То, что произошло на свадьбе, позже породило череду легенд. Будто бы меня нашли умирающей у колодца и с ходу предложили - не брак, а поединок: ради того, чтобы завоевать право на жизнь или право на достойную смерть. Будто бы позже нас с Валиуллой пришлось разлучать (вариант - сводить) силовыми методами: оба крыла Братства оказались против. Имею в виду - против того, чтобы всё решилось само, иначе говоря, по моей личной воле. Вот такие крайности в восприятии.
Как ни удивительно, пылкая и безрассудная воительница в тот вечер и ту ночь на самом деле умерла. Родилась заново и расцвела моя вторая ипостась - священной жрицы Тергов.
XVI. СЛЕПОЙ СТРЕЛОК ИЗ ЛУКА. Начало
Ранняя весна в Рутене похожа на позднюю осень. Прошлогодняя подмокшая трава, не набухло ни одной почки, хотя сирень на солнцепёке уже начинает приоткрывать набухшие веки бутонов. Сонный старый пёс рядом с нею похож на груду прошлогодней листвы, которую дворники забыли сгрести в чёрный пластиковый мешок. Всю зиму - и, как говорила Татьяна, несчётное множество прошлых сезонов - его пытались обиходить, пригреть, но так и не смогли, как не захотели мучиться, состригать войлочные косицы, что остались от прошлых линек. Кобель-растафарианец огрызался и хватал за руки и инструмент: что есть, то моё, не трожь. Теперь на его шкуру падал мокрый снег пополам с дождём. Рутен не знает истинных времён года, кругом знаки скучной смерти и разрухи...
Поздняя осень в Эро ударяет по степи и человеку со всей искренностью. Однажды ветер резко меняет направление - от моря начинает дуть к морю, а поскольку солёная вода здесь охватывает три стороны света, пролетает Сухую Степь насквозь, должно быть, закручиваясь в воронку где-то посредине. Малоснежный, оснащённый жёсткими иглами или крупой, ветер несётся почти вровень с землёй, загоняет людей в шатры, овец - в тесные зимние кошары, забивает крупицами льда выгоревшую степную шевелюру. Волосы Джена были родом из здешней зимы, глаза тоже. Вспоминалось его лицо давно уже без боли и горечи: в тот миг, когда, уже на пределе нездешней красоты, выпрямился и кивнул своей смерти, танцующей на стальном острие.
Я повторяюсь. Так думала Та-Циан, встав очень ранним утром, когда солнце не разыгралось во всю силу, но уже будоражило кровь. В конуру к мальчишкам заходила уже по-свойски: неформальное общение, когда оно там происходило, без труда улавливалось на слух.
Парочка разметалась поперёк матраса, разбросала руки-ноги, сбив в сторону одеяло: оба длинноволосые, рослые, с гладкой кожей, от прежних зверят - малая капля. Сыновья и любовники, словно в книге этого британца, Лоуренса. Те, другие или обе вещи сразу? Она вообще-то слыхала, что в Рутене водятся мужчины, годные к употреблению на нечто помимо пушечного мяса и траха. Нет, иногда таковые попадаются - в основном геи. Однако пушистая парочка, которую она приголубила, ни с какой стороны не напоминала здешних уроженцев. Только вот если напоминала, то кого конкретно?
Та-Циан не знала и не задумывалась, по крайней мере, глубоко. Думала она совсем иное:
"Моя предшественница писала, что любит смотреть на юных мусульманских мамаш: именно так, необходимы все три составляющих компонента. Головка туго обтянута платком поверх шапочки, не выбивается ни волоска, лицо словно в иконописном окладе; длинное платье струится до самой земли, а вокруг дети. И муж, который чуть позади смиренно катит коляску с самым меньшим членом семьи. В средневековом исламском государстве любили униформу (если выразиться по-современному). Особое платье для врачей, отдельное - для военных, совсем иначе одевались торговцы. Ну и для благородных дам был свой мундир, как же иначе? Родить и вскормить - оно ведь тоже профессия. Не хобби, однако, и не естественное состояние. Нежную европеянку, которая горазда и у плиты стоять, и в лаборатории за двоих вкалывать, и бегать на родительские собрания, притом что обязанности рожать у неё никто не отнимал, никто бы в моей милой Степи в упор не понял. Как мог бы сказать товарищ Сухов, подпавший под влияние своей второй жены: "Одна жена любит, одна одежду шьёт, одна пищу варит, одна детей кормит... Гюльчатай! Ты ещё в чадре или уже переоделась мужчиной?"
