— Ты уж извини меня, Кондратий Афанасьевич, — попросил я прощения. — Шинель и пилотка твои здорово подпутали. Впервые я брал языка.

— Впервые! Если бы не махорка под пилоткой, так и не узнал бы ты мое имя. Ну, да ладно. Война. А этот чертенок–то — баба. Лиха, лиха. Люблю таких.

Осмотр самолета показал, что крупными осколками пробиты основные баки, порваны антенны радиопередатчика и радиокомпаса. Сергей Наместников быстро наладил аварийную арктическую рацию и связался с нашей передающей радиостанцией Главсевморпути, расположенной в Теплом Стане. Мы дали свои координаты и попросили сбросить на парашютах две бочки бензина, объяснив, что садиться у нас рискованно из–за глубокого снега, а на облегченной машине мы сможем сами взлететь. Баки же залатаем собственными силами.

Как только рассвело, наши опасения усилились. До передовой было не больше восьми — десяти километров. Тщательно замаскировав самолет снегом и ветками, Кекушев и Наместников занялись ремонтом баков, благо, летая на ледовую разведку, необходимый материал и инструменты мы всегда возили с собой, а для запуска моторов имели вспомогательный агрегат, так что в аэродромной технике мы не нуждались.

Осмотр поля показал, что взлет хотя и сложен, но возможен. В полдень, во время сеанса связи, нам сообщили, что в сумерках горючее будет сброшено, и просили в это время давать радиопеленги, что наш аварийный агрегат тоже позволял. В то время такие агрегаты стояли только на самолетах полярной авиации. Старший группы десанта, когда узнал об этом, был просто поражен:

— Нам бы, разведчикам, такой самолет, — с завистью проговорил он и рассказал, что они, попадая в такие ситуации, вынуждены были бросать или уничтожать свои самолеты, поскольку запустить моторы, даже если бы они и починили самолет, не могли.

В точно назначенное время Сергей встал на радиовахту, связался с вылетевшим к нам самолетом и стал давать ему пеленги. Через сорок минут самолет был над нами. Сбросив две бочки горючего, после разворота он низко прошел над полем и, покачав крыльями, взял курс на восток. Закончив радиосвязь, Сергей, улыбаясь, прочитал нам радиограмму от экипажа: «Фронтовиков–профсоюзников братский экипаж поздравляет с боевым крещением. Надеемся на встречу на Центральном аэродроме».

— Узнаю по стилю. Это, похоже, кто–то из наших, забронированных. Экипаж Бузаева? — сказал Орлов.

— Точно. Радист сообщил, что вчера они пришли из Красноярска, и Новиков Валериан Дмитриевич дал им команду выручать нас.

Подтащив бочки к самолету, переносной электропомпой перекачивали горючее в центральный бак и стали опробовать моторы.

— Танки! — вдруг раздался крик нашего наблюдателя, выставленного на излучине реки.

Из пилотской кабины было видно, как с севера, вдоль правого берега, по направлению к нам, быстро двигались два танка. В сгущавшихся сумерках было трудно понять чьи.

Мы выскочили из самолета и столкнулись к подбежавшим старшим группы.

— В окопы, без паники! Приготовить противотанковые гранаты! — крикнул он.

Мы быстро укрылись в брошенные немецкие окопы, тянувшиеся вдоль берега. Танки приближались. Снег комьями летел из–под гусениц, выхлопные газы шлейфом тянулись за ними. И вдруг танки, рассредоточившись, встали, медленно поводя стволами орудий в нашу сторону.

— Все! Хороший был самолет! — услышал я голос Кекушева.

— Да это наши! Тридцатьчетверки, и звезды! Смотрите! — звонко закричала девушка и, выскочив из окопа, махая руками, пошла навстречу танкам.

— Назад! Крючок! — отчаянно крикнул старший.

— Да наши же! Смотрите, звезды на бортах! — ответила девушка.

Один из танков медленно двинулся ей навстречу, отсекая девушку от нас. Мы замерли: что–то будет? На его борту мы ясно увидели красную звезду.

— А, черт! А ведь и правда наши! — крикнул кто–то. И мы тоже выскочили из окопа, размахивая руками. Танки направились к нам, из открытых люков виднелись краснозвездные шлемы, а на броне сидела наша девушка.

— Кто такие? Откуда здесь аэродром?! — из первого танка выскочил молодой офицер с петлицами капитана.

Увидев Кекушева в кожаном меховом пальто и шикарной морской фуражке, расшитой золотом, он вытянулся перед ним.

