Вот вам сухая выжимка из образца красноречия Дзерен.

Почтенная отшельница (дословно - суфия), как все убедились, трудолюбива, уповает на Всевышнего, умеет украсить свою жизнь и радоваться в ней самому малому. Но за нежной весной неизбежно следует жгучее лето и сразу без перерыва - зима, которая способна сделать льдом слёзы в уголках глаз и снегом - кровь в жилах. Не годится в такое время оставаться одной. Их обеих просят хотя бы на время сделать честь крову малого племени - бану Зухд. Но поскольку досточтимая суфия, при всех её незаурядных достоинствах и мудрости, по счастью, не достигла возраста, когда ничьи взгляды уже не могут оскорбить её похотью, следует ей избрать себе личного защитника. А кто может лучше послужить этой цели, как не супруг самой Дзерен, держательницы его сердца, и двух более старших женщин, держательниц его левой и правой рук? Имя супруга - Валиулла-Кахан, то есть Друг Аллаха и благородный владыка. Многие из свободных женщин Зухд и иных племён хотят занять место рядом с ним, и приличен ему выбор четвёртой и замыкающей сферу, однако он выжидает.

Если вы, мальчики, полагаете, что я обиделась, или мне стало смешно, или я вульгарно стала в позу, - вы ошиблись. У меня достаточно опыта, чтобы отграничить добротную материю от пустяковой вышивки, которая её маскирует.

Однако я сразу же уточнила:

- Присутствие милой Джейраницы означает, что и она, и прочие жёны одобрили выбор могучего. Но разве не нарушает обычай отсутствие свахи?

Она ответила не совсем так, как ожидалось:

- Мы, все три, сначала выбираем, потом советуемся, а наш супруг ставит печать на свитке. Зачем нужно чьё-то посредничество? Это годится для людной Вард-ад-Дуньа.

Тогда я ещё раз спросила:

- Нельзя нам с дочкой просто переждать в запретном для мужчин месте?

- Тогда чужие будут говорить, что мы обижаем достоинство святой суфии, - мгновенно откликнулась моя собеседница. - Если она согласится на брак, ей соберут достойный выкуп, который поможет странствовать дальше. Сам Валиулла дал нам клятву, что отпустит госпожу по первому её требованию. Если ей не нужно соединения ног, то его и не будет, если понадобится - наш общий супруг обязан его дать. И это останется между вами двумя и Всемилосердным.

Как вам это покажется, ребятишки? Разлюли-малина или ветвистая клюква? Причём согласуется с законами первоначального ислама, хотя с небольшим превышением.

И вот какая информация к размышлению. На изнанке беседы так и сквозило, что не я им нужна, а моя дочка. Хоть не так много от Раимы они видели.

И уйду я в самом деле без помех, но одна.

Хотя ведь не носить же её за спиной всю жизнь? Не трястись над ней, как нищий над торбой? Вон, ваши рутенские захребетники только так и существуют - в переносном смысле, конечно.

И если мне потребовать ради Раимы большой махр (так это называется в исламе), то можно быть вдвойне уверенной, что её станут оберегать. Вдвойне - потому что я и так поняла цель, не догадываясь о причине. К тому же начинать здесь с чего-то надо?

Нет, тогда я не спросила, отчего меня согласны взять с нагрузкой и другого приплода не требовать. Слишком получится в лоб.

- Я согласна, - ответила я. - Но хочу видеть и хочу говорить с женихом сама.

Это в традиционном обществе не очень принято. Однако Дзерен почти с восторгом ответила:

- Ну а как иначе! И с моим Валиуллой, и с нами тремя госпожа поговорит и договорится.

Чем хорош ислам если не вообще, то динанского розлива: можно выбрать мужа, оттеснив, но не выгнав других жен, и они далеко не всегда будут против. Я предполагала властвовать по той причине, что являюсь редкостью своего рода. "Облагодетельствуй первого на своём пути и убедись, что его можно продвигать", - думала я с известным цинизмом. А вот что вышло в итоге - можете судить сами.

