– Пожалуй, обойдусь без тренировок, – проговорил я, косясь на двухметрового амбала. – Все, могу идти?

– Погоди. На вот, почитай. – Князь протянул мне вскрытый конверт. – Вчера перехватили гонца. Мчал во весь опор на запад. Надеюсь, поймешь – кому и от кого.

Изящной кириллицы письмо гласило следующее: «Мой повелитель, в Гладу прибыл молодой сударь, который обо всем знает. Схватить не удалось, ищем всеми силами. Какие будут дальнейшие распоряжения?» Сие сообщение означало, что сотовые чары на большие дистанции пока не изобретены, раз волшебники пользуются гонцами. Это радовало, как, впрочем, и удачный перехват корреспонденции тоже.

– Верной дорогой идем, товарищи, – усмехнулся я, возвращая Радзивиллу письмо.

– Вот только длинная она и тернистая – дорога наша. Но ничего, мы справимся, – сверкнул глазами князь и швырнул письмо в камин. – А это чтиво Кащеру вредно. Бессонницу заработает.

Ах, княжеский дворец! Огромные красивые залы и галереи, витражи и орнаменты, роскошь и богатство, праздность и беззаботность – красота!.. Черта с два! Мрак и скукотища – вот что такое жизнь в княжеском дворце. За сутки я его излазил вдоль и поперек. Размазанную повсюду лепнину и фрески без проблем воспроизвел бы по памяти, насколько могли позволить кривые в плане художеств руки, а многочисленные витражи просто хотел разбить, из любопытства. Брызги разноцветного стекла во все стороны – должно было получиться красиво. Правда, накладно для кошелька. Княжеские сауны – конечно, это нечто! Но не сидеть же в них круглосуточно.

Из людей на глаза попадались только стражники, прислуга и Скокс пару раз. Последний, проходя мимо, имел обыкновение с надменным выражением лица отворачиваться в другую сторону, из-за чего нередко спотыкался о всяческие канделябры. В общем, кроме Арлеты, и поговорить-то не с кем было. Совет Старейшин проводился за пределами дворца, поэтому старческих нравоучений тоже вкусить не светило. Ни Интернета, ни баскетбольных площадок, ни кинотеатра. Что за жизнь? Охотница хоть подругу себе нашла в лице Ланны, доверенной советницы Радзивилла по каким-то там швейно-кулинарным вопросам. А меня тянуло круглосуточно завывать на луну. Благо хоть кормили во дворце знатно.

Третий день нашего злачного пребывания на княжеских харчах порадовал одним любопытным случаем. Бесцельно бродил я по коридорам резиденции, и взор мой обратился на происходящее во внутреннем дворе. Там шеренгой стояла группа молодых ребят, человек сорок, в одинаковой серой форме. Выглядели они подавленными и растерянными. А все потому, что к каждому из них по очереди подходил громила Пагом, что-то говорил и пристально заглядывал в глаза. Один из парнишек не выдержал давления и принялся мотать головой, размазывая по лицу слезы. Чуть поодаль стоял мрачный молодой человек и наблюдал за действом. Жилистый и худощавый, он при этом выглядел еще более грозно, нежели Пагом. Ощущалась в этом типе какая-то внутренняя агрессия.

Терзаемый любопытством, я спустился к ним и пристроился в стороне. Княжеский охранник уже оканчивал досмотр, а разнюнившийся плакса был отделен от основного коллектива и теперь пребывал в компании двоих таких же любителей изображать трагедию. И этими двоими, к моему приятному удивлению, оказались те самые герои, которых богатые родители пытались припрятать от рук армии в Прилесье, – сыновья местных купцов. Точно! Деревенские Агамемнон и Менелай, которые попытались клеить со мной разборки из-за своей «прекрасной» Елены. То есть Ликии, вроде так ее звали. Проходя мимо них, я ткнул одного локтем в бок, вежливо поздоровался: «Привет, придурки», – и с довольной ухмылкой прошел поближе к шеренге парней.

По завершении своей устрашающей процедуры Пагом отошел на несколько шагов назад и принялся басом декламировать, видимо, давно изученную наизусть речь:

– Именем князя Радзивилла Седьмого вы все отстранены от мамкиной сиськи, дабы принять честь в столь сложное для государства время быть рекрутированными в мидлонскую армию. Каждому из вас присуждается звание рядового, будет выдано оружие, форма, довольствие и возможность проявить свои лучшие качества на благо княжества!