— Капитан Федоров. Выполняю разведку. Нашего аэродрома здесь не числится, а потому вынужден был принять необходимые меры!

— Да, капитан, если бы не наша девушка, сожгли бы самолет! — выступил вперед старший десантников.

Капитан смущенно переминался с ноги на ногу и с восхищением посматривал на Крючка. Перезнакомились. Вскоре на подогревной самолетной печке в большом котле Сергей Наместников вместе с танкистами начал варить ужин. Посыпались шутки, смех и взаимные расспросы. По просьбе Орлова танкисты провели несколько раз танки по поляне, примяли снег, сделали вполне сносную взлетную полосу. Проба моторов показала их безукоризненное состояние. За общим ужином под весенним небом авторитет Кекушева вновь поднялся у танкистов, когда из объемистой фляги он разлил каждому по сто граммов фронтовых. Выпили за победу, за боевую дружбу, за нашу девушку Крючок. Потом сменили выставленную охрану, дав и ей возможность приобщиться к общему веселью. Еще раз осмотрев полосу взлета и попрощавшись с танкистами, заняли свои места в самолете. Уже стемнело. Взлет по одному костру, зажженному в конце полосы, вопреки ожиданию, прошел легко и быстро. Не делая круга над оставшимися танкистами, чтобы не привлечь к ним внимания немцев, мы взяли курс на Москву и через сорок минут сели на бетонной полосе Центрального аэродрома, В зале аэровокзала нас встречал Новиков. Иронически улыбаясь, Валериан Дмитриевич сказал:

— Ну, как? Навоевались? Ах, ребята, ребята! Ну что мне с вами делать? Придется к Папанину отправлять, только он умеет с вами разговаривать.

Мы молча выслушивали добродушное ворчание Валериана Дмитриевича, зная, что в душе он одобрял наши действия, к тому же старший группы десантников наговорил ему о нас столько хорошего, что мы невольно прониклись уважением к самим себе.

— Вот что, друзья. После ремонта машины будете выполнять полеты между Москвой, Куйбышевом и Мурманском. В мае пойдете в ледовую разведку Баренцева и Карского морей. Не будет загрузки на трассах — разрешая отдельные полеты по заданию военного командования. Отдельные! — подчеркнул он. — Все! А теперь отдыхайте!

Тепло попрощавшись, мы расстались.

Три дня в Москве пролетели молниеносно. Я бродил по улицам столицы, вглядывался в лица москвичей, они были настороженные, и суровые, но в то же время и гордые, уверенные в своей силе.

В квартире была тоскливая пустота, жена уехала куда–то с фронтовой бригадой актеров Большого театра, и только ее лаконичная записка подтверждала, что я нахожусь все же в своем доме. Но даже эта одинокая пустота обжитого дома, после наших ночевок в гостиницах и на аэродромах, дарила тепло.

Потом начались полеты, и все опять завертелось в огненной карусели. Каких только заданий нам не приходилось выполнять! Благоухающих «шанелью» диплома! ов сменяли тяжелораненые бойцы и офицеры в грязных прожженных шинелях, пахнувших горелым мясом. В фюзеляже размещались ящики с взрывчаткой, боеприпасы, оружие, продукты питания, медикаменты, которые мы сбрасывали отрезанным частям. В дни взятия Севастополя гитлеровцами ходили на его последний аэродром, на мыс Херсонес. Оттуда из–под шквального огня вывезли тяжелораненых и тюки каких–то важных документов. Возили высокую комиссию по уничтожению элеваторов в прифронтовые города, где при стремительном прорыве фашистских полчищ местные власти не успевали уничтожать зерно, и комиссия на ходу придумывала, как спасти или уничтожить хлеб, чтобы он не достался врагу. Враг наступал, он был еще очень силен, но крепла уверенность в победе, и радовал наступивший порядок на фронтах. Чумной коричневый поток подкатывался к Волге, но в отступлении перед этой нечистью уже не было паники. Сдерживая время, со спокойной уверенностью отходили наши части. С боем отдавали каждый метр земли. Спокойнее чувствовал себя в полетах и наш экипаж. Более четко и организованно стала работать земля: аэродромы и средства воздушной обороны. Мы уже не боялись своих истребителей и зенитчиков, которые не так давно в неразберихе преследовали и обстреливали любой самолет малознакомой конструкции, невзирая на его бортовые знаки. Летать над своей территорией стало легче и безопаснее. Освоились мы и с тылами врага. Знали размещение его средств ПВО, радио– и светомаяков, коды передач метеоданных по немецким аэродромам, коды их светомигалок, которые мы использовали как ориентиры в ночных полетах.