После такого «лекарства» он смог более спокойно мыслить, смотря на произошедшее как бы со стороны. Боец, поддающийся эмоциям, всегда проигрывает. А этот бой еще не окончен. Значит, для эмоций времени нет. Нужен только разум, а не чувства. Только разум.

Он знал, что как только выйдет на свободу, то лично, не доверяя милиции, найдет убийц. Обязательно найдет. А потом…

Что будет потом — неважно. Главное — найти. И начал очередной раз просчитывать последние события.

Как ни крути, выходило, что все беды последних дней возникли из-за органайзера, который Алексей «на всякий случай» прихватил из кармана убитого московского дельца Ивченко. Следовательно, именно в органайзере содержатся или, по крайней мере, могут содержаться сведения, касающиеся неких ныне здравствующих персон. Причем, сведения архиважные, опасные и, как нынче говорят, эксклюзивные. Ради их получения организовано убийство начальника ОУР Раскова (он же успел перед смертью шепнуть, что бандиты искали книжку); чуть не погиб старый оперативник Юрий Александрович; задействован, как минимум, один перекрасившийся опер из местного отдела — не зря же «барабан» в камере пытался поговорить об органайзере (неужели, никого поумнее не нашлось?). А это все значит, что найти убийц должна помочь та же злосчастная записная книжка!

Нертов на днях пытался разобраться в ее электронной памяти, но не смог — на входе стоял пароль. «Следовательно, если у меня дома не было обыска, надо будет дать поработать кому-нибудь из хакеров. Эти спецы что угодно могут вскрыть, причем, даже бесплатно, из спортивного интереса». Но деньги не важны. Алексей готов был все отдать, только бы найти убийц, а главное — организатора.

Другая же часть органайзера представляла собой обычную записную книжку. Но и там записи были странные, хотя, судя по цифрам, было понятно — речь шла о деньгах. Только кто же их получал или должен был получить? Одни аббревиатуры.

Тренированная память, как на фотографии, точно запечатлела странички, испещренные торопливым почерком: «СВ», «КУП», «ПЛАТ», «ОБЩ» — эти сокращения напоминали лишь о поездах дальнего следования. «БТ», «НВ», «ЛМ» — о сигаретах, «ВЫБ», «МОС» — о городах. А может…

Но, не успев родиться, идея была безжалостно уничтожена скрежетом ключа. Дверь камеры распахнулась, и пожилой сержант скомандовал:

— Нертов, с вещами на выход!

Вещей, естественно, у юриста никаких не было, даже шнурки от кроссовок отобрали при задержании, чтоб не было соблазна повеситься. Поэтому Алексей шагнул к выходу.

— Газету тоже с собой забирай, нечего в камере грязь разводить, — на прощанье велел милиционер.

— В общем так, парень, — оперативник, два дня назад отправивший Нертова в «клетку», сегодня выглядел более благодушным, хотя и таким же невыспавшимся, — ты свободен. Но! К тебе есть разговор, поэтому лучше не торопись убегать…

Алексей кивнул и вытянул под столом ноги, готовясь послушать, что же интересного скажет опер.

— Ты сам в системе служил, — продолжал хозяин кабинета, — думаю, не обиделся сильно за двое суток. Сам должен понять — другого варианта у нас не было. А друг твой, не волнуйся, его недели через две выпишут. Я у врачей спросил. Правда, в сознание он пришел только сегодня. Но очень толково — пока не заставил записать показания о твоих подвигах — больше ни о чем говорить не стал… Ты шибко-то не радуйся. Тебе еще придется потрахаться с прокуратурой, все-таки трое «клиентов» в больнице и один труп. Но скажу по секрету, один сдуру уже «колонулся», что его кореша, дескать, с собой взяли, а в квартире начали хозяина «мочить». Он, якобы, был не при делах. Ну, я про дубинку телескопическую напомнил… В общем, ты пока свободен, но в прокуратуру завтра с утра явишься. Там передопросят.

Нертов слушал не перебивая, ожидая главного вопроса, из-за которого его не сразу выгнали на улицу, а «подняли» в кабинет: «Сейчас начнет про органайзер. Неужели и этот перекрасился?»

