Девушка вздрогнула. Воспоминания об отце и жестокие звериные ассоциации унесли ее куда-то далеко от реальности. Он казался человеком не от мира сего... Твердо стоял на земле ногами, работал шофером, в компании сельских мужиков был главным запевалой, но все равно что-то в нем чувствовалось "нездешнее". В детстве, с улыбкой вспомнила Вика, она думала, что отец прилетел откуда-то с другой планеты и, влюбившись в маму без памяти, решил не возвращаться домой - здесь остаться навсегда. Теперь, конечно, эти наивные фантазии вызывали у нее только улыбку, но в любом случае, какая бы планета или сочетание генов ни подарили миру ее отца - лучше бы таких было побольше, право слово. Как же - и его смерть к рукам прибрала... Погиб в автокатастрофе на ночной дороге. Сказали - несчастный случай, колесо на полной скорости лопнуло. Вика не верила в это. Мама, по своему обыкновению, "просто знала", что это не так. Но доказать ничего никому не удалось - дело закрыли, не открыв. Благо, хоть их самих не тормошили, но без отца стало тоскливо на душе - навсегда, у обеих женщин, оставшихся жить в том одиноком сельском доме на "отсуженной" земле.
- Он прав. Нельзя прогибаться под них. Один раз прогнешься - и это на жизни вперед душу опустит ниже ада, - Мама как будто уловила мысли дочери. Ну и лицо - сама серьезность. Не накрашена, конечно, смолисто-черные волосы растрепаны, просто вылитая ведьма с картинок из детских книжек-страшилок. Только глаза не зеленые, а темно-синие. Отец был для девушки просто образцом и кумиром, пусть их и нельзя себе сотворять - пустое утверждение, папа этого отношения стоил тысячу раз, как человек и настоящий мужчина. А мама для Вики всегда оставалась тем человечком, кого она любила, как никого больше на всем белом свете не смогла бы полюбить... И потому Вика тихо ответила на требовательные нотки в ее голосе:
- Я знаю. Нельзя. Так не живут - существуют, и то вполдуши. Просто - грустно, что ничего исправить нельзя. Несправедливо. А теперь еще и ты с этими разговорами...
- Все со мной в порядке будет. Знай это. Можешь не верить, но знай. Если уж ледяная гладь дрогнула - своих детей в обиду никогда больше не даст, пока чувствует присутствие собственного создателя, - Мама улыбнулась. Вика лишь головой покачала: только что мама рассуждала о том, что делать, если вдруг... И тут - из ниоткуда такая уверенность. Да еще и подкрепленная совершенно непонятными словами.
- Я надеюсь.
- Не надейся. Знай. Я почувствовала, как она дрогнула - а ведь почти тысячелетие без лорда тосковала, обходясь князем и герцогом, как и мы все. Они ведь тоже честные и его законные наследники, но не родные они глади, нет, совсем не родные. Так и не признала, не проснулась полностью при них, - Еще тверже и жестче повторила мама, самое странное - от ее слов не веяло каким-то температурным бредом. Нет, она прекрасно понимала, о чем именно говорит, но явно не хотела ничего объяснять. Потом чуть более расслаблено, заметив недоумение дочери по поводу последних слов, добавила, - Это средство - посильнее надежды. Как если рядом положить таблетку цитрамона и обезболивающие, которые хирурги используют... Как их там называют-то? Вот память стала дырявая, когда-то ведь помнила все четко и ясно, и побольше многих, а теперь - урывками вспоминать приходится... Экие времена тяжелые наступили, - Вика вздрогнула, почувствовав в последней фразе будто бы промелькнувшую тень загадочного незнакомца, но ощущение оказалось настолько мимолетным, что даже и в душе не отпечаталось. Просто воля, знание, ответственность и готовность идти вперед, прозвучавшие в голосе мамы, на мгновение всколыхнули недавние воспоминания. На миг Вика, и правда, поняла, что с ней все будет в порядке, но потом уверенность вновь стала таять.
Учитель по образованию, профессии и стилю жизни, мама, и правда, казалось, все и про всех знала. Вика даже улыбнулась, хотя слова о дырявой памяти вызвали у нее легкую грусть... Температура не спадала. Поднялась еще на полградуса. Вика теперь в страхе заходила к маме в гости, боясь, что в следующий раз застанет ту вообще без сознания с 41-м. Пока только 40,3, но держалась она уже неделю с лишним, почти не спадая. Что-то нужно было делать, раз лекарства не помогали. Возможно, стоило разориться на полное обследование, хотя таких денег у них никогда не водилось, разве что занять у кого-нибудь. Вот только мама все равно категорически отказывалась ложиться в стационар. Вика решила заговорить об этом вновь, хотя заранее знала, как она отреагирует - привыкла уже за время болезни, да и вообще всех ее болезней в прошлом, неизменно отступающих будто по одному лишь нежеланию мамы хворать. И все же надо попытаться:
- Может, все-таки стоит...
