— Я слышал в Кебине, что тебя захватил Геншед, — снова заговорил Кельдерек. — Как это случилось?

— Отец отправился на тайную встречу с генералом Сантилем — даже я не знал куда. Один из наших арендаторов сказал мне, что Геншед рыскает по нашей провинции. Ну я и подумал: что бы отец хотел, чтобы я сделал, — за что похвалил бы меня по возвращении. Я решил матушке про Геншеда не говорить — она велела бы мне не высовываться из поместья. Мне показалось, будет правильно посоветоваться с дядей Сильдайном, мужем папиной сестры. Мы с ним всегда хорошо ладили, и я подумал: уж он-то знает, что делать. Я взял своего слугу, и мы отправились в путь.

— И случайно наткнулись на работорговца? — спросил Кельдерек.

— Я повел себя как неразумное дитя. Сейчас я это понимаю. Мы с Тороком остановились на привал в лесу и напрочь забыли об осторожности. Геншед убил Торока из лука, прямо в горло попал — стреляет мерзавец метко. Я все еще стоял на коленях над Тороком, когда Горлан и Живорез набросились на меня и повалили наземь. Геншед понятия не имел, кто я такой, — я оделся в дорогу по-простому. А когда я сказал, Горлан предложил немедленно отпустить меня, пока против них не поднялась вся округа, но Геншед и слушать не стал. Думаю, он хочет добраться до Терекенальта, а потом потребовать выкуп. Так он получит гораздо больше, чем за меня дадут на невольничьем рынке.

— Но взять в плен твоего слугу он не счел нужным?

— Да, и странно, что он взял вас. Всем известно, что Геншед торгует только детьми. У него есть свой рынок сбыта.

— Рынок?

— В Терекенальте. Знаете, что он делает? Даже другие работорговцы такими делами не занимаются. Мальчиков он оскопляет и продает… ну, людям, готовым заплатить за них. А девочек… думаю… думаю, девочкам приходится и того хуже.

— Но здесь же нет девочек — только эта малышка.

— Раньше были. Я вам скажу, что произошло после того, как меня захватили в плен. Геншед решил не возвращаться в Палтеш и направился на север. Разумеется, нам он ничего не стал объяснять, но я думаю, весь Саркид поднялся на мои поиски, и все дороги в Палтеш наверняка были перекрыты. Ко времени, когда мы достигли северного Лапана, нас было больше пятидесяти человек, мальчиков и девочек. Там была девочка примерно моего возраста, Ривой звали, — из таких милых тихих скромниц, которые ни разу в жизни не покидали дома. Я так и не узнал, почему ее продали Геншеду. Так вот, Горлан и Живорез, они ее каждую ночь… ну вы понимаете.

— И Геншед позволял?

— О нет. Вообще-то, такое не допускается, конечно. Но он не вполне в них уверен, видите ли. В походах Геншеду без них не обойтись, а кроме того, они слишком много знают и вполне могут выдать его властям, если захотят. В отличие от других работорговцев, Геншед надсмотрщиков не нанимает. Он поступает хитрее: выбирает двоих особенно жестоких и бессердечных мальчишек и обучает нужным навыкам. А когда возвращается в Терекенальт, избавляется от них и для следующего похода выбирает новых. Во всяком случае, я так слышал.

— Тогда почему они на него работают?

— Отчасти потому, что быть надсмотрщиком всяко лучше, чем рабом. Но дело не только в этом. Геншед выбирает мальчиков, которые охотно подчиняются его влиянию, поскольку восхищаются им и хотят быть похожими на него.

— А та девочка, Рива?

— Она покончила с собой.

— Каким образом?

— Однажды ночью, когда с ней был Живорез, она ухитрилась вытащить у него из-за пояса нож. Он не заметил, занятый своим паскудным делом, и она закололась.

— Жаль, что она не заколола его и не пустилась наутек.

— Риве такое никогда не пришло бы в голову. Она была беспомощна и вне себя от горя.

— Где вы переправились через Врако? — спросил Кельдерек. — Да и как?

— В восточном Лапане мы встретились с другим работорговцем, неким Нигоном, который работал по разрешительному документу, выданному ортельгийцами. Я слышал, как Нигон предупредил Геншеда, что армия Сантиля ускоренным маршем идет на север и ему лучше уносить ноги, пока еще можно. Сам Нигон собирался вернуться в Беклу.

— Но так и не вернулся. Попался в плен к йельдашейцам.

