Месяц спустя.

— Извините за опоздание! — произношу я, вламываясь на русский.

Любого другого бы убили на месте (ну или нотацию читали бы пол урока: падение нравов, всеобщее отупение, мы играем в школу…), но мне можно, да и первый раз за год опаздываю, поэтому учительница только улыбается:

— Победительница наша идет. Проходи, Сашка. Вот незадача, только «н» поставила.

— А чего на сей раз победительница? — Позади уже все девять олимпиад, из них выигран только английский, результатов математики я еще не знаю, но, похоже, сейчас мне скажут.

— Сама догадаешься или мне потратить урок на долгие похвалы в твой адрес? — усмехается русичка. Знает ведь, чего я терпеть не могу, и подкалывает. Какое–то у нее сегодня настроение хорошее. А когда у нее хорошее настроение, мне достается сильнее, чем при плохом.

Сажусь на место. Сегодня я сижу с Олегом. Опять болтать будем, ну да ладно. Ему уже никакая дисциплина не поможет, мои же пятерки никто не осмелится заменить чем–то пониже: медалистка же.

— Чего опоздала? — улыбается Олег. — Опять остановку проехала?

— Нет, от тебя заражаюсь. — Он у нас опаздывает всюду: ко врачу, на концерт, даже тупо гулять, и я его частенько этим подкалываю. Но не говорить же правду: слишком долго рассказывать, получу нагоняй за разговоры на уроке.

На самом деле, я опоздала, потому что с утра залезла в «контакт» и увидела сообщение от Максима: «Сборник вышел. Когда можно тебе его отдать?».

Что за сборник? Кто такой Максим? Да, за этот месяц много изменилось… Ну, слушайте.

С Максимом мы неожиданно разговорились на самой первой и нудной олимпиаде — по русскому. Если вы олимпиадник, то знаете не хуже меня, что на русском, математике и обществознании обычно не хватает парт, и участников начинают сажать по двое. Вот нас и посадили. Чуть не выгнали за разговоры, между прочим.

Как только мы нашли друг друга Вконтакте, Максим быстренько вычислил мой блог и написал что–то по этому поводу. Ну, я и брякнула, что у меня был еще один, с рассказами. У Максима оказалась некая туча связей, и через пару дней он предложил мне напечатать с десяток рассказов в каком–то сборнике. И вот результат.

Видите, сколько текста? На уроке и половины не выболтать. Да и доверяю ли я Олегу настолько? Нет, доверяю, но начнутся же вопросы, намеки, подколки. А я слишком «человек в футляре», чтобы не стараться этого избежать.

Это я тут полстраницы набрала, в реальной жизни же разговор продолжался:

— Плохо я на тебя влияю, Сашка–рифмушка! — смеется Олег.

— Ах ты… звезда мирового масштаба!

Мое высказывание, как вам понятно, имеет отношение к его амбициям. «Рифмушка» же — всего лишь эвфемизм. Какая самая распространенная детская дразнилка для Саш, Даш и Маш? Сашка… как Сашка. Вот только без второй «с». Я уж не помню, кого из нас так дразнили, меня или Машу, когда мне пришло в голову поправить Олега. С тех пор и пошло.

Олег произносит еще что–то из нашего арсенала ругательств, мы смеемся, и нам все же делают замечание. Мой сосед по парте тут же изображает примерного ученика: руки сложены на столе, спина прямая, взгляд устремлен на учителя. Никого не обманет, но смешно. Продолжать болтать сразу после того, как на вас обратили внимание, по крайней мере неразумно, но русский язык слишком скучен, поэтому я бужу свою вторую сущность и начинаю трепаться.

За этот месяц мы совершенно срослись и перестали считать друг друга чем–то чужеродным. Несколько дней, когда олимпиады еще не начались, а меня снова начала мучить депрессия, «квартирант» меня даже подменял. Я сидела в отдаленной комнатушке сознания и преимущественно спала и фантазировала (внутри собственного мозга можно даже реализовывать эти фантазии, не прилагая никаких усилий), а мое тело под управлением второй личности успешно справлялось с учебой и общением. Потом я все же вышла на свет Божий и устроила допрос:

— Как это вообще случилось? А то я не помню: сижу, читаю — и оба–на: сижу и читаю в другом месте.

