Километра через полтора впереди замаячили первые домики, и мужичонка, прекратив тараторить что-то о темных играх недемократично настроенных политиков, махнул рукой: «Вот, мы почти у цели»… И действительно, вскоре указал на калитку, ведшую к одной из дач:

— Пожалуйста, проходите сюда.

Нертов отметил, что дача кажется необжитой. Краска на ее стенах облупилась, двор зарос травой, в которой валялись редкие проржавевшие консервные банки. Мужичок, подозрительно поозиравшись, открыл дверь строения простым ключом, который вполне мог быть заменен и гвоздем. Затем он шагнул внутрь, пропустил туда Алексея и, снова подозрительно глянув на пустынную улицу, запер дверь изнутри.

Нертову порядком начала надоедать эта игра в секретность, но он молчал, не желая до времени обострять отношения с этим, видимо, хозяином дачи. А тот снова попытался продолжить рассказ о происках врагов демократии, предлагая одновременно гостю проходить в комнату. Но едва Алексей шагнул из полутемной прихожей на свет, как этот свет тут же померк — юрист попался также, как недавно «браток»-часовой в квартире Александрыча.

Тогда Нертов, спасая своего друга, рубанул расслабившегося бандита по шее, а затем разобрался с остальными гостями. Сегодня же непозволительно расслабился сам. Тщедушный хозяин дачи, только что несший всякую чушь из области политики, вдруг очень профессионально ударил сзади…

Сколько раз Алексей зарекался не верить первому впечатлению о человеке, которое бывает обманчивым! Теперь, лежа связанным в подвале дачного домика, он мог повторить про себя это еще раз. А между тем «хозяин», сидя на ступенях, ведущих вниз, уже не придуриваясь, монотонно излагал пленнику его дальнейшую судьбу. По его словам выходило, что труп папы-Горина уже давно гниет в окрестностях Питера. А теперь также будет гнить и сам Нертов. Или не гнить. Причем, никакой органайзер никому больше не нужен. Поэтому выторговывать жизнь в обмен на информацию не надо. И вообще торг неуместен. Готовиться надо только к смерти.

— Ты уж не обессудь, — «хозяин», словно оправдываясь, пожал плечами, — но ты — профессионал, я — профессионал, поэтому каждый должен делать свое дело. Мне велено тебя убрать именно таким способом. И я выполню задание. А что разговариваю с тобой — так это только из уважения. Старость, наверное…

Рот у юриста был заклеен скотчем, так что он не мог прервать монолог киллера. Но тот, словно угадав крутившийся в голове пленника вопрос, ответил, что не знает, кто и за что убил Нину Климову.

— Там вообще дело темное. Меня заказчики тоже спрашивали, что думаю об этом, но что им сказать? Не мой профиль… А тебя велено спалить. Только ты, парень, шибко не бойся. Когда я дачу подожгу — дым вниз пойдет. Так что ты быстро уснешь… Пожарные, сам понимаешь, километрах в сорока, даже не поедут, а местные — им тоже не светит в огонь прыгать и там по подвалам шарить. А из одной колонки на все садоводство и костер-то с трудом зальешь. Ну, прощай, что ли… — и киллер полез из подвала.

Юрист увидел, как хлопнула крышка наверху и его последняя тюрьма погрузилась во тьму. Еще он слышал, как наверху двигают что-то тяжелое. «Наверное, на всякий случай какой-нибудь ящик сверху ставит», — понял приговоренный.

Вскоре потянуло едкий запах дыма, начавшего просачиваться сквозь щели люка подвала. Нертов непроизвольно рванулся, но веревки были завязаны профессионально — даже встать возможности не было. «Все, отвоевался. А труп папы-Горина уже гниет в окрестностях Питера», — вспомнились некстати слова киллера…

— Что они говорили вчера?.. Куда уехал Алексей? — Женевьева продолжала настойчиво требовать ответа от Милы, несмотря на то, что собеседница уже раза три подробно рассказала все, что могла. — И все-таки, постарайся мне объяснить, почему ты думаешь, что Николя и Леша поссорились?

