– Нормально. С учебы?

– Да. Ты, наверно, тоже?

Я кивнул.

– И как тебе?

– Нормально. Остался последний зачет, через неделю – первый экзамен. А у тебя?

Она пожала плечами.

– У меня уже сессия идет. Один экзамен сдала. «Технологию машиностроения». Потом – практика два месяца. На заводе…

– А поступать ты опять не будешь? На физмат…

– Не знаю. Мама говорит, что дергаться не надо, раз поступила в техникум – то надо закончить… Пусть будет хоть какая-то специальность…

– А тебе она нравится – специальность?

Она покачала головой.

– Зачем тогда заканчивать?

Колина не ответила. Автобус проезжал «Менжинку». На пятиэтажном доме висел большой облезлый плакат. Красные буквы «Партия – наш рулевой» и рожа Ленина.

– Как Кузьменкова поживает? – спросила Колина.

– Откуда я знаю?

– Я ничего такого не имею в виду… Может, думала, просто видел ее…

– Видел месяца два назад… В троллейбусе вместе ехали – я с института, она из своего «учила»…

– А в каком она?

– Не помню… Вроде, в сто тридцать восьмом…

Толстая тетка у окна, рядом с Колиной задвигалась на сиденье, подняла с пола сумки. Колина поднялась, пропустила ее, села к окну. Я сел рядом.

– Ты знаешь, это нам из-за Лобченко зачеркнули «пятерки»…

– Как – из-за Лобченко? Причем тут она?

– У нее брат работает в районо… Какой-то начальник. Мне мама рассказала по секрету, а ей тоже кто-то… Ну, он за нее отомстил. Тем более, Классная сама неправильно поступила – зачем на семнадцать человек делать четверых золотых медалистов? Тем более, школа на плохом счету, и район плохой… Надо было, чтобы только ты и я. А Семенову и Савченко зря на пятерки тянули… Если бы всего двое, то тогда бы, может, и не придрались…

В «пирамидах» и польской кофте Колина смотрелась неплохо. Не сравнить как в школе. Еще и накрасилась, и начес сделала. В начале девятого класса она за мной «бегала», но я сделал вид, что ничего не заметил. Само собой, из-за ее мамаши.

Автобус подъехал к Моторному. Я поднялся.

– Пока.

– Пока. – Колина кивнула.

Я пошел к двери.

Главный редактор, Игорь Дудко, зашел в офис. Я сказала:

– Здравствуйте, Сергей Петрович.

– Привет, Лена.

– Ну, как мероприятие вчера?

– Которое?

– Демонстрация… Ну, годовщина Чернобыля…

– Как обычно. Кучу людей повязали. Не столько конечно, как в прошлом году, на десятилетие, но тоже немало. Референдум развязал диктатору руки. Теперь делает все, что хочет…

Его лицо было мне знакомо – я видела его в инязе. Он, наверно, тоже там учился. Невысокий, светловолосый, коротко стриженный. Он посмотрел на меня внимательно – может, тоже вспомнил.

– Вы по какому вопросу к Сергею Петровичу?

– По кадровому.

– А зовут вас…

– Анатолий Степанов.

– Хорошо, я сейчас ему передам.

Я встала, постучалась в дверь Дудко, заглянула.

– Сергей Петрович, здесь Анатолий. По кадровому вопросу.

Дудко поднял голову от ноутбука.

– Пусть подождет немного.

Я вернулась за свой стол.

– Ну, вы сами слышали. – Я улыбнулась. – Чай пить будете? Или кофе?

– От кофе бы не отказался.

Я открыла электрочайник – воды в нем почти не было. Я взяла его и вышла в коридор.

– Да, я тоже закончил иняз, – сказал Анатолий. Он взял чашку, размешал кофе, сделал глоток, не вынимая ложки. – Английский факультет. Только два года назад.

– Теперь понятно, почему лицо мне знакомо. И где вы сейчас – извините, конечно, за любопытство?

– Везде понемногу. Переводы, в основном. Немного – журналистика. Пишу иногда в «Музыкальную газету». А еще я занимаюсь фотографией – но это чисто для себя, можно сказать, «некоммерческий проект»…

– А постоянно что, не получилось устроиться?

