Утомившись, он включил плеер, надеясь отогнать тревожные мысли музыкой. Небо медленно угасало, переходя из светло-серого в тёмный, почти чернильный, и яркие пятна под фонарями становились всё более чёткими, словно темнота вливала в них силы. Песня стартовала с паузы, без вступления - и звенящий серебром голос снова воспарил среди пустоты, наполнив её эхом холодных слов:

Варево серое

В тесном котле небес

Душу несмелую

Вмиг оседлает бес

Стенами сумерек

Мир заслоняется

Хищным цветком во тьме

Зло распускается!..

Кай дёрнулся, нажимая "стоп" - и остановился сам, словно его нервную систему соединили с музыкальным устройством. Выдернув наушники, он вслушался в шуршание машин на соседней улице и медленно, стараясь не делать суетливых движений, обернулся назад.

Дорога пустовала: взгляд, который он ощутил спиной, оказалось некому бросить.

"Дурацкая песня. Нефиг на ночь глядя слушать всякую муть."

Быстрым, но твёрдым шагом он добрался до дома, открыл дверь и заперся в уютном тепле. Наскоро поужинал, решил пару задач, пролистал конспекты к грядущему семинару и вылез в сеть. Проверил почту, сыграл в логическую головоломку, пару раз бессмысленно обновил страницу в "Единой книге" и наконец сдался, признавая своё бессилие перед болезненным любопытством.

Новость отыскалась быстро и успела обрасти подробностями. Просматривая посты, ленты и комментарии, он выяснил, что убитую, скорее всего, звали Эльва Лист, что лет ей - двадцать один, что тело нашёл рабочий склада, пришедший подготовить его к инвентаризации и что девушку, скорее всего, накачали каким-то анестетиком, остатки которого обнаружены в образцах тканей. Официальных комментариев, как и ожидалось, никто не делал, зато детали, слитые в сеть свидетелями и причастными лицами, множились, как на дрожжах. Кто-то небрезгливый - по всей видимости, из сотрудников "Монолит-сервиса" - успел рассмотреть лицо, от которого осталось не так уж много, а кто-то из следственной группы - ещё менее брезгливый, но более осведомлённый - намекнул на результаты анализов. Проверить все эти сообщения Кай, конечно, возможности не имел, и потому старался отсеивать самые безумные, оставляя лишь те, что согласовывались со скупыми данными пресс-релизов.

Вскоре отыскалась прижизненная фотография убитой: в её подлинности сомневаться не приходилось, потому что имя жертвы успели сообщить официально. Кай заварил красного чая, сделал несколько глотков, вдыхая успокаивающий аромат, а потом перешёл по ссылке.

С экрана на него смотрело задорное лицо милой девушки с растрёпанными пшеничными волосами. Немного вздёрнутый нос, чёткие скулы, губы, которые, кажется, вот-вот дрогнут и сложатся в улыбку. Фотография предназначалась для документов - кроме Эльвы и блекло-голубого фона на ней не было ничего.

Прозрачные зеленоватые глаза смотрели озорно и малость задумчиво.

Вскоре стало ясно, почему столько людей интересуются жертвой, у которой не нашлось даже родственников.

Эльва Лист пела. Ни известности, ни денег добиться ей, конечно, не удалось, иначе о событии трубили бы все основные СМИ - но несколько песен, записанных вместе с развалившейся группой, нашли своих сетевых поклонников.

С чувством едкой горечи и каким-то детским удивлением Кай понял, что являлся одним из них. Его не особо интересовали личности исполнителей, он не знал ни единого имени, стоящего за безвестной группой "Экстенция", чьи песни затерялись на просторах трекеров и хранилищ, и теперь, разглядывая некачественные фото парней в чёрном и единственной среди них девушки, ему казалось, будто он странным образом предал этих людей. Попользовался - и выбросил на помойку.

В последний раз он слушал голос Эльвы по дороге домой.

