- No. Drink, if you want. Hurry to fill the car, we need to go.* (*- Нет. Пейте, если хотите. Поторопите с заправкой машины, нам надо ехать.)

И скосил глаза в сторону двери. Полковник понимающе кивнул, взял со стола моментально наполненный майором стакан, опрокинул водку в три приёма, зажевал предложенным огурчиком, и, закурив, вышел, бросив коменданту на ходу:

- Поквапите сво╖х людей. Ми вийдемо, пров╕тримося.*(*- Поторопите своих людей. Мы выйдем, проветримся.)

Я шагнул следом за ним к двери. Вместе мы прошли по коридору к выходу. При этом полковник, словно невзначай, завернул к "обезьяннику", за угол коридора. За решёткой в полном одиночестве сидел малость помятый Тиша понурив голову. На шаги в коридоре он не обратил внимания. Заметив, что Тиша один, я вздохнул с некоторым облегчением. Было опасение, что здесь полный "обезьянник" задержанных, что вполне реально в прифронтовой зоне. Тогда пришлось бы ради достоверности взять и остальных. А куда? Всех чохом в один "уазик"? Тут даже у самого лояльного к полковнику Генштаба коменданта появятся вопросы, ответить на которые придётся.

Чтобы привлечь внимание Тиши я на ходу похлопал полковника по плечу, давая знак остановиться, и как бы между прочим, громко сказал:

- Look, Colonel, on the detainee. He's a boy. With whom did you have to fight? You certainly know the history of my country? During the civil war are the same young men on the side of northerners, and the Confederates lost. Are not you afraid that you will find the same fate? *(*- Посмотрите, полковник, на задержанного. Он совсем мальчик. С кем же вам приходится воевать? Вы, конечно, знаете историю моей страны? В Гражданскую воевали такие же юноши на стороне северян, и конфедераты проиграли. Вы не опасаетесь, что вас ждёт та же участь?)

Полковник, уловив подначку в моём голосе, не особо задиристо и как-то даже устало ответил:

- Drop it. We are soldiers, leave policies.* (*- Бросьте. Мы солдаты, оставим политику.)

Тиша, услышав мой голос, вздрогнул, поднял голову, и, увидев меня, чуть не вскочил на ноги. Я тут же приложил палец к губам, благо дежурный из вестибюля видеть меня не мог, и махнул Тише рукой, чтобы не поднимался. Парень захлопнул ладонью рот и часто закивал. Ну, слава богу, понял! Я опасался, как бы он не заорал в полный голос от радости. Полковник, словно не замечая ничего, спокойно добавил:

- Such is the fate of any country in which the raging civil war, old сhap. You are well aware that we have a civil war. Leave tales of separatists for propaganda. We are not the first, and I'm afraid, we're not the last.* (*- Такова судьба любой страны, в которой бушует гражданская война, старина. Вам то хорошо известно, что у нас гражданская. Оставим для пропаганды сказки о сепаратистах. Не мы первые, и, боюсь, не мы последние.)

И усталость у него в голосе была неподдельная и отнюдь не физическая. Какой-то душевный надрыв я уловил в его голосе, несмотря на напряженность ситуации. Кажется, нормальный он мужик и совсем не похож на оголтелого вояку и русофоба, который с удовольствием драл глотку во славу майдана и теперь фанатично воюет с москалями, потому как терпеть их не может. Отдал человек государевой службе всю жизнь, и не его вина, что царёк у нас четверть века назад был без царя в голове и сдал братский народ на откуп буржуинам. Как, впрочем, и свой собственный... Короче, определённо нравится мне этот полковник. Как минимум, вызывает некоторую симпатию, несмотря на то, что враг. А вот Тиша мне что-то не очень нравится. Нет, он рад, конечно, слов нет. Парнишка он сообразительный, с ходу просек, что я здесь не в качестве пленного, а пришёл его вызволять с помощью полковника. Рад, что не бросили его пропадать. Вот только смурной он какой-то совсем. Как пыльным мешком по голове стукнутый. Однако предаваться размышлениям, по какому поводу, мне сейчас некогда. Отложу я это на потом. А пока надо взбодрить парня, дать ему понять, что нужно до конца сыграть роль пленного. Покрутив пальцами возле виска я, как сумел, жестами обрисовал Тише ситуацию, благо камер наблюдения здесь отродясь не бывало, и можно не опасаться, что кто-то заметит мою пантомиму. Тиша, умница, сообразил за кого я себя выдаю, раз уж чешу по-аглицки. И снова закивал и махнул рукой. Вот и славно. Слегка подтолкнув полковника к выходу, я направился следом за ним на улицу, мимоходом обратив внимание на входящих в вестибюль трёх мужичков среднего возраста и явно гражданской наружности. Этим-то здесь чего надо в предрассветный час?

