«В чем же дело? — думал Алексей Нертов. — В чем, не знаю, но дело плохо — это точно».
Когда к нему неожиданно пришла жена Раскова, Алексей не узнал ее сразу. Слишком непохожа была заплаканная женщина без макияжа, с дрожащим голосом и руками на ту, которую Нертов некогда видел в квартире Палыча — эдакое воплощение одновременно шарма, любви и добродетели. Нертов понял, что если бы в этот вечер ему предстояло вылетать из Питера, гипотетическое путешествие пришлось отложить, ибо отказать Клавдии Андреевне он не смог бы ни за что.
Алексей успел мимолетом подумать, как быстро закончился самый спокойный период в жизни за последние пять лет. Еще совсем недавно казалось, что гадостная полоса осталась позади. Он смог защитить доверенную его профессиональному попечению дочь предпринимателя Даутова, даже когда умер ее отец, и отстоял ее финансовые интересы в схватке с алчными компаньонами. В результате Нина не только уцелела, но и стала хозяйкой объединения «Транскросс», а Алексей — фактически ее женихом и отцом ребенка. Правда, тут же они поссорились из-за дуры-подруги. Оказалось, ненадолго.
Их помирила новая беда. Мощная московская финансовая группа решила поглотить «Транскросс». Им пришлось испытать все: целый сериал заказных статей в прессе, налеты налоговой полиции, прямые нападения на фирму нанятых бандитов. Кто-то постоянно пытался добраться до маленького Мити, и лишь когда наезд был отбит, выяснилось, какой опасности все эти дни подвергался ребенок: ведь на него охотился маньяк, работавший в фирме охранником. Потом, когда стало ясно: все ножи прошли мимо, Нина пообещала Алексею избавиться от злосчастных «транскроссовских» акций.
Теперь, правда, этот процесс застопорился. Нертов не сердился на жену: акции не картошка, их нельзя снести на базар и продать. Сам же экс-телохранитель плохо разбирался в биржевой конъюнктуре. Его удовлетворило обещание Нины продать акции до конца лета.
Что потом? Потом начинались мечты. Найти бы неподалеку от Питера (впрочем, можно и далеко) хороший участок гектаров в двадцать, договориться с местной администрацией. Там можно будет оборудовать небольшой полигон — школу для подготовки телохранителей. Директор, конечно, Алексей. А неподалеку построить настоящую барскую усадьбу. Летом, чтобы не чахнуть в душном городе, Нина будет воспитывать там Митю, может, даже разводить каких-нибудь породистых индюков (эта спесивая птица всегда нравилась ей). Зимой же можно напутешествоваться вдоволь по Европе, да и не только. Начать, конечно, с ее любимого Парижа…
Почему вы так летучи, мечты идиота? Стоило Алексею расслабиться, разнежиться от почти месячного безделья, как вдруг — беда! Еще непонятно, какая, и это пугает особенно. Впрочем, вот длинный звонок в дверь. Сейчас все прояснится.
На пороге стояла Клавдия Андреевна. Алексей взглянул на нее и обрадовался, что сегодняшним вечером Нина у подруги, в ее студии. Его жене приходилось попадать под перестрелку, и все же, если бы она сейчас увидела лицо супруги Раскова, впечатлительная Нина не заснула бы до утра.
Клавдия Андреевна всегда удивляла и восхищала Нертова своим умением держаться аристократически. Он не мог понять, как в стране, где всех графинь и княгинь увели в совхоз, как пелось в известной песне, могли сохраниться такие женщины? Нет, она никогда не пыталась изображать водевильную барыню. Это была настоящая госпожа, приветливая, отзывчивая, но всегда способная показать собеседнику: «Между нами — дистанция!» Алексей называл ее за глаза «Клеопатрой».
В этот вечер на Клеопатре не было лица — Нертов счел это трафаретное определение наиболее подходящим. Пронзительные черные глаза, длинный с маленькой горбинкой нос, тонкие губы — все на месте, но привычного лица не было.
— Здравствуйте, Алексей. Вы меня, наверное, не помните. Я жена Леонида Павловича Раскова. Точнее — вдова. Леню убили.
Нертов с самого начала понимал, что вряд ли она бы примчалась к нему под вечер с другой вестью. И все же его наставник, под руководством которого он стажировался еще до того, как стал телохранителем, умер только в эту минуту.