- Доча, - Несмотря на ласковое обращение, голос женщины стал вдруг суровым и холодным. Вике вспомнился собственный ледяной тон в разговоре с незнакомцем три дня назад, у пруда. Может, и правда, генетическое... - Я тебе говорила и повторю снова. Ничего они не могут, потому что знают меньше муравья, выбравшегося на вершину марсианского сталактита и решившего, что он достиг центра вселенной. Вот и все. На врачей надежды нет. В себе - вся уверенность и все знание. Я справлюсь.
- Знаю, - С чуть большей уверенностью в голосе протянула Вика. Мама, и правда, всегда со всем справлялась. С болезнями - в том числе. Только вот на этот раз почему-то дело затянулось. Девушку это тревожило, и для мамы ее тревога незаметной не осталась. Ее рука вновь бархатом коснулась щеки дочери, утирая выступающие, несмотря на отчаянную попытку их сдержать, слезинки:
- Чистый ребенок. Ты просто удивительно чистый ребенок, Викуль. И знала бы, как это на самом деле удивительно, что ты - именно такая... Это уже - лучшая награда, знать, что ты - моя и его дочь - совершенно чистая. Другой справедливости мне ни от Мира, ни от Бога не надо, - Мама улыбнулась. Вика смутно, где-то на задворках внимания отметила, что мама, как и она сама, произнесла "Мир" и "Бог" отдельно, несмотря на жар, старательно расставляя акценты. Впрочем, она до корней волос и кончиков ногтей оставалась все той же учительницей истории, какой была всю свою жизнь, и всегда подчеркивала нюансы до мельчайшей детали.
- Мам...
- Тебе на работу пора, кажется? Или я ошибаюсь? - Голос мамы прозвучал весело, но, чуточку обидно из-за этого, - как-то отталкивающе. Она явно не хотела, чтобы дочь оставалась при ней. Вика готова была обидеться, но мама вдруг проницательно на нее посмотрела и добавила:
- Иди-иди. Сегодня тебе не следует никуда опаздывать. Поверь моему богатому опыту: гладь впустую не дрожит, наверняка, "щупальца" свои к путям и встречам потянула. Она это умеет, - И ласково улыбнулась. У Вики вновь возникло глупое, но стойкое ощущение, которое преследовало ее уже далеко не первый год: что ни один из родителей не рассказал ей всей правды о себе, отделываясь забавными рассказами из прошлого или долгими беседами о прекрасном - искусстве, истории и пряниках. Про искусство любил говорить папа: о картинах Борхеса, Да Винчи и Гогена он мог рассуждать часами, как и о традициях греческого эллинизма. А про исторические факты и теории - мама, причем нередко рассказывала какие-то свои, совершенно дикие, с точки зрения учебников, версии событий. Например, что создание Киевской Руси и Римской империи - были всего лишь чьими-то серьезными планами воссоединения потонувших в древности государств. Или что гитлеровская "ария", и правда, существовала когда-то давным-давно, десятки тысяч лет назад, почти как он ее представлял, и кончила точно также, как его "Третий Рейх" - в силу того же высокомерия, гордыни и противных природе человека преступлений... Что же касается пряников - это был общий интерес родителей Вики: пожалуй, единственный, не вызывающий у девушки немого изумления и недоверчивого внимания к каждому сказанному слову.
Она еще раз с тревогой посмотрела на маму, но та замахала на нее руками - мол, уже опаздываешь, беги давай. С тяжелым вздохом Вика накинула старое любимое черное пальто в белую клеточку и, действительно, поспешила на работу быстрым шагом, стараясь не глядеть на затянутое тучами серое небо. Тихо капал на Землю мелкий противный дождь - ни то, ни се, как и все последние три дня, минувшие с нежданной встречи у пруда. Вновь проносились на полной скорости обезличенные иномарки и джипы с такими же обезличенными водителями внутри. Лишь иногда Вике казалось, что где-то неподалеку пролетела упакованная в "консервную банку" яркая искорка света - но ощущения были слишком мимолетными, чтобы в них разобраться. Незнакомец оказался прав, что-то в ее судьбе за последние три дня резко переменилось. Она Мир стала воспринимать иначе, глубже что ли, или не так просто. Вроде все та же студентка вечернего отделения филфака, в меру сил заботящаяся о собственном будущем и серьезно заболевшей матери... Но это было теперь только полуправдой. Вторая ее половина как будто едва начала "открываться" - и Вика пока решительно не понимала, какой вид имеет ее цветок души, что за животное поселилось в его закрытом пока бутоне, соседствуя с привычной среброкрылой чайкой.
