— Молодчина! — похвалил Силинь, имея в виду скорее всего не собаку, а Лигиту. — Заметила преследователя и постаралась сберечь хотя бы деньги.

— Не лучше ли все же добровольно отдать бандитам кошелек? — усомнился Стипран.

— Попробуйте сделать это, когда вас усыпляют без предупреждения… Ну, за дело, товарищи. Гулбис надо отвезти домой и еще до рассвета вернуться, иначе люди пойдут на поезд и затопчут все следы. Куда девался Андж?

— Едет!

Действительно, в промежутках между деревьями, стоявшими, словно живая изгородь, засветились желтые галогенные глаза микроавтобуса. Скрылись, снова возникли, затем фары высветили четкую дорожку просеки, ведшей к шоссе. И внезапно сноп света наткнулся на что–то большое, черневшее в паре десятков шагов от нас.

Это был брошенный среди леса автомобиль. «Жигули–супер–люкс» чернильного цвета. С багажником на крыше. И на заднем стекле его виднелась зеленовато поблескивавшая надпись: «Милый, не спеши!»

II

Ночное дежурство закончилось. Пока в кабинете начальника оформляли документы по приемке–сдаче, я сидел в залитой утренним светом операторской и пил кофе, принесенный из дому новой сменой. Позже они пополнят свои запасы в вокзальном буфете, недобрыми словами поминая сантехников, которые до сих пор не могут найти трещины в столетнем лабиринте водопроводных и канализационных труб. Здание Управления милиции одновременно ремонтировали и снаружи, и сквозь заляпанные окна местами пробивались острые солнечные лучи, безжалостно показывая разницу между обликом «моих» и «чужих» девушек. Только что пришедшие на смену источали жизнерадостность и энергию, сменявшиеся пытались с помощью губной помады и прочей косметики замаскировать следы бессонной ночи: бледные, пересохшие губы, круги усталости под глазами, морщины от бессонницы, разрушавшие уже наложенный слой пудры. Козлов прав: есть области, в которых женщины не должны работать, как бы ни влекло их туда сознание ответственности или магнит романтики. Даже я, проведя здесь лишь двенадцать часов, чувствовал себя разбитым и только и мечтал поскорее попасть в постель; им же еще предстояло выстоять очередь в магазинах, завернуть на рынок, накормить мужей завтраком, проводить детей в школу и прибрать в квартире.

Сон одолевал меня, и все же домой я не пошел. Хотелось дождаться Козлова и Силиня и узнать, что они собираются предпринять теперь. Вторая половина ночи почти не продвинула расследование. Придя в себя, Лигита Гулбис долго не могла сообразить, как она очутилась в своей постели. Розенберг даже посоветовал оставить ее в уверенности, что все происшедшее было лишь дурным сном. Лишь понемногу в ее сознании обрисовались очертания страшного приключения, но и они были крайне туманными. Среди леса ей показалось, что она слышит за спиной шаги. Она оглянулась, даже окликнула, но безрезультатно. Тогда она попыталась убедить себя в том, что слышит отзвук собственных шагов, но все же пустилась бежать и сбилась с дороги. Когда она остановилась, чтобы сориентироваться, то ясно услыхала звук шагов и сопение. Она хотела спрятаться, но преследователь был уже совсем рядом. Она успела лишь забросить в кусты кошелек: жаль было двухнедельной зарплаты. Затем выбежала на открытое место, где казалось все же надежнее, чем среди деревьев. И там он внезапно вырос перед нею. Лигита не успела ни закричать, ни даже испугаться по–настоящему, почувствовала только, что чужая рука закрыла ей рот и нос чем–то мягким и удушливым. Потом ее словно бы поднимали, несли, она ощущала то озноб, то жар, словно от топящейся печи… Ничего больше в своей памяти Лигита Гулбис воскресить не могла.

— Как он выглядел? Узнали бы вы нападавшего? — спрашивал Силинь. — Может быть, хоть по голосу?

— Он все время молчал. И потом, эта темнота вокруг… Было очень страшно.

— На вас напал один или их было несколько?

— Не знаю, ничего не знаю, — шептала Лигита. — У меня нет больше сил.

Голова ее упала на подушку, глаза закрылись — она уснула.