Уже назавтра корове притащили седло для смотрин. Я последнее время - имеется в виду, после зала Статуй - интересовалась лишь тем, чтобы чисто было да вошь не заедала. Да и раньше выработался у меня стиль не так чтобы женственный: юбки вечно путаются в ногах, грудь лифом обтянешь - не вздохнуть нормально, а штаны-милитари и сверху балахон суть самое то. Экстремальных случаев я не учитываю.

Однако здешняя дамская мода оказалась удобной, как вторая кожа. Обувь и то не жала, а как бы дышала, когда сжимались-разжимались пальцы ступни. Сам наряд почти полностью повторял то, в чём щеголяла третья жена, только у неё за основу был положен бледный шафран, у меня - неяркий пурпур. Туго заплетенную косу, к сожалению, пришлось прижать широким обручем и засунуть во что-то вроде длинной кишки из кисеи, а до того расчесать, причём не пальцами и не верблюжьей колючкой, как бывало. Мою дочку тоже вырядили напоказ: меня удивило, что она и не вздумала капризничать, но вовсю рассылала улыбки.

На пол моего пристанища бросили толстый войлочный ковёр с грубым рисунком и несколько тугих подушек - сидеть с удобством. Поскольку душевный разговор по всем правилам приличия требует запивки, а запивка - заедки, следовало ожидать, что всё это прибудет вместе с претендентом.

И он явился. В сопровождении небольшого отряда важных молодых людей. Все верхами, все расфуфырены поярче их дамского пола. А предводитель...

Ох. Я не однажды объясняла, что представление о мужской привлекательности у меня нетрадиционное. Но красота - она и есть красота и порода - всегда порода, хоть в жеребце, хоть в человеке. Мощные плечи, тонкая талия, горделивая посадка в седле, мягкая поступь. Чёрные брови двойной дугой, выпуклые скулы, каштановые кудри. Борода имеется, куда же муслиму без бороды, но черт лица не застит, а они, что называется, точёные. И, как и у почти всех в племени, голубовато-серые глаза. Чистейший горный ключ, умное живое серебро.

Словом, не из тех он был, кем в принципе я могла бы увлечься, вовсе не таким, как мой погибший любовник, но как-то вмиг я поняла, что в мужья мне надо брать только его - и более ни один в Сухой Степи не годится. В роде человеческом я разбираться умею.

И заговорил он первым, как того требует учтивость:

- Великая честь для меня - защитить такую женщину, как Таригат-кахана, и её благословенную дочь. Согласна ли она мне довериться?

- Во всяком случае, больше, чем погоде этих мест, - ответила я. - Но в какой мере и степени я доверюсь - то решать одной мне.

Проба на смышлёность. Он понял прекрасно:

- Какой выкуп Таригат-кахана за себя назначит?

А без такого и брак не брак, лишь сожительство.

- Нужно мне двадцать человек, которые следовали бы за мной повсюду и были словно пальцы на моих руках и ногах.

- Мои люди - не рабы, но свободные.

- Разумеется. Как и уважаемый кахан: потому что не Абдалла зовут его, не Раб Божий, по примеру христиан, но Божий Друг.

С точки зрения лингвистики игра слов довольно примитивная, однако доказывает, что мы оба знаем арабский, а не только местное наречие, и оба в равной мере образованны. Строго говоря, мы обозначили не реальное положение вещей, но символ.

- Я хочу получить лишь право выбрать тех, кто мне нужен, причём согласно и их желанию, - продолжила я. - Ведь лишь свободный может следовать по верному пути.

Насчёт пути - это уже был намёк на моё прозвище.

- Принято, - проговорил он и хлопнул себя по бедру. - Что я должен сделать для маленькой?

- Она тоже родилась и растёт свободной, - говоря это, я поглядела на Раиму краем глаза. - Такие всегда решают о себе сами. Не знаю, когда придёт моё время пускаться в странствие и каким оно будет: с ней или без неё. Но зачем заглядывать вперёд так далеко?

Тут оба мы, похоже, вспомнили одно и туже историю, которая плохо вмещается в головы продвинутых европеоидов. Юной жене пророка Мухаммада было девять лет, когда они поженились, она ещё в куклы играла. Был такой крылатый конь, сшитый из тряпок, - аналог пластмассовой барышни, которую новобрачная сажает на свою постель. Но в то же время Аиша считалась одной из самых образованных женщин тогдашнего арабского мира.