Любовь моя… значит ли это что-нибудь? Эллин сурово напомнила себе, что она и Симон знакомы меньше одного дня. Он играл, и это была игра, в которой он был знатоком. Его партнерши, несомненно, имели такой же опыт, хорошо понимая правила игры.

— Да, — наконец сказала Эллин. — Я очень рада, что встретила вас.

Он снова поцеловал ее в губы. Она почувствовала его триумф, и ее снова охватил страх. Если он предложит ей это, то романтический сон закончится. И Эллин была уверена, что сегодня или завтра он сделает ей такое предложение.

Сквозь туман, повисший над морем, виднелись гребни гор.

— Родос, — сказал Симон у нее над ухом, и Эллин повернулась, улыбнувшись в знак приветствия.

— Этим утром вы встали раньше меня.

— Я хотела увидеть восход солнца.

— Одну минуту… смотрите, появился край малинового шара; весь мир вращается вокруг него. — Сейчас он стоял сзади нее, и его худые смуглые руки, скользнув вокруг тела, взяли ее ладони, покоящиеся на перилах. Эллин наклонилась к нему мягким движением и затрепетала, прислонив макушку к его подбородку.

— Посмотри туда, дорогая. Это Родос — остров роз.

Она лишь кивнула. В ее горле пересохло, и подкатил ком боли и отчаяния из-за приближавшегося прощания с Симоном. Они стояли одни на палубе. Было тихо, лишь шумело море. Все еще спало, но солнце, всходя на востоке, пробуждало мир.

Эллин задумчиво посмотрела вдаль, на остров, который назывался Родос… дом Симона. Место, где они скажут друг другу «прощай». Она плохо спала, и ей показалось, что он тоже не смог заснуть. Это была последняя ночь, которую они провели вместе.

Она с волнением вспомнила ночь, когда Симон сделал ей предложение, которого она ожидала. Тогда они оба стояли на палубе в лунном свете, его слова были мягкими и скучающими. Корабль разрезал волны, и была слышна спокойная, тихая музыка, которую играл оркестр в ночном клубе. После некоторого колебания она отказала ему и подумала с поникшим сердцем, что это конец, что Симон найдет себе более сговорчивую партнершу. К ее крайнему изумлению, ее отказ был встречен с удивлением, но без гнева. Его удивлению не было границ; очевидно, он ожидал быстрой и страстной капитуляции. Ее ответ на его уговоры вызвал у нее бессонницу, и она сказала себе, что она дура, ее идеалы совсем несовременны. Зачем преждевременно прерывать приятное времяпрепровождение, терять Симона, когда она только что нашла его? Почему не быть просто Эстеллой? Тогда жизнь будет гораздо легче.

В ту бессонную ночь она думала о том, что Симон не будет ждать ее утром у бассейна. Они больше не будут вместе завтракать, вместе танцевать, вместе загорать. Они больше не будут целоваться под звездами, и Симон не обнимет и не прижмет ее к себе своими сильными руками. Это было такое короткое и невыразимо сладкое время, которое она никогда не забудет. Но теперь все закончилось. Симон обратит свое внимание на кого-нибудь другого.

Как же она ошиблась! На следующее утро он ждал ее около бассейна, и они вместе позавтракали. И они все время были вместе, посетив Ратмос и Кос по дороге в Родос. Они вместе осмотрели достопримечательности на этих островах. Симон купил ей несколько вещей, которые она сама себе никогда не купила бы, даже несмотря на то, что у нее осталась большая часть тех денег, которые дала ей тетя. С каждым днем Симон становился все нежнее, его ухаживания — деликатнее и красивее. Теперь казалось невозможным, что они распрощаются, не договорившись встретиться снова — где-нибудь, когда-нибудь.

Но одно обстоятельство сильно беспокоило Эллин, отнимая у нее чувство уверенности: Симон никогда не спрашивал ее о доме, работе или жизни в Англии. Он ничего не знал о ней, и, казалось, его это не интересует. Несколько раз она делала робкую попытку рассказать ему правду о своей работе, о Джинкс и тете Сью. Но для Симона это не представляло абсолютно никакого интереса. Если бы ему понадобилось что-то узнать о ней, он спросил бы, и она тогда ответила бы сразу на все вопросы. И поскольку Симону это было безразлично, она не рассказывала ему о своей жизни, и после шести дней идиллии они ничего не знали друг о друге.

