Кончалась весна 1942 года... Заброшенное поле, начинающееся сразу за кленовой рощей, поросло лебедой и крапивой. С высоты оно казалось пустынным. Пролетавшие немецкие летчики видели лишь многочисленные островки деревьев, разбросанные по полю. Они не догадывались, что тут идет бурная прифронтовая жизнь, а зеленые островки — не что иное, как тщательно замаскированные советские самолеты.

...Ночные бомбардировщики возвратились перед самым рассветом: бомбили позиции гитлеровцев по ту сторону Барвенковского выступа. Ранним утром 12 мая три наши армии перешли в наступление на Харьков. И сейчас солдаты батальона аэродромного обслуживания выводили из убежищ немногочисленные штурмовики. В небе уже барражировали «лагги».

Командующий маневренной авиационной группой Юго-Западного направления генерал-майор авиации Василий Георгиевич Рязанов еще ночью прибыл на передовую в расположение артдивизиона. Все эти дни его беспокоила тревожная мысль, не слишком ли доверился он армейским разведчикам, которые доложили о полной безопасности на флангах. Эта мысль исчезла, едва он прильнул к окулярам стереотрубы.

Рязанов видел, как пехота достигла первого рубежа обороны противника и завязала рукопашный бой, как дрогнули и неровной цепью побежали назад фашисты. Сердце гулко забилось: такую картину он не наблюдал, пожалуй, с прошлого года, когда его штурмовая авиадивизия участвовала в освобождении Ростова-на-Дону. «Ну что же, маршал Тимошенко прав: для немцев наше наступление явилось неожиданностью, — подумал Василий Георгиевич. — Армейские разведчики, видимо, поработали неплохо, и моим летчикам действительно делать было нечего».

Тем временем атакующие устремились ко второй линии траншей, но вдруг залегли под плотным артиллерийским и пулеметным огнем. Рязанов неотрывно смотрел в стереотрубу, он понимал, что залегшая пехота лишилась сейчас самого главного — фактора внезапности. «Черт возьми! Теперь срочно надо подавить огневые точки. И лучше всего авиацией», — мысленно решил он, но только досадливо махнул рукой.

Уже более получаса наблюдал генерал за действиями своих штурмовиков и был ими очень недоволен. Сначала «илы» четко выполнили поставленную задачу — обстреляли первую траншею, но потом их действия стали хаотичными и неуверенными. Вместо удара по второй траншее они бомбили что-то далеко за передовой. «Растяпа ты глухонемой, а не командир!» — обозвал себя Рязанов. По складу своего характера этот сухопарый, высокого роста генерал не мог примириться с ролью пассивного наблюдателя. «Еще тактику в академии преподавал, — продолжал казниться Рязанов, — так неужели придумать ничего не можешь?»

Решение было простое и надежное: наводить штурмовики на цели по радио, вот прямо отсюда, с земли. Генерал не выдержал — отправился к себе в штаб, который располагался в сорока километрах от фронта. «Надо сейчас же осуществить эту идею, помочь наступающим частям».

...Из блиндажа, отрытого под старыми кленами, на Рязанова повеяло такой тишиной, что он недоверчиво огляделся. Солнечные лучи едва пробивались сквозь ажурные листья, в тени тучами роились комары. Рязанов, приподняв осунувшееся от бессонных ночей лицо, прислушался: тонкое комариное пение всегда его успокаивало. Мысль командующего маневренной авиационной группой заработала четко и ясно. Спустившись в блиндаж, он приказал вызвать начальника штаба, а сам, вытерев пот со лба, снял гимнастерку и повесил ее на спинку самодельного стула. Достал из кармана пачку папирос, закурил...

Вдруг снаружи несколько раз что-то глухо ухнуло, с потолка посыпалась земля. Вбежал адъютант Рязанова. Лицо его было бледным.

— Товарищ генерал, немецкие танки!

— Что за ерунда? Откуда здесь, за десятки километров от фронта, немецкие танки? — Василий Георгиевич удивленно поднял брови. Его серые глаза выражали крайнюю степень удивления.