— Да потому, что я — профессиональный психолог, и, кроме того… — Мила на секунду запнулась, но решительно продолжила: — Кроме того, я люблю Алексея и поэтому чувствую его состояние…

— А я — профессиональный сыщик, — парировала Женька, — хотя и из Франции. И кроме чувств, мне нужны хоть какие-нибудь факты, намеки. Ну, цепочки ассоциаций, что ли. Эта-то терминология тебе понятна?

— Мне и так все понятно, — Мила встала с дивана. — Алексей и твой друг в беде. Надо срочно связываться с профессионалами… нашими профессионалами, — подчеркнуто сухо взглянув на разгоряченную Женевьеву, закончила разговор Мила, направляясь к телефону…

Когда в квартиру на Чайковского ввалились Гущин и умудрившийся сбежать из больницы Юрий Александрыч, обе девушки были настроены не менее решительно. Выслушав их повествование, Александрыч по привычке, на правах старшего, проворчал, что теперь мужчины будут думать, а женское дело — разобраться с чаем на кухне. На это Женька демонстративно уселась в кресло поближе к старому сыщику, закинув ноги чуть ли не на спинку и заявив, что она — тоже сыщик, причем не менее опытный, чем некоторые, так как еще не получала в собственной квартире по голове. Александрыч недовольно кхекнул, но связываться с фурией в мини-юбке не стал. А Мила, меж тем, тихо вышла на кухню ставить чайник.

Затренькал телефон. Александрыч, проворно схватив «трубу» и услышав голос абонента, сник. Оказалось, это звонила вдова Раскова, которая тоже хотела поговорить с Алексеем, но не могла его разыскать.

Закончив неприятный разговор, Александрыч буркнул, что в следующий раз пусть это делает Женевьева, раз уж считает себя великой сыщицей, а он — старый опер и не в состоянии слушать больше женские истории…

Когда Мила вернулась с кипящим чайником, то положение не прояснилось — никто не понимал ни куда исчез Арчи, ни почему Нертов, поехавший на встречу, хотя бы не отзвонился.

Между тем, время до грядущих выборов в Законодательное собрание сократилось еще на один день.

Он не знал, почему из многочисленных кафе на этой окраинной улице выбрал непритязательный павильон под вывеской «Черновцы». Хотя нет, уже подойдя к стойке, он понял причину. Сейчас сентябрь. Та история тоже случилась в сентябре. И недалеко от Черновцов.

Он взглянул на бармена. Тот лениво поднял голову и тотчас всем видом изобразил максимальную услужливость: с таким клиентом надо быть приветливым и расторопным.

— Сто «Абсолюта» и томатный сок. Через десять минут повторишь водку, — сказал вошедший.

Официант торопливо закивал: не беспокойтесь, будет сделано. После этого мужчина сел к столику возле окна. Около минуты он задумчиво глядел на рюмку с водкой, потом опрокинул ее одним залпом и лишь чуть-чуть пригубил томатный сок.

Выпив водку, мужчина направил взгляд на противоположную стену, где были намалеваны горы так, как их представлял неизвестный художник: устрашающие вершины, которые могут принадлежать и Кавказу, и Гималаям, и Альпам. Однако посетитель думал о других горах, точнее, о той давней истории, после которой он уже никогда не видел ни Балканы, ни Карпаты…

Микроавтобус «мицубиси» обычно доезжал из Сербской Краины до России за три дня. Конечно, самолетом из Будапешта было бы быстрее. Но ни одна из авиакомпаний никогда не согласилась бы взять на борт то, что лежало в багажнике этой машины.

Все трое сидевших в «мицубиси» — Василий Петренко, Виктор Буров и Тимур Файзулаев — знали, что по законам любого из пяти государств, по которому должен был проехать микроавтобус, их занятие являлось криминалом. Но моральных сомнений не было ни у кого.

Во-первых, они солдаты, пусть и добровольцы. А солдат всегда должен иметь при себе оружие. Ибо фронт — понятие относительное. Когда несколько лет назад они решили, что военная наука, полученная ими на родине, нужнее всего в Боснии, с той поры они забыли разницу между фронтом и тылом. Враг может нанести удар, где ему заблагорассудится. А милиция никогда не пришлет на похороны мирного гражданина официального представителя, который принесет извинения за то, что и сами не уберегли человека от смерти, и под страхом Уголовного кодекса не позволили ему защититься самому, когда парочка других граждан пожаловала к нему на квартиру с одной незамысловатой целью — убить.