Нина оглянулась по сторонам и поняла, что больше всех от произошедшего пострадали цветы. Букет упал с сиденья на пол. «Надо же так, — подумала она, нагибаясь и поднимая букет, — ехали на кладбище, а по дороге чуть человека не угробили. Ему, наверное, таких цветочков бы не досталось. Нет, скорее в Париж! Там местные гарсоны уже не лезут под колеса даже за сто франков».

Цветы были подобраны.

«Надо будет найти воду на кладбище, обмыть их. Впрочем, учитывая такой дождь…».

И тут Нине показалось, что произошла авария. Единственная мысль, успевшая мелькнуть и погаснуть неоформленной, была такова: «Что же случилось? Ведь впереди никакой преграды нет».

«Черт, попал в историю!» — успел подумать шофер грузовика, оглушенный грохотом и ослепленный вспышкой. Он нажал на тормоз, и его «КаМАЗ» замер в пяти метрах перед легковушкой, которая еще секунду назад шла впереди, а теперь превратилась в костер…

Кафе на Каменноостровском проспекте, начиная с мая, приобретало летнее приложение — шесть стандартных «ромашек» и столики под ними. В жаркий день все, естественно, сидели на улице, однако сегодня под раскрашенным тентом пребывал лишь один посетитель. Дело заключалось не в том, что высокому мужчине лет сорока в пиджаке от Фоспа — бывшая фабрика Володарского — было слишком жарко, косой дождик не пощадил и его. Просто, договариваясь о встрече, он условился, что будет именно на улице. Мужчина не знал, является ли это обстоятельство обязательным, однако не хотел рисковать. Тот, кого он ожидал, платил ему в шесть раз больше обычной оперской зарплаты.

Дождь усилился. Посетитель чертыхнулся и подумал: не стоит ли все же допить пиво внутри? В этот миг рядом скрипнули тормоза. Из притормозившего «форда-лендровера» высунулась рука и махнула: иди скорее! Мужчина встал и быстро нырнул на заранее открытое заднее сиденье.

«Форд» сорвался с места. Минуты через три он остановился на одной из мелких улочек.

— Привет, — сказал парень в джинсовом костюме, сидевший за рулем. — Уверен, что здесь нас не засекут твои коллеги?

— Уверен, — ответил мужчина.

— Тогда к делу. Говоришь, есть новость?

— Вечером задержали одного гражданина, который может быть вам интересен. Это Алексей Нертов.

Опер не мог в полутьме как следует разглядеть лицо собеседника, поэтому не понимал, какое впечатление оказала на него эта информация. Судя по всему, впечатление наличествовало.

— На чем его взяли?

— По подозрению в совершении убийства. В чьей-то квартире. Я подробностей не знаю, вроде, там была крутая «мочиловка».

— Извини, — парень в джинсовке достал мобильник, — ты бы не мог выйти на минуту из машины?

Опер чертыхнулся, однако решил не спорить и вышел прямо под дождь. Его собеседник говорил по «трубе» минуты три. Потом дверца «форда» открылась. Оттуда высунулась рука и махнула: иди!

— Указание вот такое, — сказал он. — Надо узнать про блокнот.

— Какой блокнот?

— Пропавший у покойного депутата Ивченко. Стопроцентной уверенности, что блокнот именно у Нертова, нет. Однако надо постараться. Тебя где высадить?

«Как всегда припарковавшись возле кафе “Джой”, Чекулаев, решив прогуляться по вечернему Питеру, дошел до Банковского мостика. Неизвестно, какие ассоциации вызвал шедевр архитектуры XIX века у Тимура Фикретовича, однако именно здесь он решил задержаться на минуту. Когда сотрудники РУВД Центрального района приблизились к нему, чтобы поинтересоваться, зачем он совершает деяние, подпадающее под статью о мелком хулиганстве, Чекулаев, не застегивая ширинки, достал депутатское удостоверение. Как было далее отмечено в протоколе…».

