— Через день-два тройной оборонительный рубеж противника будет прорван. Я ставлю вам задачу перебазировать дивизию вот сюда. — Он обвел красным карандашом черный кружочек, около которого стояла надпись: Ной-Вельцев.

Вечером Шундриков доложил Рязанову о том, что аэродром Ной-Вельцев еще пока занят войсками противника.

— Необходимо выбить немцев и сесть на аэродром, — повторил Василий Георгиевич свой приказ.

И вот группа «илов», ведомая Шундриковым, подошла к аэродрому. Ее встретил сильный огонь зениток. Один из снарядов угодил в самолет ведущего. Комдив выбросился с парашютом из горящего «ила». При спуске его ранило. Приземлился он на нейтральной полосе. Первыми к нему подползли наши пехотинцы. Притащили раненого полковника в траншею. Хотели переправить в санбат, но он отказался.

— Позовите вашего командира, — попросил Шундриков.

— Я вас слушаю, — подошел к нему майор-пехотинец. Шундриков рассказал о категорическом приказе командира корпуса.

— Хорошо, — сказал пехотинец и отдал приказ готовиться к атаке.

...Короткая схватка, и фашисты, не выдержав натиска советских воинов, поспешно оставили аэродром.

Раненый Шундриков связался с Рязановым, доложил о выполнении приказа.

— Молодец, Владимир Павлович. А сейчас отправляйся в госпиталь.

Через час три полка штурмовиков и полк истребителей совершили посадку на аэродроме Ной-Вельцев, где была бетонированная взлетно-посадочная полоса. Благодаря этому штурмовики смогли вновь помочь танкистам Рыбалко и Лелюшенко.

Сейчас, в дни последнего штурма, когда фашисты дрались с отчаянием безысходности, Рязанов старался как можно чаще встречаться с летчиками-штурмовиками. Он хорошо понимал, что в настоящий момент многое зависит от моральной поддержки, от умелой работы с людьми.

...Василий Георгиевич прилетел в 144-й гвардейский штурмовой авиаполк, разместившийся в 160 километрах от Берлина.

— Майор Степанов с минуты на минуту должен прибыть, — доложил генералу начальник штаба подполковник Е. С. Иванов.

Скрипнули тормоза, и из «виллиса», доверху нагруженного немецким оружием — автоматами, пулеметами и фаустпатронами, вышел Михаил Степанов, высокий, светловолосый, с Золотой Звездой, блестевшей на гимнастерке.

— Это еще что за новости? — удивленно спросил Рязанов, показывая на оружие.

— Да тут такая история, товарищ генерал... — И Степанов рассказал командиру корпуса о своем необычном приключении.

...Вместе с воздушным стрелком Александровым Степанов возвращался на «виллисе» из штаба дивизии в полк. На большой скорости они проскочили густой лес. На опушке дорога делала крутой поворот. Машина едва не врезалась в колонну вооруженных гитлеровцев. Шофер резко затормозил. Остановились и немцы, хмуро поглядывая на Степанова. Майор встал во весь рост, властно поднял руку.

— Внимание! Солдаты и офицеры! — на немецком языке обратился он. — Вы знаете, что советские войска недалеко от Берлина. Поражение Германии неизбежно. Предлагаю сложить оружие.

Немцы молча рассматривали русского офицера с Золотой Звездой на гимнастерке, который стоял в машине под дулами десятков автоматов спокойно и открыто, никого не опасаясь.

Прошло несколько томительных секунд, и автоматы стали опускаться. Чувствуя гулкие удары собственного сердца, Степанов вынул портсигар:

— Битте! Гебен зи раухен.

Портсигар тотчас же опустел.

— Сергей! Принимай оружие! — приказал он Александрову и достал из кармана еще пачку сигарет...

Когда майор закончил рассказ, Рязанов сбил фуражку на затылок и сказал:

— Да-а-а. Будем считать, Миша, что тебе крупно повезло, потому как не оказалось среди них эсэсовцев. А вообще-то надо поосторожнее... Вызывай Бегельдинова.

Через несколько минут прибыл капитан Бегельдинов.

— Покажите планшет, — попросил его Рязанов. Летчик торопливо развернул карту. Генерал посмотрел и заметил:

— Вашей карты не хватит.

— Почему? Пятьдесят километров за линию фронта. Достаточно.

