Это был матч сборной «Всех звезд» 1967 года, составленной из лучших игроков НХЛ, против обладателя Кубка Стэнли «Монреаль канадиенс». Сборная выиграла 5:2, и два гола забил Хоу, а еще два были забиты с его передач. Его игра вызвала такой комментарий тренера сборной Билли Рея из Чикаго: «Два гола да еще два голевых паса – это действительно матч Хоу!» А вратарь «Всех звезд» Гленн Холл добавил: «Надо бы переименовать такой матч в честь Хоу на следующий раз». Сам же Горди отделывался шутками в раздевалке, где раздавались эти дифирамбы: «Любой на моем месте сыграл бы хорошо, имея таких партнеров. Бобби Халл и Норми Аллмэн – ничего ребята, а?»

Но не забитые шайбы и не точные передачи доставили особое волнение ветерану в тот вечер. Его просто потряс прием со стороны абсолютно пристрастных монреальских болельщиков. Перед матчем, когда обе команды выстроились на льду и началось представление игроков, стало ясно, что публика настроена во всю силу своих легких поддерживать своих обожаемых «Канадцев». На игру в «Форум» пришли 13530 зрителей, и они встречали жидковатыми, вежливыми хлопками объявления диктора по стадиону, который по традиции первыми называл гостей – сборную «Всех звезд». Так было, пока не раздалось: «Под номером 9 – Горди Хоу, правый край, Детройт!»

Сомнительно, что весь «Форум» дослушал до конца это объявление, поскольку неожиданно старый Дворец спорта содрогнулся от могучего звука. Скандируемые приветствия, отражаясь от крыши, накатывались одно на другое, в такт им топали тысячи ног и хлопали тысячи рук. Этот восторженный гул нарастал в течение нескольких минут, подобно раскатам грома в надвигающуюся летнюю грозу. А в центре шквала находился ошеломленный Горди Хоу, стоявший в растерянности, как новичок на первом матче. Он был потрясен, что на его долю выпало это в родном доме таких светил хоккея, как Хауи Моренц и Морис Ришар.

Наконец ураган стих, и диктору стадиона было позволено продолжить свою работу. Шум, однако, возобновился, когда на лед начали выезжать хоккеисты «Монреаль канадиенс». Овация ширилась и гремела, достигнув апогея с появлением знаменитого центрового и капитана монреальцев Жана Беливо, игрока необычайно широкого диапазона и какой-то могучей грации. В ложе прессы нашлись люди, которые попытались сравнить, а чью честь – Хоу или Беливо – раздалась более длительная и громкая овация. Все сошлись на том, что обе были громовыми, но все-таки громче и восторженней была та, что звучала в честь хоккеиста из Детройта. И поскольку в «Форуме» нет шумометра, записывающего показатели такого рода, остается полагаться на оценки впечатлительных людей из ложи прессы.

Каковы же грани этой личности, этого неповторимого хоккеиста, гражданина, человека? Как к нему относятся другие, что они видят в нем?

В феврале 1967 года президент НХЛ Кларенс Кэмпбелл попросил автора этой книги подготовить и представить лиге слово о Горди Хоу, которое надлежало произнести в его честь на торжественном обеде в Нью-Йорке по случаю награждения его Призом Лестера Патрика.

Интересные впечатления были вынесены в процессе подготовки текста адреса, когда автор беседовал со многими хоккеистами из Торонто и Детройта. Мнения о Хоу были подчас исключающими одно другое, но их сумма давала возможность составить портрет человека, выдержанный в контрастных тонах: насмешливый и скромный, методичный, но импульсивный, раскованный, но внутренне сосредоточенный и напряженный.

Вратарь Терри Савчук вспоминал о нем как о человеке, потешавшем всю команду в перерывах, чтобы помочь партнерам сбросить напряжение тяжелого матча. Защитник Марсель Проново помнит его довольно азартным игроком в бридж, которого увлекал риск, но который тем не менее никогда не играл в бесшабашный покер, Ред Келли (уже тренер Питтсбурга) хранит в памяти образ застенчивого молодого холостяка, который жил в общежитии в Детройте и ходил в свободное время не на танцы, а играть в боулинг.