Юля Громова призадумалась, глядя на набранный текст. На экране монитора светилось незаконченное предложение, а она уже размышляла, пропустят ли фразу «не застегивая ширинки»? Завотделом Татьяна Борисова, разумеется, посмеется, а потом предложит изменить слово. Или фразу в целом. Чтобы читатель так и не понял, чем же занимался Чекулаев: мочился на грифона, или ковырял в носу? Как всегда, возмутится корректор Лариса Константиновна, которой когда-то сам Жданов пожал руку, и она до сих пор считает это событие главным в своей жизни. И считает необходимым учить всех, кто младше ее. Кроме того, у Ларисы Константиновны странная мания: она — охотно берет под свою защиту любого представителя власти. «Что вы, Юленька, чтобы депутат писал в общественном месте? Не верю». Придется идти в корректорскую, сперва вежливо уговаривать, потом объяснять, что дело корректора — проверять ошибки, но никак не фактуру. А утром явиться в редакцию. И узнать, что статьи под названием «Я достаю из широких штанин» в номере нет. Или есть. Только без фамилии главного героя. Долгий и нудный разговор в кабинете у главного редактора Сергеева. Товарищ Жданов руку ему никогда не пожимал, только товарищ Пастухов, однако он свою сотрудницу тоже называет «Юленькой». «Юленька, я понимаю, конечно, Чекулаев — козел. Но все-таки, вторая по величине фракция в ЗакСе. Недавно он встречался с полпредом… Давай, подождем немного? А потом накроем по полной программе». Юля давно хотела напомнить ему, что и о Собчаке Сергеев давно хотел высказать все, что думает. И высказал. После выборов губернатора…

Раздался звонок. Юля задумалась было, не стоит ли объявить рабочий день оконченным, однако все же сняла трубку.

— Юля, добрый вечер, — услышала она знакомый голос, и мысли о главном редакторе, который, скорее всего, завернет материал о зассанце Чекулаеве, сразу исчезли. Звонил Дима Касьяненко, ее Парень. Они познакомились полгода назад, когда занимались расследованием одного и того же дела о маньяке, убивавшем младенцев. Молодой оперативник по утрам звонил ей, сообщая особо примечательные ночные происшествия, иногда делая любопытные комментарии к сводке ГУВД (разумеется, кроме случаев, касавшихся его дел). По вечерам он тоже звонил, но уже чтобы договориться об очередной встрече.

— Привет, Дима. Извини, мне тут надо еще кое-что докончить. А потом…

— Неприятности, — перебил Дима. Юля сразу поняла, насколько тот взволнован. Ее настроение опустилось.

— Полчаса назад на Охте взорвали машину с Ниной Климовой. Там еще был ее сын.

— Что с ними? — спокойно спросила Юля, точнее, ей показалось, что она спокойно спросила.

— Очень плохо. Тяжелейшие травмы, ожоги. Боюсь, что им не выжить.

— Куда их увезли?

— Климову на Костюшко. Ребенок в Центральной детской.

— Я еду туда.

— Извини, я с тобой не смогу. Позвони вечером.

Юля повесила трубку. Через несколько секунд она уже выключила компьютер, даже не посмотрев, запомнила ли свою писанину, и вылетела из кабинета.

Подъезжая к больнице, Юля удивилась самой идиотской мысли, которая только могла придти в голову. Она поблагодарила неотложные вечерние дела, из-за которых Дима не смог ее сопроводить. Иначе ему пришлось бы наблюдать трогательную сцену: свою любовь, обнимающую и успокаивающую Алексея Нертова. Недавно у него вышли большие проблемы с Ниной… живой? покойницей? Когда-то Алексею пришлось помочь Юле подобным образом избавиться от стресса. Похоже, все повторялось.

Но, к Юлиному удивлению, машина Нертова перед вестибюлем не стояла. Может, ее отогнали на стоянку? Выяснять времени не было. Через несколько секунд Юля уже находилась внутри.

Благодаря набору различных удостоверений, среди которых главную роль играла аккредитация при пресс-центре ГУВД, Юля без труда добралась до реанимационного отделения. Однако там ее встретила уже другая охрана. Подтянутый мужчина лет сорока в черном костюме показал удостоверение сотрудника фирмы «Кандагар», заявил, что этим вечером прием посетителей окончен. Начался нудный диалог, сопровождаемый демонстрацией многочисленных Юлиных «корочек», а также перечислением статей законов о СМИ и частной охранной деятельности. При этом Громова внимательно разглядывала привратника. Конечно, это не бандит. Нет ни малейшего страха перед словом «ГУВД», скорее даже, мелкое презрение. Видна военная выправка и немного «плывет» в юридической терминологии. И никакая сила, кроме четко выраженного приказа высшего по званию, не заставит его уйти с дороги.