Опять ухнуло, и что-то тяжелое упало на перекрытие блиндажа. Рязанов бросился к выходу, но дверь не открывалась. Погасив волнение, он прислушался.

— Деревом вход завалило. Сейчас мы его оттащим. — Он узнал тревожный голос начальника штаба.

— Дьявольщина! — Василий Георгиевич поспешил к амбразуре.

В бинокль он увидел танки, которые, маневрируя между деревьями, вползали с опушки в кленовую рощу. Пальцы невольно дрогнули, когда разглядел на башнях белые кресты. Опустив бинокль, резко вырвал из красной эбонитовой коробки трубку полевого телефона:

— Немедленно поднять все самолеты! Слышите, все!

Фашисты увидели, как в полутора километрах от рощи упали маскировочные сети, и советские самолеты после непродолжительного разбега начали отрываться от земли, набирая высоту. Танки, словно в раздумье, резко замедлили ход, потом повернули к летному полю. Там цель была намного заманчивее, чем какая-то траншея с подозрительным бугорком.

Рязанов на минуту перевел дух: «Кажется, пронесло... Успели бы только взлететь до того, как захлопнется эта ловушка».

Тем временем начальник штаба и двое бойцов с трудом оттащили в сторону поваленный снарядом танковой пушки могучий клен, освободив дверь блиндажа. Рязанов с адъютантом смогли наконец покинуть помещение. Застегивая пуговицы на гимнастерке, Василий Георгиевич приказал:

— Штабу и всему хозяйству отходить на восток. Танки могут вернуться.

Мысль его лихорадочно работала, и он уже понял причину своей недавней тревоги. Армейские разведчики все-таки прошляпили танковые дивизии врага, незаметно скопившиеся на флангах у самого основания Барвенковского выступа. А сейчас круг замкнулся, и наши наступающие армии оказались внутри его. Вот почему так неожиданно фашистские танки появились здесь, в тылу, в сорока километрах от передовой.

«Это мне урок, — подумал Рязанов. — Ведь хотел проверить авиацией, да отговорили, убедили, что с земли виднее». Позднее, вспоминая об этой неудачной операции, Василий Георгиевич напишет: «С юга во фланг нам ударили танки Клейста. Они выскочили ко мне на аэродромы, нужно было под огнем танков выводить свои самолеты в другие места, а потом бить по танкам противника на тех аэродромах, с которых мы только что ушли».

Лишь к утру следующего дня небольшая группа авиаторов вышла к запасному командному пункту. Здесь генерала ждал срочный вызов в Москву...

Главнокомандующий ВВС генерал-полковник Александр Александрович Новиков, уставший после бессонной ночи, сидел в кабинете за массивным столом, знакомился с личным делом генерал-майора авиации Рязанова. Он обратил внимание на некоторые совпадения в биографии Рязанова и своей биографии. Например, оба они до армии учительствовали, оба были призваны на военную службу в 1920 году, с этого же года состоят в партии.

Отложив дерматиновую папку в сторону, Александр Александрович приказал офицеру-кадровику:

— Вызвать генерал-майора Рязанова завтра на девять ноль-ноль.

Новиков лично подбирал кадры для вновь создаваемых авиационных армий резерва Ставки Верховного Главнокомандования.

На другой день адъютант доложил главкому о прибытии Рязанова. В кабинет вошел стройный генерал с орденом Красной Звезды на груди, взгляд его серых глаз был спокоен и внимателен. После крепкого рукопожатия Новиков спросил:

— Со штурмовиком Ильюшина хорошо знакомы?

— Да. Летал сам и обучал других.

— Мы решили назначить вас, товарищ Рязанов, командующим второй армией. Как вы на это смотрите?

— Благодарю за доверие, товарищ генерал-полковник. Готов выполнить любое задание Родины!

— Обратите особое внимание на радиосвязь. Это очень важно, — заметил Новиков. — Разработанной тактики боя крупных соединений штурмовой авиации пока нет, а она очень нужна. Именно вам и предстоит ее выработать... Командирами дивизий к вам назначены полковники Родякин, Каманин...

— Каманин Николай Петрович? Герой Советского Союза?