Выходя вслед за полковником на улицу, я успел услышать, как один из троих почти подобострастно сообщил дежурному:

- Ми до пана коменданта. Привезли, як домовлялися.* (*- Мы к господину коменданту. Привезли, как договаривались.)

Оля-ля! А комендант времени даром не теряет. По виду мужички местные, и, похоже, приехали с подношениями. Как говорится: кому война, а кому мать родна. Да и чего удивляться? Каждый на этой войне гребёт, как может, в соответствии со своими аппетитами и статусом. Как и на любой другой.

Возле нашего "УАЗа" суетились двое бойцов с канистрами. Одна уже лежала на боку, пустая. Из второй заливали бензин в бак, и третью запихивали в багажник. Запасливо. Вот только нам, увы, столько бензина не потребуется. Не можем мы шпарить с комфортом до точки, машину придётся бросить в паре километров от Марьинки, чтоб не засыпаться. Но останавливать солдатиков я, понятное дело, не стал. Тем более что вслед за нами на крыльцо вышли те трое мужичков. А вскоре и комендант подтянулся. Смущённо зыркнув на полковника, комендант властно махнул мужикам рукой. Мол, сгиньте, не до вас сейчас. Все трое послушно потопали к припаркованной неподалёку "газели", на которой, видимо, и приехали. А комендант, чтобы как то скрыть неловкость, поинтересовался:

- Пане полковнику, а де шестеро б╕йц╕в, що були з Вами позавчора?* (*- Господин полковник, а где шестеро бойцов, что были с Вами позавчера?)

Вопрос был ожидаемый, и полковник выдал коменданту наиболее разумное и житейски обоснованное объяснение:

- Вимага╓мо зв╕льнювальну. За бабам, поминати, скучили. Майор, Ви ж зна╓те, що вони майже некерован╕. Сперечатися з ними соб╕ дорожче. Союзнички, мати ╖х! Т╕льки ╕ вм╕ють мародерствувати та нашим б╕йцям в спину стр╕ляти, щоб фронт не оголити. Тим б╕льше до мене при╓днався кап╕тан. А в╕н один взводу варто, пов╕рте.* (*- Потребовали увольнительную. По бабам, поминаешь, соскучились. Майор, Вы же знаете, что они почти неуправляемы. Спорить с ними себе дороже. Союзнички, мать их! Только и умеют мародёрствовать да нашим бойцам в спину стрелять, чтобы фронт не оголить. Тем более ко мне присоединился капитан. А он один взвода стоит, уж поверьте.)

Сказано про "азовцев" было с такой плохо скрытой яростью, что причина его равнодушия, когда я отстреливал тех, стала вполне понятна. Отношение к гоблинам из нацбатальонов у вэсэушников примерно такое же, как к заградотрядам НКВД во время Отечественной. Какая уж там любовь?!

Комендант в знак согласия покивал и, недовольно покосившись на меня, угрюмо пробормотал:

- Ну да, мавпа заморська. Гаразд хоч негра не над╕слали. У мене ╕ так солдат к╕т наплакав, а тепер ще дво╓ в санчастин╕ виявилися.* (*- Ну да, обезьяна заморская. Ладно хоть негра не прислали. У меня и так солдат кот наплакал, а теперь еще двое в санчасти оказались.)

Я мысленно хохотнул. Нет, не над раненными бойцами и проблемами коменданта. А над его отношением к америкосам. Как бы нынешняя киевская власть в уши не дула, а не любят импортных друзей. Вот не любят, и всё тут! Это уже на генном уровне. Украина, как территория, уже столько набегов на себе пережила, что никакие мантры политической элиты о любви к западу и любви запада к Украине не помогут. А полковник, решив, что момент самый подходящий, как бы невзначай поинтересовался:

- А що за хлоп'я у Вас в "мавпятнику"?* (*- А что за малец у вас в "обезьяннике"?