Потом Клавдия Андреевна взяла себя в руки, разулась, скинула Алексею пальто и пошла на кухню. Нертов почему-то подумал, что женщины быстрее всего успокаиваются именно здесь, в наиболее привычной обстановке. Он готовился к очень плохим новостям. Но все оказалось гораздо хуже.
— Убили Леню, — тихо повторила Клавдия Андреевна. — Застрелили утром прямо в квартире. Я в шесть из Москвы вернулась и узнала.
— Как это случилось? — Вопрос был идиотский, но паузу полагалось прервать.
— Позвонили в милицию с улицы, сказали, что в квартире стреляют. Когда приехал наряд, он был в коридоре. Пытался выползти. Умер в «скорой»…
Клавдия Андреевна на минуту запнулась. Однако взяла себя в руки и продолжила:
— Пытали его страшно. Я не видела. Мне не хотели показывать. Я добилась через коллег, но они меня уговорили до завтра не смотреть. Да я уже представляю, как все было. В квартире все так и осталось… Всюду битое стекло и половина осколков, я почувствовала, в его крови. Там, правда, и другая кровь была. Леня успел до стены добраться и одного зарезал ножом. Не до смерти, но другие бандиты его добили. Чтобы милиции не оставлять. Алеша, водки у тебя нет?
Нертов торопливо вытащил из буфета бутылку «Ахтамара». Клавдия Андреевна не возражала, когда он налил ей рюмку почти до краев. Алексей еще раз восхитился этой женщиной. Конечно, узнав о гибели мужа, с ней была истерика. Но за два часа она успокоилась.
Гостья выпила залпом и закурила. В этот момент Алексею опять показалась, что перед ним сидит царица. Или, на худой конец, средневековая баронесса, сообразующая свое поведение с нынешней модой.
— Клавдия Андреевна, — спросил он, — насчет мотивов пока глухо?
— Глухо, — кивнула гостья. — Когда его несли, он подозвал оперативника и сказал всего три слова: «Они блокнот искали». Больше ничего. Я говорила с коллегами. Они отвечают, что ничего не поняли. Конечно, у них свои розыскные тайны. Но я все-таки умею отличить, когда люди врут, а когда — нет. Они про блокнот слышали впервые в жизни. Поэтому я к вам и пришла.
Рука Алексея, опять наливавшего коньяк, дрогнула, и несколько капель упали на стол.
— Конечно, — продолжала гостья, — ребята в угро сделают все, что могут. Себя сдерживать они не будут, потому что офицеров у нас убивают не часто. Особенно так. Только я слишком долго жила рядом с оперативником и знаю, как пойдет розыск. Сначала набежит куча начальников, начнут всех дергать, требовать отчеты… Затем начнется очередная кампания по искоренению каких-нибудь «тамбовцев» или «малышевцев», навалится другая работа, и все…
Клавдия Андреевна нервно затянулась, проглотила горький дым, но собралась с силами и продолжила:
— А в вас есть талант. Леонид говорил: за что вы бы ни брались, все заканчивается успешно. А вы сейчас свободны. Если подключите к делу людей из сыскного агентства Иванова, то за неделю получите больше, чем люди с Литейного за месяц. Некоторые деньги у меня остались…
— Клавдия Андреевна! — возмутился Нертов. — Вы же знаете, у меня у самого сейчас их очень много. Но если бы даже я сидел на вахтерской зарплате, все равно начал расследование. Ради памяти Леонида Павловича и вашей безопасности.
— Спасибо, Алеша, — Спасибо. Я пойду. Мне надо побыть одной…
Когда за гостьей захлопнулась дверь, Алексей вернулся на кухню. Он взял стакан, залил его на две трети коньяком, надеясь, что если залпом глотнуть эту жидкость — поможет. Но, едва приподняв емкость с напитком, Нертов вдруг резко поставил ее обратно на стол и, резко повернувшись, стал искать глазами телефонную трубку, которая должна была валяться где-то поблизости…
Леонида Павловича, его наставника и старого друга, убили почти перед самой пенсией, в собственной квартире. Убили из-за блокнота, о котором он не имел никакого понятия! Зато кое-что об этом предмете знал Алексей Нертов.
Ибо блокнот лежал в соседней комнате.
