Что такое? Уже рассвело, и её тогдашние слова прозвучали наяву?

Та-Циан подняла голову от стола - напротив сидели её парни, восхищённо улыбаясь и едва не аплодируя в тонкие ладошки.

VIII. ПЕРВЫЙ ШАГ ВО ВЛАСТЬ

На сей раз не она - её саму разбудили. Уже засветло, то бишь поздним утром.

Мальчики раздобыли пылесос (старорежимный, он гудел и вонял раскалённой пылью, оттого Та-Циан его ненавидела, предпочитая влажную уборку или вообще никакой) и решили поразвлечься. Начали, судя по звуку, со своей собственной берлоги, чуть позже перешли в коридор, захламленный шмотьём и книгами из рутенского развала, а теперь робко царапались в её личную дверь. Зверюгу они явно поставили на ждущий режим.

- Да, в чём дело? - крикнула она, не поднимая головы с высоких подушек.

В дверной щели появились две ангельских головки: внизу рыжая, сверху белобрысая, обе словно в муке или пудре. С весьма энергичным выражением.

- Госпожа, мы закончили прибираться, только у вас осталось, - сказал Рене.

- И что? Сама не справлюсь? Давайте валите отсюда, я сплю голая.

Поднялась, прошлась по зале, почёсывая за лопатками и в потылице. Перегнулась вперёд-назад, касаясь всеми ладонями пола: мостки из гибкой ивы. Глянула за штору, продекламировала устало:

- Осень поздняя. Город укутан туманом седым и трепещет под ветра суровым напевом: "Боже правый, веди их путём прямым, не путём всех заблудших и тех, кто под гневом".

Подумала: "Вроде бы мои стихи - или той былой Татьяны? У нас тут, между прочим, давно декабрь, хотя по виду от ноября не отличишь, такой промозглый. Хочется высморкаться на чьём-то плече. И утереться чужой жилеткой".

Свернула постель в пехотную скатку и замаскировала под диванный валик. Кое-как проделала несколько гимнастических упражнений на растягивание. Влезла на трон и залезла в душевую кабину. Рутина, в общем - если не считать той двоицы, что ждёт, переминаясь с ноги на ногу, в коридоре. Будем надеяться, что ждёт с нетерпением: потому что если они добрались до имущества прежней хозяйки, как раз и запиханного ею второпях при переезде в те ящики, что они ворочали, то - добрались, в общем.

Это народ очень увлекающийся.

Давненько мы, кстати, не апеллировали к народной мудрости Керма. "Брать этих созданий лучше всего в момент становления: тогда легче лёгкого привадить на свою кровь. Она ограничивает их волю в одном-единственном направлении, они с радостью тебе служат и ради тебя убивают. Охотятся для тебя. Но сами догадываются, почему - а зачем тебе рабы, тем паче непокорные?".

Чудак аньда. Непокорство-то как раз всего слаще. И страх, боязнь погрузиться слишком глубоко в чужую кровь, где растворены сказания. И уклончивость, такая очаровательная - своего рода мужское кокетство. И нежданные проблески честности.

- Ладно, ребята, - сказала вслух. - Давайте-ка вдарим по кофе. А то, может, вы и макароны сварить сумеете, хоть и сущие неедяки? Но моего личного напитка жизни это не отменит.

- Так недолго и печень посадить, - сказал Рене. Выглядел он на три четверти себя самого обыкновенного, однако был настроен весьма живо.

- Тем более что кухарить мы тоже терпеть ненавидим, - усмехнулся Дезире. - Так, перехватываем на пути к настоящей прогулке.

- Оно и видно - с чего бы это вам так усыхать? Скоро, скоро будем брать вам одежду и обувь фирмы Фридом Теллер, пошитую на супергеройское тельце ровно в семьдесят три сэмэ.

"Ох, эта парочка хоть через фортку Рутению открывает, а я из-за неё сижу сиднем дома, - вздохнула Та-Циан в душе. - Хоть бы проветриться - побывать на стальном ветру, как бывало в юности".

Чуть позже, кое-как заморив червя, что прогрызал желудок изнутри, она сказала:

- Кто-то из вас говорил, что хотел бы побольше авантюр? Или я ослышалась в душе? Нынче будут вам авантюры.

