Пасли они и коров. С собой всегда брали удочки, иногда недотку (бредень). Всегда обеспечивали себя ухой, а то и домой приносили. Любил Вася ставить крюки на живность. Ему несколько раз на крюк попадались хорошие жереха, иногда щуки. Из такой большой рыбины мать обязательно пекла пирог. К ним в стадо пригоняли скот бывшие рабочие и служащие с хлебозавода, который находился рядом.

Саня и Вася гнали коров на пастбище. Еще издали они увидели небольшое стадо коров и телят, дымок от костра стелился над землей. Босоногая девчонка в выгоревшей от солнца клетчатой, косо застегнутой кофточке, поеживаясь худенькими плечами от утренней прохлады, стояла у костра, приглядывая за пасущимися коровами. От сырых веток валил густой белый дым, пламени почти не было видно. Девочка как раз собиралась пошевелить костер, но увидев незнакомых мальчишек, остановилась.

Вася спросил, как ее зовут.

– Шура Перова, – ответила девочка и, зажмурив глаза, потянулась, зевая.

– Дрыхнуть охота? – участливо спросил Вася.

– Да конечно. Спросонку не разгулялась еще. Тятька рано будит, – и принялась шевелить ветки дымящегося костра.

– Обожди, – остановил ее Санька, – я мигом.

Он побежал к берегу реки, наломал сухих веток тальника, и костер затрещал, запылал жарким пламенем.

Васе сразу понравилась эта маленькая, худенькая, с большими синими глазами и вздернутым курносым носиком девчонка, и они стали пасти скот вместе.

Высоко в небе парила какая-то птица, не то коршун, не то ястреб. Вася долго следил за ее полетом.

Вдали зеленели поля овса, картофельная ботва пестрела бело-синими цветками. Пышное белое облако, как стрелами, было пронизано лучами солнца.

Он подошел к высокому берегу реки. Плотная волна ветра ударила ему в грудь, отшатнула назад, обдала смешанным запахом сена, речной осоки, парного молока. Вода чудилась темной, даже черной от густой тени разросшихся ив, на самом деле она была чистой и прозрачной. Всмотревшись, Вася без труда разглядел белые камешки в крапинку, усеявшие дно реки. Вот промелькнула крошечная рыбка, ловко проплыв меж гибких и тонких стеблей редких, но очень крупных кувшинок.

И мальчику вдруг захотелось помериться силой и с ветром, и с рекой. Он поднял с земли плоский камень, разбежался и ловко, как умеет только мальчишка, метнул его навстречу ветру. Камень, описав дугу, попрыгал по ровной глади воды и упал на другой берег реки.

Вот она, родная земля! Здесь жил его дед, сейчас трудятся отец, братья. И разве есть для него, Васьки Замыслова, что-нибудь дороже этих мест!

Шурка с Санькой стояли у речной заводи и пытались достать желтые кувшинки и белые лилии.

Васька прыгнул с обрыва вниз и, увлекая за собой сыпучий песок, очутился у самой воды.

– Хошь, цветов нарву? – крикнул он.

– И побольше! – обрадовалась Шурка.

Васька срезал длинную, как удочка, палку и расщепил ее на конце. Затем погрузил палку в прозрачную воду, захватив в расщеп стебель лилии, повел в сторону, подсек, и белый цветок упал на траву. Затем второй, третий… За лилиями пошли кувшинки. Шурка едва успевала собирать цветы.

– Хватит, хватит! Дюже много! Мне и не донесть! – закричала она.

Наконец, изловчившись, Вася сорвал последнюю кувшинку.

– Ну и ловкий ты, Васька! Всегда у тебя все получается, – проговорила Шурка, пряча лицо во влажные, холодящие кожу цветы с запахом свежей воды.

Была в стаде заводская блудная корова, она всегда убегала из стада и доставляла им много хлопот, а чтобы быть спокойными за корову, они её часто привязывали за лесину в кустах верёвкой и держали там до выгона домой.

Бывали случаи, когда ребята подолгу засиживались под яром с удочками, а коровы в это время уходили с лугов на посевы, топтали и съедали овес и рожь. Ребята бросали удочки, опрометью бежали туда и угоняли скот обратно на луга. Если бы это увидел кто-нибудь из коммунаров, то им бы не поздоровилось.