А между тем, опер ни о какой записной книжке спрашивать не стал. Он лишь напомнил Алексею, что вся история произошла на его территории, а потому кто бы не вел следствие, расхлебывать все равно ему — старшему оперуполномоченному Федорову. Потому было бы неплохо, чтоб Нертов устно хоть намекнул о том, о чем может «забыть» поведать в прокуратуре.

Нертов не стал посвящать оперативника во все нюансы дела, сказав, что просто хотел зайти в гости к Александрычу и причин нападения на него не ведает, но при случае обязательно расскажет, если что узнает.

— Да, кстати, а с какой грядки были эти бандюки?

— Сие — пока тайна, покрытая мраком. Тот «терпила», по заяве которого ты сел, оказывается, имел фальшивый паспорт. Сейчас его ищут. Другие, которые в морге и в реанимации, неопознаны, шлялись без документов. Проверка по отпечаткам пальцев ничего не дала. Ну, а последний, который начал «колоться», так с ним еще работать и работать. Не сдает даже бригадира, гад…

Уже когда Нертов собрался уходить, Федоров крикнул ему вдогонку:

— Да, чуть не забыл: тебя там внизу, в машине, отец ждет, не потеряйся!

Алексей про себя матюгнулся: «Опять оперские штучки — поговорить, поговорить… А об отце, который и так изволновался якобы забыл сразу сказать… Впрочем, ладно, работа у оперов такая», — и он заспешил вниз по лестнице, а оперативник остался в кабинете размышлять, почему же все-таки при наличии трупа и нескольких «предпокойников» этого Нертова не задержали? Более того, когда в РУВД сегодня позвонил зампрокурора района, то примерно так и сказал: «Завтра пусть зайдет, подписку о невыезде получит. Но завтра. А сегодня не вздумайте его тормозить». Не знал оперативник и тех событий, которые предшествовали этому решению…

Встреча с отцом была тяжелой. Они молча обнялись. Затем Нертов-старший велел сыну сесть на заднее сиденье машины, тяжело устроился рядом сам и коротко скомандовал шоферу: «К дому!»

— Извини, папа, я не могу сейчас туда ехать, — Алексей постарался говорить как можно мягче, зная, что отец не любит, когда ему возражают. — Мне надо побыть одному.

Нертов-старший достаточно легко согласился с первой частью возражения:

— Хорошо. Тогда сейчас поедем к тебе, на Чайковского. Но только вместе. Так будет лучше.

У сына не было ни сил, ни желания спорить, и он просто отвернулся к окну, смотря на сереющую в сумерках Неву.

Машина мчалась по набережной мимо старых заводских зданий, устремляясь к Литейному мосту, на который надо было свернуть, чтобы добраться до улицы, где жил Алексей. Желтые глаза фонарей пятнами выхватывали из сумерек участки асфальта, похожие на танцплощадки. На одной из таких площадок и правда, словно танцуя, подпрыгивали две девицы, размахивая руками. «Кресты», — Алексей даже не повернул голову вправо, зная, что там за высокой кирпичной стеной скрывается следственный изолятор, а девицы, скачущие на проезжей части, пытаются уверить в своих чувствах его обитателей и ждут, когда им с помощью духовой трубки выкинут очередную записку — «маляву»… Концертный зал — районная администрация, площадь с вождем на броневике…

Казалось, что Нертов-старший заранее предвидел визит в квартиру сына. Во всяком случае, когда машина остановилась у дома на Чайковского, шофер начал доставать из багажника какие-то пакеты, явно набитые провиантом.

Алексей не ошибся. Его родитель, зная характер сына, заранее подготовился к встрече и основательно затарился в ближайшем магазине «24 часа».

— Иди, переоденься и прими душ, — велел Юрий Алексеевич. — А я пока с едой разберусь…

Оказалось, что к встрече отец подготовился лучше, чем думал Алексей. Уже была отправлена под стол первая бутылка коньяка, выпитая родственниками практически молча и без чоканья. Только тогда гость негромко и достаточно коротко рассказал сыну о последних событиях дома.

— С похоронами я все решил, они состоятся послезавтра на Охтинском кладбище. Мама на них поехать не сможет. Она останется за городом с собакой. Так будет лучше. Остальных я предупредил…