нормальной жизнью, какой живут все мужья, у которых жены работают проводницами. Драгица выезжала из Любляны в семь тридцать пять скорым «Арена». В Загреб приезжала в девять сорок четыре. Потом она была свободна до тринадцати пятидесяти пяти, когда экспресс «Медитеран» отправлялся в Сплит, где она по моему глупому предположению ночевала в Доме железнодорожника. На другой день она возвращалась поездом, который отходит ровно в…

Креше: Не доставай меня сейчас с расписанием поездов! Я знаю его наизусть. Как она нас так ужасно обманула? Как ты понял? Как узнал, что у нее есть другой?

Жаркец: Я должен признаться, что я ни о чем не догадывался 4 года, 9 месяцев и 23 дня. Ровно 4 года, 9 месяцев и 23 дня я думал, что живу с самой верной, самой лучшей и самой уважаемой женой на свете. Я думал, что я самый счастливый человек на свете, и что Бог любит меня больше, чем всех остальных словенцев. Для меня, который всегда был самым лучшим сторожем на заводе, где производят винты, и который никогда не вынес ни одного инструмента, ни единого винтика, ни кусочка такни, ни кусочка мыла… Для меня, о котором и мой директор господин Стане Грум говорил, что я самый лучший и самый серьезный сторож на нашем заводе, да и не только… Для меня было большой честью, что в мою жизнь вошла Драгица и ее дочь Матильда.

Креше: Дочь?! Господи, ты сказал «дочь»?! (Креше хватается руками за сердце)

Жаркец: Да, а что?

Креше: Ты сказал «дочь» и еще сказал «ее дочь», что значит, что она не твоя дочь… Она что не твоя дочь?

Жаркец: Нет, не моя.

Креше: О, Господи! Значит, у меня есть ребенок, а я и понятия не имею, что он есть. Это же можно сойти с ума!

Жаркец: Что с вами?

Креше: Слушайте вы, муж моей жены! Все в Сплите знают, что я не люблю детей. Я говорил Драгице еще до того, как мы поженились, что у меня в жизни нет вещей, страшнее детского крика и касторки. Я был старшим ребенком в семье. У меня три брата и три сестры. А мой младший брат родился, когда мне было уже семнадцать лет. И всю мою юность обкакал и обписал вместе с младшими сестрами и братом. С того момента, как я себя помню, и до двадцати пяти лет я должен был ухаживать за малыми детьми и мыть обкаканные попки, пока моя мать работала на фабрике рыбных консервов. В двадцать пять лет я сбежал из дому в матросы, только чтобы не жить в доме, полном малых детей. Ты меня понимаешь? А она со мной так… Она родила от меня ребенка, и я об этом ничего не знаю. Но я не хочу на старости лет носиться с пеленками!

Жаркец: Это не ваш ребенок.

Креше: Как не мой? А чей же, если не мой? Она родила его, когда я в последний раз, три с половиной года назад, плавал в Израиль. Меня не было дома семь месяцев. Это было мое прощальное плавание. Если бы она забеременела позже, я бы заметил ее живот.

Жаркец: Ребенок не ваш и не мой. Матильда родилась семь лет назад. Отец Матильды не вы, и не я, а кое-кто еще.

Креше: Кто же?

Жаркец: Известно кто. Никола.

Креше: Никола?

Жаркец: Да.

Креше: Предыдущий муж нашей жены?

Жаркец: Ну, он не был ее мужем, но был предыдущим. Но это правда, что он вошел в жизнь Драгицы до нас и ребенка ей сделал еще до нас.

Креше: Идиот!

Жаркец: Прошу вас о мертвых говорить только хорошо.

Креше: О мертвых?

Жаркец: Да. Никола умер через два месяца после рождения Матильды. Короче, Драгица когда-то давно работала у Николы в Новом Градишке, в кафе «Черная роза». Никола Драгицу долго добивался. И Драгица в результате полюбила его искренно и сильно. Драгица тогда мыла посуду и обслуживала гостей, когда одним летним вечером она поддалась его уговорам и пошла с ним. Потом забеременела. Она скрывала это. Но на пятом месяце это стало так видно, что скрывать дальше уже не имело смысла. И Никола выбросил ее на улицу. Затем она, несчастная, ушла к своей тете, которая была уже очень старая и больная, но которая помогала ей до самых родов. Матильда родилась семь лет назад. Никола ни за что не хотел признавать ее, как свою дочь. А через два месяца после этого с Божьей помощью он скончался от инсульта. Потом умерла и тетя Драгицы. Драгица вынуждена была освободить тетину квартиру, потому что она принадлежала какому-то предприятию, и стала переезжать с одной квартиры на другую, пока не встретила меня, ставшего для нее и Матильды настоящим спасителем.

Креше: И ты женился на женщине с ребенком?!

Жаркец: Да я должен признаться, что в момент, когда мы познакомились, она не упоминала о том, что у нее есть дочь. Мы гуляли, четыре раза сходили в кино и шесть раз в кафе. А потом, когда мы в шестой раз были в кафе, она спросила, не буду ли я против, если она выйдет за меня замуж. А я сказал, что так счастлив, что она меня об этом просит, что буду ей преданным мужем до гроба. Через двадцать дней после этого мы обвенчались, а через полчаса после венчания она сказала, что пойдет в свою квартиру, которую снимает, за вещами.

Креше: И?!

Жаркец: Она пошла и вернулась с вещами и с двухлетней девочкой.

Креше: А ты?

Жаркец: Удивился.

Креше: А она?

Жаркец: Она сказала: «Я надеюсь, ты не будешь против, если с нами будет жить моя дочь». А потом добавила: «Я тебе ничего не говорила о Матильде. Надеюсь, ты не будешь думать, что я это делала преднамеренно».

Креше: И вы взяли чужого ребенка?

Жаркец: Матильда в тот момент подошла к моим ногам, схватилась ручонками за мои брюки, посмотрела на меня своими глазками и сказала: «Ты будешь моим папой?». И я ответил: «Буду». Вот так вдруг я стал ее отцом и забочусь о ней, как о своем родном ребенке. Мою ее, глажу для нее, одеваю, гуляю с ней, вожу в школу. Всегда готовлю для нее горячие завтраки. И зимой, и летом. Благодаря мне, Матильда закончила первый класс на отлично. Я все задания у нее проверяю и раз в месяц хожу на родительские собрания. Я уверен, что она и второй класс закончит на отлично.

Креше: Я не могу поверить! У моей Драгицы муж и ребенок, а я об этом ничего не знаю. Но вы мне не рассказали, как вы обо всем этом узнали.

Жаркец: На сколько я помню, 4 года, 9 месяцев и 23 дня я был глуп и счастлив. Пока в один прекрасный день, вернее, ночь, когда мы спали, я не проснулся, чтобы сходить в туалет. Я встал с постели. Свет не зажигал, чтобы не разбудить Драгицу. Пошел к двери и ногой зацепился за тумбочку, на которой стоял ночник. Он упал. Драгица проснулась и говорит в темноте: «Креше, что случилось?» Я зажег свет. И когда она меня увидела, то так испуганно, как будто бы хотела кого-то другого увидеть, говорит: «О, Жаркец, это ты!». И тут меня прихватило. Я побежал в туалет. Но вернулся еще быстрее. Она назвала меня «Креше» да еще и удивилась, что увидела в своей комнате собственного мужа.