То же чудесное видение, показавшееся ослепительным лорду Моунт-Сиверну, поразило своим блеском и красотой всех зрителей. И только дочери миссис Дучи, отличавшиеся самой заурядной внешностью, одетые в темные шелковые платья, вытянули свои и без того длинные носы, а их достопочтенная мамаша тяжело вздохнула:

– Нужно пожалеть бедную сироту. Некому объяснить ей, как следует одеваться.

Этот концерт, как, впрочем, все провинциальные концерты, тянулся очень долго. Прошло уже довольно много времени, когда напудренный лакей лорда Моунт-Сиверна в ливрее и шелковых чулках поднялся по лестнице и, раскланявшись, попросил у стоявших возле дверей джентльменов позволения пройти. Остановившись при входе, он долго блуждал беспокойным взглядом по зале, прежде чем заметил мистера Карлайля.

– Позвольте вас спросить, сэр, – обратился он вежливо к Арчибальду, – не знаете ли вы, где сидит моя леди?

– На другом конце залы, возле оркестра.

– Я, право, не знаю, как мне пробраться к ней через эту толпу, – посетовал слуга. – А мне необходимо предупредить миледи, что милорду стало гораздо хуже.

– Я сам позову ее, – сказал мистер Карлайль.

Недовольный шепот послышался среди зрителей, когда Арчибальд, не обращая ни на что внимания, начал пробираться к леди Изабелле.

– А я уж думала, что вы не придете поговорить сомной, – сказала ему девушка. – Какой славный зал! Мне так весело!

– Зал прекрасный! – согласился Карлайль, размышляя о том, как сообщить девушке грустное известие. – Лорд Моунт-Сиверн чувствует себя не очень хорошо, – прошептал он, наклонившись к ней, – он прислал за вами карету.

Изабелла сразу же встала и, объяснившись с миссис Дучи, взяла мистера Карлайля под руку. Присутствовавшие с удивлением посмотрели на удаляющуюся пару. Вскоре Изабелла в сопровождении Арчибальда уже спускалась по лестнице. Карета подъехала к подъезду, и лакей тотчас отворил дверцу. Садясь в экипаж, Изабелла обратилась к мистеру Карлайлю с вопросом:

– Отцу совсем плохо?

– Да, миледи, но думают, что он доживет до утра.

Пронзительный крик вырвался из груди девушки. Боясь упасть, она невольно ухватилась за руку мистера Карлайля.

– Умоляю вас, успокойтесь. Быть может, все закончится благополучно.

– Не могли бы вы поехать со мной? – спросила Изабелла.

– Конечно, я не позволю вам ехать одной.

С этими словами он затворил дверцу кареты и сел рядом с кучером.

– Ну, теперь гони, не жалей лошадей, – приказал мистер Карлайль кучеру. – Иначе леди Изабелле станет совсем плохо от беспокойства.

– А завтра ей, бедняжке, будет еще хуже, – отозвался кучер. – Я служу у них уже пятнадцать лет, сэр, она на моих глазах выросла. Бедный граф!

– Такие приступы случались с ним уже не раз, – заметил Карлайль. – Возможно, все еще кончится хорошо.

– Да, сэр, но этот приступ не такой, как все другие. И потом эти летучие мыши, – прибавил кучер таинственным голосом, – не предвещают ничего хорошего. Это верный знак, что в доме будет покойник.

– Какие еще летучие мыши? – спросил Карлайль.

– После того как мы отвезли леди Изабеллу на концерт и вернулись назад, меня сразу же вызвала наша ключница миссис Мейсон. Когда я вошел в библиотеку, она сидела в кресле, облокотившись на подоконник. «Что это вам вздумалось открыть окно? – удивился я. – На улице мороз». – «Подойдите сюда и посмотрите сами», – ответила она мне резко. Я подошел к окну. Никогда за всю свою жизнь, сэр, я не видел ничего подобного. Летучие мыши носились тучами. Все они хлопали крыльями, бились о стекла и подлетали так близко, что задели бы нас, если бы мы не захлопнули окно. Вскоре после этого, сэр, в доме начался переполох. Милорд почувствовал себя очень дурно, и доктор сказал, что подагра дошла до желудка и угрожает сердцу.

– Но может случиться так, – настаивал мистер Карлайль, – что, несмотря на подагру и летучих мышей, граф все-таки оправится.