Незаметно прошли лето и осень. Наступила зима. Однажды им сообщили, что в коммуне будет открываться вечерняя школа по подготовке в пятый класс. Учиться будут в субботу вечером и до обеда в воскресенье. Записалось восемь человек. В том числе и Василий.

Учиться стали на квартире Большековых, так как Арсений сломал ногу и лежал в постели. За учительницей, Капитолиной Ивановной Храмовой, каждую субботу в Воскресенское ездил брат Василия Яков. С ней всегда приезжал ее муж, Владимир Храмов, который занимался делами коммуны. Учебники и тетради она привозила с собой. Посередине избы за большим столом ученики рассаживались поудобнее и занимались уроками. Занимались три часа, на другой день к 12 часам снова приходили заниматься на три часа, а под вечер Яков увозил их в Воскресенкое. Ребят готовили для поступления в 5 класс в Воскресенскую школу, которая находилась за 10 вёрст от деревни.

«Зимой, сломя голову, особенно по вечерам бегали на территорию мельницы. Там было много мешков с зерном, которые штабелем складывались возле стен мельницы, где находили удовольствие играть в прятки. Были случаи, мешки разрывались, и зерно сыпалось между мешками. Сторож Гриша Костышев с метлой гонялся за нами, но нам удавалось не попасть под удар его «оружия».

Но мы не всегда занимались озорными делами. По праздникам ставили спектакли. Клуба в деревне не было. Для этого приспосабливали мельничную избушку. Вместо сцены приносили доски и устанавливали на чурках. Вместо занавеса использовали возовой полог.

Среди ребят назначали кассира, который заготавливал билеты, на бумаге определённого размера ставили конторский штамп, а иногда удавалось поставить круглую печать. Участвовали в спектаклях и заводские ребятишки. Руководителем и постановщиком всех спектаклей была Зойка Большекова.

Иногда нам удавалось пробраться на чердак избушки, там много было разной литературы, газет и журналов. Выбирали то, что нам было интересно, и прятали по карманам, прятали под пиджаки и уносили домой. Там же было много музыкальных инструментов, шахматные и шашечные доски, всё это ребятня перетащила к себе на квартиры. Музыкой мы пользоваться не умели и поэтому вскоре превратили инструменты в утиль.

В школе я подружился с Володей Мальцевым. Отец у него был заведующим заводом. По воскресениям я часто бывал у них, приглашали меня и на новогодние ёлки. Ёлка красиво украшалась всевозможными игрушками, и ещё интереснее было то, что ёлка освещалась спектрическими лампочками. Возле ёлки играли во всевозможные игры, рассказывали стихотворения, пели песни.

В 1920 году Володя уехал в Саратов. Мы с ним целый год переписывались. Потом связь оборвалась».

Зима прошла незаметно. К весне ребятишек в коммуне осталось трое: Лёнька Соломонов, Коля Садков и Васька Замыслов. Остальные разъехались с родителями по своим деревням. Вскоре учеба закончилась, и оставшиеся ученики поехали по домам. Вася пришел домой, когда весенние полевые работы были в самом разгаре. Он сразу же побежал на поле к отцу. Там в это время сеяли рожь.

– Васька… Васька пришел, – приветствовали его несколько радостных голосов.

– Васенька мой золотой! – обрадовалась Пелагея и стала целовать сынишку. Сестры, оставив на минуту полевые работы, обступили Васю.

Подошел Терентий в старой сермяге, без шапки, обнял сына. Потом пошел перевязать лошадь и, оглянувшись, крикнул:

– Ступай, пособляй им, а то ишь они еле колготятся.

Вася ссыпал жито из мешка в лукошко, повернулся к отцу:

– Пойду сеять, тятя.

Он ступил на край загона, сунул правую руку в лукошко и неторопливо, размашисто бросил зерно на свежевспаханное поле.

Терентий, глянув вслед удалявшемуся сыну, довольно крякнул и только теперь заметил, что вырос еще один сын в семье. Он с доброй улыбкой смотрел на Василия, на его широкие, слегка покатые плечи и упругую поступь сильного, ладного, сухощавого тела, облаченного в просторную полотняную рубаху.

– Добрый пахарь растет, слава те, Господи, – радостно подумал Терентий и пошел чуть левее сына, роняя на комковатую землю твердые, выпуклые золотистые зерна.