— Не совсем. Нужно подклеить еще лист... В общем, пойдете на Берлин со стороны Лукенвальде. Западнее города есть мост. Проверьте его. Далее — на Потсдам. Затем — домой. Высота полета — пятьдесят-восемьдесят метров. Насчет высоты не удивляйтесь. Полет предстоит очень сложный, и эта высота самая безопасная.

Сложив карту, Бегельдинов сказал:

— Разрешите лететь одному, без стрелка.

— Почему?

— Мне бы не хотелось ставить под угрозу жизнь товарища.

— Зачем же такие мрачные мысли? — Рязанов положил руку на плечо летчику. — Все будет хорошо. А что касается стрелка, то решайте сами.

...Бегельдинов держал курс на Берлин, докладывая командиру корпуса обо всем, что видел. Миновал Лукенвальде, до Берлина оставалось не более 20 километров. Неожиданно впереди показался аэродром, а на нем — истребители. Сделал крутой разворот и, дав газ, стал уходить... Обошлось.

Вскоре внизу показались пригороды Берлина. Мост через реку был запружен вражескими танками, бронетранспортерами, автомашинами с пехотой. Все это двигалось в четыре ряда.

— Разрешите нанести удар? — запросил Бегельдинов генерала.

— Атаку отставить! — голос Рязанова был резок.

В районе Потсдама немцы открыли ураганный зенитный огонь. Вот здесь-то Талгат не выдержал и, набрав высоту, бросил машину в пике на артиллерийские позиции. Нанес бомбовый удар, открыл стрельбу из пушек и пулеметов. Батарея замолкла. Бегельдинов сделал круг над Потсдамом, фотографируя позиции. Возвратился домой через два часа.

На командном пункте отважного разведчика уже ждал Рязанов. Он обнял и расцеловал пилота.

— Благодарю от души, Бегельдинов.

22 апреля стало решающим днем Берлинской операции. Гитлер принял решение: повернуть на восток армию Венка, действовавшую западнее и юго-западнее Берлина. 24 апреля начались первые атаки частей этой армии на участке Беелитц-Трейенбрицен. Гитлеровцы стремились прорвать фронт танковой армии Лелюшенко и 13-й армии Пухова, чтобы соединиться с окруженной юго-восточнее Берлина 9-й армией Буссе и затем вместе с ней выйти к столице. Таков был план Гитлера. Требовалось во что бы то ни стало сорвать его.

Первые попытки гитлеровцев совершить прорыв успеха не имели. В ночь на 26 апреля армия Буссе, окруженная юго-восточнее Берлина, предприняла отчаянные усилия вырваться в юго-западном направлении. Фашисты собрали в единый кулак пять дивизий. Это обнаружили штурмовики-разведчики Рязанова. Весь день самолеты 1-го и 2-го авиакорпусов бомбили и обстреливали врага. Они сожгли много танков, штурмовых орудий, транспортных машин. Гитлеровцы, не выдерживая ударов с воздуха, разбегались по лесам.

В это же самое время ожесточенные атаки с юго-запада предприняли части 12-й немецкой армии. Дорогу им преградили 5-й гвардейский механизированный корпус и войска правого фланга 13-й армии.

Кульминацией сражения за Берлин стали события 29 и 30 апреля. Гитлеровцы, доведенные до полного отчаяния, атаковали всюду, где им предоставлялась хоть малейшая возможность просочиться на запад. Поросшая лесом, изобилующая озерами и реками местность затрудняла нашим войскам наблюдение за противником как с земли, так и с воздуха.

...Свой КП командующий 4-й гвардейской танковой армией генерал-полковник Лелюшенко расположил южнее берлинских пригородов, в районе Беелитца, на плоской крыше одного из домов, откуда просматривалась местность далеко на юго-запад и северо-восток. Нашим войскам приходилось драться перевернутым фронтом. Причем линия его часто менялась, а в иных местах ее временами трудно было определить. Именно это обстоятельство больше всего беспокоило Василия Георгиевича Рязанова: немудрено угодить и по своим.

Свои опасения Рязанов высказал Лелюшенко. Дмитрий Данилович согласился и дал указания, чтобы обо всех изменениях расположения наземных войск немедленно сообщалось авиаторам.

— А то Рязанов может так ударить, — мрачно усмехнулся командарм, — что костей не соберут. Вон какая мощь в его руках.