— Не волнуйтесь, — успокоил ее мужа Розенберг. — Я впрыснул ей еще и снотворное. А мальчик ваш завтра будет здоров, как огурчик. Легкие чистые, разве что небольшая краснота в горле. Продуло, наверное, много ли такому надо. А вообще парнишка бойкий, в отца. — Доктор попытался похлопать Гулбиса по плечу, но выше лопатки дотянуться не смог. — Будет баскетболистом.

Осмотр места происшествия задал еще несколько загадок. В ожидании трассологической экспертизы Ратынь и Силинь осмотрели место невооруженным глазом. В окрестностях удалось заметить следы лишь двух машин: милицейского микроавтобуса и угнанных «жигулей». Рисунок шин глубоко впечатался во влажный песок и, покрытый утренней росой, блестел, как только что обожженная керамика. Следовательно, отпадала самая достоверная из выдвинутых Силинем гипотез — что Лигита Гулбис нечаянно наткнулась на третьего соучастника угона, ожидавшего в условленном месте со своей машиной, и тот, так сказать, для препровождения времени решил ограбить, а может быть и изнасиловать женщину. При дневном свете версия эта растаяла, как иней на заре. Возникла целая вереница неопровержимых возражений. Почему он пришел пешком и так же удрал? Почему испугался членов своей же шайки?

Частичный ответ возник после осмотра машины. Обе ее фары оказались разбитыми. Было бы слишком опрометчивым пытаться выехать из леса без света.

— Что–то у меня не контачит, — Ратынь первой заметила странное несовпадение. — Как можно разбить фары, не повредив крылья или хромированные ободки?

— Могло отскочившим камнем, — осторожно предположил Силинь, но тут же спохватился: — Обе? Нет, это скорей с умыслом.

— Кто же?

— Человек, не желавший, чтобы его узнали, погнались…

— Иными словами, чужой?

— По–моему, логично.

— И все же — нет! — категорически заявила Ратынь. — Меня всегда настораживают такие удобные варианты с неизвестным злоумышленником, который появляется и исчезает, когда мы не в состоянии доказать виновность задержанных. По–моему, угонщики приехали первыми, поджидали согласно уговору другую машину, затем, услышав чье–то приближение, спрятались в кустах. А когда увидели, что это одинокая женщина — напали на нее…

— Иными словами — вытащили из кармана флакон с эфиром, который на всякий случай постоянно возят с собой, затем один раздел ее, другой тем временем расколотил фары, потом они подхватили ее вещички, оставив взамен машину, и пустились наутек. Так, по–твоему? Нет, душа моя, так можно импровизировать без конца. Без Валдиса Ребане нам в этом не разобраться.

— Эксперты тоже не ясновидцы.

— Они хотя бы не берут свои теории с потолка. Дадут отпечатки пальцев, увидим, работала ли наша старая клиентура или какие–то новички. В разгар лета никто не станет взламывать машину в перчатках.

Правое окошко «жигулей» было опущено, через него можно было дотянуться до перчаточного ящика. В нем, свидетельствуя о педантизме и осторожности Попика, лежали щетки стеклоочистителя, оставленные его женой бельевые квитанции и полиэтиленовый мешочек с мятными леденцами, о котором владелец машины не обмолвился ни словом.

…Из кабинета начальника, наконец, показался Силинь. Он ничуть не удивился, увидев, что я околачиваюсь здесь уже битый час. Словно бы это было моей обязанностью, за которую мне деньги платят! Я поднялся ему навстречу, но лейтенант остановился у телефона и набрал номер Попика, даже не взглянув в блокнот.

— Вы слушаете?.. Через двадцать минут за вами заедет наша «волга», чтобы вы опознали вашу машину… Да, все приметы совпадают, но эта формальность необходима… Хорошо, дадим вам повестку, предъявите на работе… Нет, бензин пока не нужен, к Управлению доставим ее сами… К вечеру, когда эксперты закончат осмотр… Если до сих пор пострадали только фары, то и у нас ее не разденут… Это вы требуйте с госстраха. Скажите лучше, не держите ли обычно в машине, ментоловые леденцы — ну, зеленые, какие сосут, чтобы отбить запах алкоголя?.. А ваша жена?.. Откуда мне знать — может быть, чтобы отвыкнуть от курения… Ясно, не за что, и вам тоже спасибо.