Это совпадение, эта память о звучащих в голове строчках, спетых так звонко, что хотелось лететь за ними следом, заставили Кая скрести пальцами по столу. Он прочитал коротенькую историю группы - молодые музыканты, случайное знакомство, мечты и первая студия... Прочитал несколько строк о вокалистке - детский дом, учёба, вскользь - жизненные неурядицы, за буквами - неудачи, борьба и воля, проблеск надежды... и тишина. Группа распалась из-за глупой ссоры, лидер и клавишник успели переброситься парой ушатов грязи, а судьба Эльвы, как оборванная нить, затерялась почти бесследно.

Мысль о том, что её, как скот на бойне, несколько часов живьём расчленяли на пыльном складе, не желала превращаться в осознание факта. Кай снова и снова смотрел на фотографию - как можно вообразить, что это живое, живее многих живых лицо, превратилось в ошмётки, которые нельзя показывать людям?

Часом позже, вдыхая холод из распахнутого окна, он признал, что выбит из колеи. Впервые в жизни смерть совершенно чужого человека воспринималась столь же остро, как потеря кого-то близкого. Впервые в жизни Кай чувствовал, что не может просто сидеть на месте, не может взять себя в руки и успокоиться - и он дёргался, рычал и шипел в клетке своего сознания, глядя на огоньки города, пока не продрог окончательно и не упал без сил на кровать. Здесь, словно только и дожидалось тьмы сомкнутых глаз, к нему пришло другое чувство: ненависть. Ненависть к тому безымянному существу - существу, никак не полноценному человеку - которое пачкало своей гнусностью лик земли. Смириться с тем, что он существует в одной реальности, да что там - в одном городе с тем, кто способен творить такое - явно было выше сил Кая. Найдя, наконец-то, центр концентрации всех эмоций, он провалился в тяжёлый сон, наполненный чувствами бессилия и вины.

***

Вопросы "почему?" и "зачем?" - настоящие паразиты сознания, если на них нельзя дать определённый ответ. Они оккупируют мыслительные ресурсы, вертятся волчками в фокусе восприятия, скачут с места на место и всячески мешают нормальной жизни. Мудрость этого заключения Кай прочувствовал на себе, ковыляя сквозь серое от туч и жёлтое от электричества утро вторника. Мысли потеряли размеренный ход и болтались в голове неприкаянными тенями пустых раздумий. Паршивое настроение, унаследованное прямиком из сумбурного сна, и не думало развеиваться с рассветом, прочно оседлав лимбическую систему хозяина.

Окончательно добил Кая профессор Вородин, несгибаемый патриарх родной кафедры, вросший в неё так основательно, что пережил четыре ректорства и уверенно готовился пережить пятое.

- Вам, товарищ Штраубе, надо переписать курсовую, - безапелляционно заявил он на перерыве между парами, покалывая студента взглядом. Под словом "переписать" Алан Битнерович понимал "написать заново": попытки переделывать неугодные работы путём бесхитростного изменения формулировок пресекались им на корню. Кай неслышно вздохнул, почтительно рассматривая усы и клиновидную бородку профессора.

- Курсовая у вас, конечно, добротная. И тему вы взяли интересную. А интересная тема - она, вы понимаете, заслуживает большего. Вы, я вижу, старались - но не выдержали уровень, не довели прямую. Потенциал не раскрыт. Я здесь оставил кое-какие замечания - вот на них и ориентируйтесь. К следующей неделе постарайтесь успеть, до наших семинаров, чтобы у вас уже оценка была...

Кай больше не вздыхал - он мысленно стонал, сохраняя на лице выражение неофита, внимающего откровениям гуру. Профессор Вородин, при всех его неоспоримых достоинствах, обладал на редкость неприятной чертой: твёрдой убеждённостью, что время студента нелинейно и обладает свойством растягиваться в соответствии с пожеланиями преподавателя.

- Я понял, Алан Битнерович. Постараюсь успеть.

- Постарайтесь, молодой человек, постарайтесь. И знаете что? Энгермана почитайте, "Анализ социальных систем". Там как раз по вашей теме теоретическая база хорошая.