– Да я и сам не хочу. Зачем это нужно? Сидеть в офисе целый день за каких-нибудь сто пятьдесят долларов? Мне больше нравится быть свободным.

– И получается? Чтобы и свободным, и хватало на жизнь?

– В общем, да. Не всегда одинаково, но жить можно. Хотя от новой работы не отказываюсь. Даже, можно сказать, ищу. Поэтому и пришел к вашему шефу – мне сказали, что он планирует новый проект, с англичанами.

Я пожала плечами.

– Слышала про это краем уха, но подробностей никаких не знаю.

– Хочет сделать английскую версию вашей газеты, – продолжал Анатолий. – Одна газета на английском в Минске уже есть, но такое говно… Пользуются тем, что одни на рынке… Английский – плохой, статьи – ерунда, выходят то раз в две недели, то реже. Короче, это все несерьезно…

Дверь шефа открылась, он выглянул.

– Анатолий – это вы?

– Да.

– Зайдите.

Я и Анатолий вышли на улицу. Было тепло. На деревьях набухали почки.

– Ну и как разговор с редактором? – спросила я.

– Ничего конкретного. Или у него самого все еще под вопросом, или не хочет ничего обещать. Сказал, что в лучшем случае – после лета. А мне это не очень интересно – откуда я знаю, что я буду делать после лета и где я буду вообще? Вам, кстати, куда ехать? Могу проводить.

– Далеко. В Уручье.

– Не проблема. У меня никаких больше важных дел на сегодня.

– А вы где живете?

– Не очень далеко отсюда. В общежитии на улице Короля.

– Я не знаю, где это.

– Между Немигой и Фрунзенской. Улица начинается за «Торговым домом на Немиге» и идет вверх к Фрунзенской. В самом начале – высокое здание. Это и есть моя общага.

– Много раз ходила или ехала мимо, но не обращала внимание… А, может, перейдем на ты? Как-то неуютно «выкать»…

– Да, конечно. А ты живешь с родителями?

– Нет, снимаю комнату. Родители мои далеко. В Могилеве.

– А мои – в Гомеле.

– И как хозяйка, нормальная?

– Там не одна хозяйка, там семья. Муж, жена и дочка. Трехкомнатная квартира.

– Странно. Такие обычно не сдают комнату…

– У них очень плохо с деньгами. Оба работают на часовом заводе, завод почти все время стоит, денег не платят. А дочка работает или нет, я не знаю… Она в какой-то религиозной секте. Мне хозяйка говорила, что она раньше курила, пила, слушала «хэви-метал», а потом вдруг ударилась в религию…

– Ну, бывает и так… А я тоже снимал комнату одно время. На первом курсе. Тогда общежитие первому курсу практически не давали. Жил у старухи-алкоголички. Весело было, конечно. Зато – жизненный опыт… – Он хмыкнул.

Мы подошли к Институту культуры, начали спускаться в метро.

Я и Толик сидели на бетонном бордюре подземного перехода рядом с вокзалом. Перед каждым стояла бутылка пива «Бурштын Беларуси». Народ спускался и поднимался по ступенькам перехода. Старухи продавали цветы тут же, на ступеньках. Таксисты-частники топтались у своих машин. На деревьях зеленели свежие листья.

– Меня напрягают все те, кто постоянно жалуются: нам, типа, скучно жить, – сказал Толик. – А мне вот не скучно, мне наоборот офигительно интересно…

– И весело?

– Нет, нельзя сказать, что весело. У меня разные состояния бывают. Но что интересно – факт. Столько всего происходит вокруг, столько новых книг, фильмов, выставок, новой музыки. Тем, кому все по херу, кто ничем не интересуется, кроме работы и телевизора в качестве развлечения, тем, наверно, скучно…

– А мне вот тоже иногда бывает скучно, – сказала я. – В какие-то моменты ничего не хочется – ни музыки, ни кино, ни книг… Вообще ничего. И вот тогда наступает настоящая скука…

– Ну, это уже не скука, это – что-то другое. «Мировая скорбь», что ли…

– Ты фотографировал что-нибудь новое?

– Да, начал новую серию. Фотографирую «Запорожцы». Это, как бы, исчезающий вид автомобиля. Скоро их вообще не останется…

– Вряд ли. В такой бедной стране, как наша… У нас в городе еще многие ездят на них…