— Правда? Я рад. В общем, пытаться добраться до Беклы Геншеду не имело смысла — разрешения-то на торговлю у него нет. Поэтому он двинулся единственным возможным путем — через Тонильду. Мы шли со всей посильной для нас скоростью, но каждый раз, когда останавливались, слышали позади шум йельдашейского войска.

— Как же выжила твоя девчушка?

— Она умерла бы уже через несколько дней, но я почти все время нес ее на руках — я и еще один мальчик, по прозвищу Заяц. У меня перед ней клятвенный долг покровительства и защиты: она дочь одного из наших арендаторов. Мой отец ожидал бы, что я о ней позабочусь, чего бы мне это ни стоило, и я стараюсь как могу.

С ними поравнялся Живорез, и пару минут они брели в молчании. Кельдерек видел впереди детей, которые еле плелись с опущенными головами, безмолвные и безучастные, как изнуренные животные. Когда горбун зашагал вперед вдоль вереницы, со свистом рассекая хлыстом воздух, никто не поднял глаз.

— Когда мы добрались до Теттит-Тонильды, Геншед узнал, что йельдашейцы по-прежнему двигаются на север, но уже отклонились к западу от нас и практически отрезали нам путь в Гельт и Кебин. В Теттите он продал всех девочек, кроме Шеры. Он понимал, что они не выдержат тягот путешествия.

Шера пошевелилась и захныкала на плече Кельдерека. Подавшись вперед, Раду погладил ее по головке и прошептал что-то на ухо — видимо, какую-то шутку, понятную им двоим, ибо малышка хихикнула, невнятно пролепетала несколько слов и тотчас снова погрузилась в дрему.

— Вам доводилось бывать в северной Тонильде? — спросил Раду.

— Нет. Я знаю, что местность там дикая и пустынная.

— Там нет дорог, и по ночам было страшно холодно. Одеял у нас не было, а костров Геншед не разводил, опасаясь йельдашейских разведчиков. Тем не менее тогда у нас еще оставался хлеб и сушеное мясо. От истощения и усталости свалился только один мальчик, и Геншед вздернул несчастного на дереве, а нас заставил стоять вокруг и смотреть. Не знаю, сколько он мог бы за него выручить, но не разумнее ли было бы дать бедняге отоспаться ночью, а утром посмотреть, сможет ли он продолжить путь? Говорю вам, Геншеда не деньги интересуют. Он просто помешан на изуверстве и насилии.

— Наверное, он тогда разозлился… потерял голову от бешенства?

— Трудно сказать, теряет ли он вообще когда-нибудь голову. Его жестокость сродни жестокости насекомого: непредсказуемая, холодная и совершенно естественная — естественная для какой-то недочеловеческой сущности, которая таится где-то внутри, а потом — р-раз! — и прорывается наружу, как молния сквозь тучи.

Они вышли на берег ручья. Горлан загонял в него детей одного за другим, а Геншед, стоявший по пояс в воде посередине потока, хватал каждого подбредающего к нему мальчика за плечо и толкал к противоположному берегу, где его вытаскивал Живорез. Кельдерек, с девочкой на руках, поскользнулся на слизистом заиленном дне и упал бы, если бы не Геншед. Надсмотрщики сыпали проклятьями и орали на детей не умолкая, но сам работорговец не произносил ни слова. Когда наконец все переправились через ручей, Геншед протянул руку Живорезу, выбрался на берег и обвел взглядом детей, повелительно щелкая пальцами. Те из них, кто в изнеможении упал наземь, с трудом поднялись на ноги, и через несколько секунд работорговец двинулся дальше вглубь леса.

— Когда мы увидели Врако — перепугались до смерти, — продолжил Раду. — Бурный поток шириной с половину полета стрелы и громадные камни по всему руслу. Я поверить не мог, что Геншед собирается перебраться через него с тридцатью изможденными детьми.

— Но ведь ниже Кебина река непреодолима, — сказал Кельдерек. — Это всем известно.

— Геншед придумал способ переправы еще в Теттите. Он отправил Горлана, переодетого гуртовщиком, в Кебин. Дал ему денег для подкупа стражников у брода, но они, похоже, просто так его пропустили. Горлану было велено дойти до излучины, где река поворачивает на восток, и высматривать нас на другом берегу. Но все равно Геншед полдня ходил взад-вперед, пока его не нашел. Места там очень дикие и пустынные.