— Когда мы причалим? — спросила она после некоторого колебания дрожащим, хриплым голосом.

— Через два часа или около того.

— Два часа, — она все еще прижималась к нему, ощущая своей головой его подбородок.

— Почему так печально, любовь моя? — его руки, перед этим гладившие ее спину, повернули ее лицом к нему. Он взял ее руки в свои и стоял долго, глядя на них. Он не ожидал ответа на свой вопрос, потому что во время ее молчания на его лице появилось вопросительное выражение.

— Никаких колец… у вас нет колец, Эстелла? Ни одного кольца с бриллиантом для ваших чудесных пальчиков?

Казалось, ее сердце выпрыгнет из груди, она едва расслышала свой собственный голос:

— Нет, Симон. У меня нет. У меня нет никаких колец.

Наступила тишина, затем Симон сказал со странной интонацией в голосе:

— Такие красивые руки — и ни одного кольца с бриллиантом. Вам нужно кольцо с бриллиантом, любовь моя.

У нее закружилась голова. Неужели он имел в виду обручальное кольцо? Конечно так, с чего бы еще он упомянул о кольце с бриллиантом? Она посмотрела на него сияющими глазами и, не подумав, робко пробормотала:

— Вы хотите сказать, что вы… вы собираетесь подарить мне? — тут она остановилась, почувствовав себя неловко, потому что она поняла смысл сказанного. Что он подумал о ней? В подобной ситуации мужчина делает предложение, и лишь он имеет право говорить. Конечно, он сочтет ее слишком торопливой, — подумала она, закусив от злости на себя тубу из-за того, что вырвалось у нее импульсивно. Однако к ее сильному облегчению, Симон, казалось, не заметил ее поспешности — или он хорошо скрыл это, — так как он улыбнулся своей привлекательной улыбкой и, снова показав на солнце, изменил тему разговора с быстротой, которая поразила ее.

— Взгляни, Эстелла, — сказал он, прижавшись к ее волосам, — оно стало похожим на грушу.

Она повернулась в его объятиях, уже не чувствуя себя столь счастливой. Она чувствовала себя очень странно, поскольку он, должно быть, говорил о кольцах, чтобы сделать ей предложение. И, кроме того, ее озадачивало то, что их не интересовало прошлое друг друга. Эллин подумала о том, что она солгала ему. Она вспомнила о Джинкс и тете Сью, и сразу появилась масса проблем, таких больших и непреодолимых, что ей не захотелось даже думать о них.

— Да, оно похоже на грушу — как будто море хочет затолкнуть его обратно, не желая отпускать.

— Это обман зрения, — Симон слегка коснулся губами ее волос и потом воскликнул: — Вот, оно поднимается!

Перед красотой этой картины у Эллин захватило дух, хотя она не в первый раз видела такой восход. Первые три дня она выходила на палубу раньше всех, но, встретившись с Симоном, она поздно ложилась спать: он не хотел ее отпускать, да и у нее самой не было большого желания уходить. Поэтому, она не могла вовремя проснуться, чтобы застать восход солнца. Прошлая ночь была одной из бессонных, лишь пара часов тревожного сна, и в четыре она зажгла свет и попыталась заняться чтением. Но было невозможно сосредоточиться, ее мысли возвращались к расставанию с Симоном. Она была вынуждена признать, что влюбилась в него, хотя все время мужественно боролась с этим безрассудством. Странно, что сердце и ум, принадлежащие одному человеку, действовали по-разному, независимо от воли их владельца. Отношение Симона к ней, его нежность и ласки, подарки, которые он покупал ей на каждом острове, несмотря на ее возражения, — все это давало ей надежду, что он, возможно, тоже влюбился в нее. Но, по мере того, как шло время, полное отсутствие интереса к ее прошлому чувствительно задевало ее. Если бы его намерения были действительно серьезными, он, конечно, захотел бы все узнать о ней и, в свою очередь, рассказал все о себе.

Они стояли, а солнце поднималось все выше, и малиновый блеск его увеличивающейся дуги был все ярче. Он коснулся перистых облаков и изменил их жемчужный цвет на шафрановый. Блестело море, переливаясь миллионами огней и подчеркивая великолепие и впечатление от восхода солнца на Востоке. Безучастное к этому прекрасному представлению небо мягкого голубого цвета обещало хороший день.