— Просто твой депресняк весьма и весьма опасен, а тебя нужно беречь. А книгу в мозг встроить — это вообще легко.

— Ну хорошо, а как ты справился с копированием моего поведения? — Почему–то мне нравится говорить о нем в мужском роде.

— В меня вживляют все воспоминания «клиента». Это единственное, чего я не могу забыть никогда. А на основе воспоминаний можно сделать очень и очень много. Тут и рефлексы, и «встроенные» модели общения с конкретными людьми, и формулы для решения задач.

— Ты не устал?

— Спал по семь с половиной часов в день, это для меня много. Главное было тебя запереть понадежнее да книгами обеспечить, чтобы точно не пришлось просыпаться.

— Ах ты…

— Сама такая!

Вот мы и перешли на тот тон, каким я общаюсь с друзьями. Теперь он мне еще ближе.

На олимпиаде по физике я чуть не обратилась к нему за помощью, даже попросила формулу подсказать. На что услышала:

— Тебе так сильно нужно пройти на областной этап или проверить свои знания все же важнее?

На областной тур мне совсем не было надо. Поэтому тогда я набрала всего три или четыре балла и совсем не расстроилась. А «области» что? У меня и так их две штуки на носу. Счастье есть!

— Вот видишь! — откликается «симбионт», которому надо все же придумать имя. — И вовсе не обязательно из окон сигать.

— Я уже понимаю, что была эгоистичной дурой, можешь не напоминать.

— Ну вот, ты стремительно взрослеешь, и мне предстоит лет семьдесят смертельной скуки.

— Не дождешься!

Олег с удивлением наблюдает, как я вдруг ни с того ни с сего начинаю смеяться.

— Ты точно ненормальная! — сообщает он.

— Знал бы ты, насколько! — Эта фраза банальна донельзя, но она очень к месту в качестве окончания повествования. Не, ну а серьезно, что дальше будет интересного? Точнее, будет–то много, но до всего этого еще ждать и ждать. Побуду покамест обычной, среднестатистической школьницей. Ну, не совсем обычной… Вон как раз что–то про меня говорят:

— Да, кстати, оценки за ваши сочинения. Две пятерки — Макеева, пять–четыре…

Дальше идет разочарованный вой получившего «три–два» Олега, всевозможные «йес!» и ругательства остальных. Жизнь продолжает свое мерное и усыпляющее течение.

— Не смей говорить, что жизнь скучна, а то снова запру! — немедленно откликается квартирант.

— Сильно недосплю — свистну.

Как хорошо иметь соседа по мозгу! Интересно, у кого–нибудь из моих знакомых есть такой же или я действительно одареннее их всех?..

Темнота, пролетающие мимо звезды. Как старая заставка Windows, только с эффектом присутствия. Странный сон. Пустой, но не холодный. И редко во сне случается вот так вот это осознавать и характеризовать. Скорее это происходит по пробуждении, если что–то остается.

Пространство, быстро меняющее свое положение относительно меня (вычитано в учебнике физики). Сколько меня? Я не один и не одна. Меня много. Нас. Нас много, не меня, хотя учителей здесь нет и некому поправлять.

Голова немного кружится, как когда сильно хочется спать. Или как иногда во сне перед самым пробуждением. Странно, что об этом думается. Странно, что эта странность замечена. Мы куда–то рассасываемся…

Андрей–старший.

Он повернулся на бок и открыл глаза. Какое–то незнакомое место. Может быть, все смены тел и душ ему привиделись, и он в психушке? Нет, банально. Та–а–ак, а это уже интересно.

Его кровать стояла у одной стены, а у другой спал тот, с кем приходилось делить оболочку. «Приходилось» — неправильное слово, но не в этом дело.

— Андрей, просыпайся! — позвал Андрей–старший.

Андрей–младший.

— Андрей, просыпайся!

— Не так же громко! И вообще, сегодня не рабочий день! Я спать хочу!

Слова вылетали сами, скорее по привычке, чем из–за недовольства. Он сел в постели и огляделся. Продрав глаза, увидел говорящего. Потом узнал голос.