Словом, двинулся наш отряд в горы с чуточку изменившейся вводной. Только не думайте, что мы, словно и впрямь боязливые купцы, пробирались окольными тропами, уклоняясь от предложенных нам стычек. Такое было бы верхом неучтивости. Так что принимали вызовы едва ли не все подряд.

- А вы помните своё первое сражение? - благоговейно произнёс Рене.

- Помню. Хотя сражение - слишком громко сказано. Даже не особо помню: ночлег ли не поделили или наскочили на рыцарей большой дороги. Дело было вечером, не разобрать. Тут и огнестрела толком не применишь, - а кархи сами по себе выскользнули из ножен и прильнули к правому плечу. Помню, как Нойи крикнул, словно в футболе:

- Играй центра, Таци! И держи его как клювом. А прочие крыльями развернутся.

Одна из ваших военных женщин писала: "Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне". Не думаю, что она пустила войну внутрь себя: иначе бы после того эпохального боя на одних штыках к ней не приходили бы навязчивые сновидения. В бою как раз не бывает страшно - иначе ты вмиг окажешься в стороне: под ногами, копытами, траками... в лучшем случае головой в кустах на опушке.

Меня охватила холодная и весёлая злость - отбивайся, вертись кубарем, рассылай колкие реплики. Ощущение ловчей сети: не уходи вперёд, порвёшь, одну в клочья порубят. Ликование: прорвались, одолели!

Когда всё кончилось, Нойи самолично забинтовал мне плечо:

- Левое, как и следовало думать. Едва шейную вену не зацепило. На том вы, новички, и просекаетесь: в азарте забываете о себе самих. Оно не дуэль, однако: со всех сторон достают. Ладно, за храбрость тебе высшая оценка, а мало-помалу и мозги начнёшь в дело пускать.

Керм тоже подошёл:

- Я ведь говорил, что в тебе, сэнья, от рождения имеется что-то бунтарское и боевитое? Но пока не во всю меру проявилось: свой личный норов показываешь. А ты одну свою саблю слушай - у неё опыта раз в сто поболе твоего. И не дай Всевышний тебе думать посреди боя - разве сталь думает, когда убивает? Истинный воин - одно со своим клинком.

Карха у меня по-прежнему оставалась короткая, степняцкая. Из тех, которые больше всего учат отваге. Супротивника надо подпустить близко, чтобы срубить, а сам он куда как чаще кархой гран орудует - длинной тяжёлой саблей. Зато с этаким ослопом в руке вьюном не повертишься. Особенно когда в седле.

И не мой это был клинок: свой воину ещё отыскать предстоит. И сделать живым.

Да, с какой стати у побратима родились такие сравнения: клюв и крылья? Эскадрон гусар крылатых, ну конечно; мы пели похожие стихи в переводе на местное наречие, а сочинил их один поляк. Но тут ещё что: сидела я в седле даже не по-горски, а на степняцкий манер: "хмурым ястребком". Стремена подтянуты к лошажьим маклакам, подбородок прижат к груди, повод за кушаком, рядом с тесаком заткнут. Ножи мы носили, чтобы при случае поиметь запасной шанс. Что, говорите, язык у меня чуть испортился? Это из-за общего колорита и, не исключено, по причине отсутствия в полевых условиях холодильника.

Ребята прыснули.

- Вот, а у меня к тому же такой был опыт красноречия, благодаря главной рыночной площади в Дивэйне, - калёным железом не вытравишь. Пока шли - а шли мы по воинским меркам не торопясь, - было время пораздумать. Ведь не может такое статься, чтоб не было центра координации и управления, а не так, как нам сказали: к известному, довольно отдалённому числу прибыть и стать на позицию. Не всем, как можно понять сразу: кто-то агент глубокого залегания, кто-то обычный тихий диверсант в составе небольшой группы, а кто-то наподобие veni-vidi-vici - кубик Рубика брошен нужной гранью, Рубикон перейдён.

Тогда это очень похоже на то, как только и управляются в горах: растопыришь пятерню, дотянешься всей рукой - сожмёшь в кулак. Мощёных дорог под тяжёлую артиллерию почти не завелось, что завелось - похоже на Военно-Грузинскую девятнадцатого века. Радиосвязь блокируется горами, что и говорить о телефонной.

- Авиация на что? - спросил Рене. - У вас ведь была.