Кучер только покачал головой и, круто повернув лошадей, въехал в ворота замка. Через несколько секунд карета остановилась у подъезда, и миссис Мейсон вышла навстречу леди Изабелле. Мистер Карлайль помог девушке выйти из кареты. Она побежала в комнату отца, а Карлайль отвел ключницу в сторону и спросил:

– Есть ли какая-нибудь надежда?

– Ни малейшей, сэр, он умирает.

Граф лежал без памяти и никого не узнавал. Смерть уже наложила на его лицо свою печать. Леди Изабелла не проронила ни одной слезы, но внутренне содрогалась при одной мысли о смерти отца.

– Неужели ему не станет лучше? – шепнула она на ухо доктору.

– Надежды мало, – признал доктор.

В эту минуту в комнату вошел мистер Карлайль. Ему также бросилось в глаза мертвенное лицо лорда Моунт-Сиверна, и он решил расспросить доктора об истинном положении дел. Заметив, что оба хотят удалиться, леди Изабелла приблизилась к Арчибальду.

– Не уходите! Когда он проснется, ему будет очень приятно увидеть вас. Он ведь так вас любит!

– Я вовсе не собирался уходить, леди Изабелла.

Грум, посланный за докторами, вернулся и привез еще троих. Когда осмотр был закончен, Изабелла спросила, есть ли хоть какая-нибудь надежда помочь ее отцу. Врачи переглянулись, но никто из них не решался ответить.

– Не молчите же! – воскликнула девушка. – Скажите мне правду! Я его единственная дочь!

Доктора решили удалить девушку из комнаты графа, так как приближалась страшная агония. После долгих уговоров Изабелла ушла в библиотеку. Она подошла к огромному камину, в котором горел яркий огонь, и прислонилась горячим лбом к мраморной доске.

– Мистер Карлайль, – позвала она, не поднимая головы.

– Я здесь, – отозвался молодой человек, последовавший за ней в библиотеку, – что я могу для вас сделать?

– Вы видите, что я покорилась вашим увещеваниям, покинула комнату отца, но теперь вы должны приходить сюда и сообщать мне, в каком он состоянии.

– Ваше желание будет исполнено, – ответил Карлайль, поспешно выходя из библиотеки и оставляя леди Изабеллу вдвоем с еегорничной.

К утру девушка встревожилась еще сильнее. Арчибальд приносил ей известия из комнаты больного, но он, разумеется, смягчал факты. Изабелла не могла понять, почему ее не пускают к отцу, и, потеряв терпение, чуть было не поссорилась с мистером Карлайлем.

– Что я вам сделала? – восклицала она с горечью, стараясь сдержать душившие ее рыдания. – Почему вы так жестоко поступаете со мной? Я сижу здесь, словно в заключении. По вашей милости эта томительная ночь показалась мне в десять раз длиннее. Послушайте, когда умирал ваш отец, вас разве не пускали в его комнату?

– Простите меня, милая леди Изабелла, я не могу пустить вас к больному.

Видя, что все усилия бесполезны, она залилась слезами и снова отошла к камину.

– О, мой бедный, милый отец! Ведь у меня никого нет, кроме тебя… – прошептала она.

– Ваши чувства мне понятны, и, быть может, уже в сотый раз за эту ночь я желаю – простите мне эту мысль, – чтобы вы были моей сестрой, тогда я смог бы лучше выразить вам свое сочувствие и утешить вас.

– В таком случае скажите мне правду. Скажите, почему меня не пускают?

– Я боюсь, я полагаю… – пробормотал мистер Карлайль.

– Вы меня обманываете! Мой отец умер! – воскликнула она.

– Нет, леди Изабелла, клянусь вам, я вас не обманываю: он еще жив, но конец уже близок.

Девушка упала на диван и уткнулась лицом в подушки.

– Он покидает меня, покидает навеки! О, мистер Карлайль, умоляю вас, дайте мне взглянуть на него, дайте мне с ним проститься!

– Я пойду узнаю, возможно ли это.

Она кивнула, и Карлайль вышел из библиотеки. Он пробыл в комнате графа всего несколько минут.

– Ну что?.. – спросила леди Изабелла, когда Арчибальд вернулся. – Могу я пойти к нему?

Мистер Карлайль сел возле нее, взял за руку и с грустью посмотрел ей в лицо.

– Как бы мне хотелось вас утешить, – проговорил он.

При этих словах Изабелла смертельно побледнела.