Далее все как обычно – про любовь к родине, изощренные пытки трусливым изменникам и счастливый шанс из розовощеких слюнтяев превратиться в настоящих мужчин. Закончились его слова следующим образом:

– Вошли вы сюда как стадо баранов, а в расположение своей части вернетесь ровным боевым строем, и этим сейчас займется помощник командира роты, в которой вы будете служить, поручик Атом. Цените момент, щенки, потом вас будут гонять только младшие унтера с прапорами.

Угрюмый парень, что стоял в сторонке, молча кивнул Пагому, шустро проскользнул к рекрутам и тихо, почти шепотом, но весьма убедительно приказал всем строиться по росту. Ослушаться дураков не нашлось. Я тем временем подошел к правой руке князя.

– Очень у вас интересное место для селекции новобранцев.

Здоровяк полуобернулся ко мне и нехотя ответил:

– Традиция такая.

– В княжеском дворце ощущается торжественность момента?

– Угу…

– А что, кроме тебя, смотр больше некому делать? Вон хотя бы поручик?

– Я же говорю: традиция. И первую строевую подготовку здесь проводит сам командир роты – тоже заведено так. Правда, сегодня у капитана не получилось, ну да волк с ним, – отмахнулся княжеский помощник.

– А с этими тремя что делать будете? – не унимался я.

– С теми, что ли? – Пагом посмотрел на троих плаксивых изгоев. – Ничего, пристроим куда-нибудь. Чистить конюшни, еду варить, мало ли. В армии не только солдаты нужны.

Ой, как хорошо. Надо будет как-нибудь походатайствовать, чтобы прилесскую золотую молодежь определили ассенизаторами.

– Кстати, раз у вас тут все так торжественно, как в детском садике на утреннике, отчего родителей не пригласили, песенки строевые не разучили? – продолжал я любопытствовать.

Здоровяк смерил меня презрительным взглядом и ничего не ответил. Пока рекруты чуть ли не с кулаками решали, кто из них выше ростом, к нам подошел поручик. Краем глаза мне удалось разглядеть черные черепа на лацканах его зелено-серой формы.

С виду вряд ли кто дал бы молодому человеку больше тридцати. В его внешности явственно выделялись жесткие, заостренные черты лица, нахмуренные брови, ранние складки у рта и на переносице, которые говорили о непростом, волевом характере военного. И глаза… Эти глаза, казалось, повидали многое за его не слишком длинную жизнь.

– Здравия желаю, – сквозь зубы процедил служивый.

– И вам не хворать, – кивнул я.

– С кем имею честь? – Молодой человек при этом посмотрел на Пагома.

– Это некий Арсенал, новый помощник князя… Эм-м… Так сказать, по бабской части, – сказал здоровяк и расхохотался.

– Я бы сказал, по секретным операциям, – с холодной улыбкой поправил я.

– Ну конечно! – еще больше зашелся смехом Пагом. – Тайный советник! Представляешь, чего посоветовал? Родителей этих птенцов сюда водить и песенки петь.

Поручик на этот раз с немым вопросом уставился на меня.

– Про родителей – это, конечно, шутка. Но вот насчет песен – почему бы и нет? Ритм помогает идти в ногу. Строевая песня поднимает боевой дух солдат. А противник думает, будто враг силен и ничего не боится, раз уж песни распевает, и, соответственно, начинает бояться сам.

– Это интересно, – задумался Атом всерьез, а Пагом прекратил ржать и насторожился. – Ведь можно попробовать. Вы знаете какие-нибудь строевые песни, сударь Арсенал?

Тут я немного смутился. Не ожидал, что наш разговор выльется в этакую затею. Горланить пьяным в компании друзей – всегда и без вопросов, но вот учить строевым песням толпу пацанов – это увольте. Консерваториев не заканчивали, да и вообще в сии заведения наведывались исключительно ради съема будущих звезд шоу-бизнеса. А вдруг сударь поручик шутить изволили? Сейчас я своими воплями как надорву глотку, а они животы от смеха. С другой стороны, назвался груздем – просим в пиццу.