Доктор К. Дж. Карибс, который за долгие годы постоянных контактов с «Ред уингз» неоднократно оперировал Хоу по разным поводам, написал Горди письмо после просмотра телевизионной программы о его хоккейной карьере весной 1966 года.

«Мне выпала честь знать Вас с первого Вашего появления в команде „Ред уингз“. Я всегда испытывал колоссальное и совершенно искреннее восхищение Вами и Вашими достижениями в хоккее не только как друг, но и как спортивный специалист. Будучи вовлечен в спортивную медицину с 1940 года, я имел честь быть знакомым с такими выдающимися людьми спорта, как бейсболист Тед Уильяме, боксер Джо Луис, футболист Доук Уокер. Я восторгался высотами, которых они достигли в своих видах.

В Вас я могу отметить качество, которое делает Вас столь отличным от типа обычного известного атлета. Несмотря на все восхваления и почести, воздаваемые за Ваши достижения, Вы сохранили в себе всю заложенную в Вас природой искренность, сдержанность и критическое к себе отношение. Сколь часто эти свойства пропадают у людей, достигших высот в избранной ими сфере деятельности! Я уверен, что подлинным мерилом величия человека, где бы он ни трудился: в медицине, спорте, юстиции – словом, где угодно, является его твердая приверженность основополагающим принципам человечности – честности и самокритичности. Человек, сколь ни были бы велики его успехи и достижения, должен стоять обеими ногами на земле и не изменять этим великим принципам.

Вы, безусловно, продемонстрировали на деле лучшие черты человечности, что и сделало вас столь дорогим для тех, кому довелось знать Вас лично. Для всех нас, кто Вас знает, Вы так и остались простым и добросердечным человеком».

Джим Мэррей, добродушный насмешник, который пишет спортивную колонку s «Лос-Анджелес таймс», был представлен Горди Хоу зимой 1967 года, когда «Ред уингз» вторглись на территорию бывшего канадца Джека Кука, ныне магната профессионального спорта в Южной Калифорнии. Иными словами, это случилось, когда детройтская команда играла свой первый матч против принадлежащего Куку клуба «Лос-Анджелес кингз» на их родном льду. Пишущая машинка Джима Мэррея произвела на свет следующий пассаж в прозе:

«Спросите любого канадца о Горди Хоу, и первое, что он сделает, – снимет шляпу и прижмет ее к сердцу. Его глаза будут при этом сиять, к горлу подкатит комок, а вы сами почувствуете, что к Гражданину Хоу относятся в его стране так, как если бы он был по меньшей мере одним из двенадцати апостолов.

Возможно, есть на свете вещи, которые Горди Хоу делает не лучше других, однако прежде, чем утверждать это, проверьте ваши предположения по спортивному справочнику Сполдинга. Я имею в виду, что, не говоря о хоккее, никто не сумел обыграть Хоу в таких видах спорта, как кегли, метание подковы, спуск на санях или гонки на каноэ».

Горди, действительно, всегда сжигала страсть быть лучшим везде, где можно, будь то игра на правом краю нападения в профессиональном хоккее или сооружение собственными руками буфета для матери в ее доме, И как хоккеист-профессионал, и как столяр-любитель он делал хорошо все, за что ни брался. Одержимость Хоу добиваться совершенства во всем, что он делает, может быть некоторыми расценена как признак комплекса неполноценности. Оставим это для профессиональных психоаналитиков. Отметим лишь, что его природная застенчивость с годами не проходит. Кажется, что он вновь и вновь повторяет про себя: «Никому не удастся сделать меня смешным».

То, что он не получил в школе, поскольку бросил ее, Хоу с лихвой компенсировал упорным трудом и стремлением ни в чем не уступать никому. Эта жажда соревнования стала его фирменным знаком в хоккее. Тед Линдсей вспоминает Горди-новобранца, беспокоящегося, закрепится ли он в команде: «Его часто охватывало уныние. Он постоянно был обеспокоен, возьмут ли его в основной состав. „Я должен закрепиться в команде“, – твердил он мне постоянно на тренировочном сборе. Эта бесхитростность и искренность сделали его великим. Он страстно желал остаться в клубе и на тренировочных матчах не щадил левых крайних, игравших против него».