Та-Циан усмехнулась - странно, скулы по ощущению будто подёрнуло инеем. Кажется, надо заново учиться изображать улыбку.
Она кое-как сумела втолковать мужу, что мальчики у неё получаются неправильные. "Это не причина передо мной оправдываться. Девочки, такие как твоя, куда лучше любого сына", - удивился он. Но они двое в какой-то мере договорились, что Таригат никакого дитяти больше не хочет. Оттого её и не особо прятали от жаждущих глаз: не покрывало, круглая тафья поверх обеих кос, не рубаха, но тугой корсет на груди и талии, не шаровары и башмачки, но гетры и сапоги до колена. Всадница.
Валиулла отвечал на все желания супруги - судя по всему, даже не пытаясь внедрить свои под видом её собственных. Это ни в коей мере не означало безделья: многие из степных искусств пришлись ей по нраву. В точности как просватанные невесты, Таригат начала с мытья чумазых котлов, вытряхивания войлочных подстилок и увязки шестов вовремя нечастых переездов. Это было обязанностью девочек, не вошедших в настоящий возраст, но ведь в чужом дому и ложку ко рту принято иначе подносить.
Разумеется, та белая палатка оказалась её собственной - ради свадьбы на грубый войлок натянули парадный чехол из простёганного шёлка, что в тот день показалось сущим расточительством. Внутренность выглядела куда проще: по низу стен как бы лакированная решётка из краснотала, прямо под отверстием в куполе - очаг, накрытый керамическим колпаком, на полу сундуки с одеждой, посудой и прочим скарбом да войлочные ковры - те же подстилки, что у всех, хоть и поновее. Со временем к ним прибавилась парочка собственного авторства Тари: раскладывала на полотне серую некрашеную и цветную шерсть она сама в ведомом ей порядке, поливала кипятком вместе с ловкой на руку Дзерен, чтобы не ошпариться, а катали свёрнутую трубу всей семьёй, кроме отсутствующего Валиуллы: чуть подросшая Раима тоже подключилась. Как никому не посчастливилось обвариться в творческом азарте или наглотаться горячего пара, оставалось загадкой. Впрочем, здешняя земля при всём своём пылком норове была к людям ласкова.
Да, мельком подумала Та-Циан, недурной получился результат, самого Божьего Друга не стыдно было принять на том коврике - первенце личного производства. Плотность и гладкость изделия ладно, тут прилагали усилия все. Но за рисунок несла ответственность лишь младшая жена, а ей чудом удалось угадать и передать тайную силу традиционных племенных знаков. Словно кто извне подсказал.
Вот ткать ворсистые ковры, какие приберегали для парадных случаев, - то было делом далеко не внутрисемейным. Покупались у особенных мастериц.
Шатры их семьи теснились малым кольцом внутри большого кочевого круга, и Валиулла обходил их дозором: каждой женщине полагался свой день. Старшие дамы, похоже, давно не покушались на самую суть: вкусно кормили, занимали учтивой беседой и вовсю хвастались главе семьи талантами новоприобретённой дочки или, исходя из возраста, внучки. Раима и в самом деле оказалась на диво переимчива... ("Красиво звучит по-рутенски, не правда ли?" - спросила себя Та-Циан с неким излишним пафосом.) Дзерен была, если правду сказать, так себе кулинарка: типа не отравился её стряпнёй - и слава Аллаху. К пламени её очага обычно приникал сам хозяин, оправдывая чужеземное присловье о кухарке за повара. В том смысле, что первая по определению в подмётки не годится второму. Насытив самый главный плотский голод и плечом к плечу вымыв посуду, супруги неторопливо и искусно предавались утехам.
А к Таригат муж являлся ради одних глубокомысленных разговоров. Вернее - терпеливо давать умные ответы на глупые вопросы, которые после такого оказывались не такими уж и простодушными.
Трудно было не заметить освещения - то были не масляные лампы, не жирники с фитилями, а нечто вроде развешанных по стенам светлячков, куда более ярких, чем в лэнском пещерном убежище. Никакого иного подобия, помимо натурального, им не находилось, да и искусственного тоже. Не ксенон или светодиоды. Тем более не грибы и не гнилушки: лампадки холодны, окраска пламени розовата, тепла и чуть мерцает, придавая атмосфере шатра уют и объёмность.
