- Надо, Федя, надо, - неумолимой крылатой фразой из советского кинофильма ответил Роман. И сказал это без иронии. Для себя он решил: если сейчас слабину дам, то потом и с поля боя, обмочившийся-обделавшийся, драпать начну! Нельзя терять лицо. Короче, или сейчас, или никогда. Будь что будет.
- Идешь или нет? - переспросил Крым. Особо, конечно, не настаивая, чувствуя, что в душе Са**нова происходит какая-то борьба.
- Иду, - согласился Роман, переборов в себе грызущие чувства и почему-то неожиданно вспомнив слова своего деда, в котором, словно в зеркале, всегда отражалась душа русского народа: "Жизнь рисует характер человека, совершенные им поступки, а не пустые слова".
Они подошли к командиру.
- Сергеевич, - обратился к Ходаковскому Крым, - вот человек, он знает про мародеров.
Тот холодно смерил взглядом Са**нова с головы до ног.
- Слушаю тебя, - сдержанно сказал комбат.
Са**нов поведал все без утайки. Но вкратце. Рассказал о том, что происходило вчера на "четверке". Разумеется, назвал позывные мародеров: Пикасо и Сэма. Ну, и так далее. О чеченской базе особо не распространялся, лишь указал, что именно туда отвезли украденное имущество и оружие. И время от времени косился с опаской на другого человека, демонстративно поигрывавшего пистолетом - на пальце крутил по-ковбойски, довольно ловко. Тот стоял в стороне, но до него, быть может, долетали обрывки речи - взгляд у Заура был недобрый, внимательный, будто сверлил.
Разговор удался. Ходаковский выслушал спокойно, задал пару вопросов и направил Са**нова в особый отдел, к ополченцу с позывным "Одесса", чтобы закрепить сведения письменно, в деталях. Для дальнейшего, так сказать, расследования. К Роману примкнул и К**шеев - все-таки, как говорится, не пятая спица в колеснице, тоже принимал участие.
Перед дверью они в нерешительности остановились, будто перед ними возвышался огромный валун с письменами и стрелками-указателями, как в тех древних преданиях, где былинные богатыри задумчиво читали написанное, но всегда выбирали лишь одно направление, проявляя таинственный русский характер. Оттого на Руси неоглядной и поговорка появилась позже: или - грудь в крестах, или - голова в кустах.
Собравшись с духом, они постучали в дверь и вошли.
За столом сидел среднего роста пятидесятилетний мужчина, седоватый, с овальным лицом и несколько крупным, но ровным носом. Комната была с единственным окном, просторной, оттого казалась пустой. Шкафов не было, лишь десяток стульев выстроился по обе стороны, а возле двери разместился большой аквариум, в котором вялыми щупальцами извивались за стеклами водоросли и между декоративных камней плавали красивые рыбки. Стены голые, выкрашенные до половины синей масляной краской, а выше - побелены, как и потолок. Короче, не хватало на всем этом только надписи: "Сделано в СССР".
Они представились и пояснили Одессе цель своего визита, затем поздоровались с ним за руку и уселись на стулья. С минуту вглядывались друг в друга.
Ну вот, подумал Са**нов, сейчас начнется "разбор полетов", как любит выражаться Крым.
Роман и Алексей до последнего момента ожидали, что их сразу же арестуют за мародерство и устроят показательный расстрел, но этого не произошло. Паспорта и деньги, найденные на базе, они немедленно отдали Одессе, пообещавшего со всем этим разобраться и вернуть куда следует. После короткой паузы, он положил на стол чистые листы бумаги, шариковые ручки, а затем начал допрос, разрешив закурить. Они пододвинули стулья поближе к столу и начали писать, попутно отвечая на вопросы.
Сдавалось, Одесса все время смотрел исподлобья, но глазами особо не буравил, а по манерам был схожий на телевизионного сыщика Коломбо. Вызывал не только уважение своим профессионализмом, но и доверие, ибо не чередовал "кнут и пряник" и не кидал неприятных намеков. Он мало говорил, а чаще думал. Наверное, много о чем. Легко пробежав взглядом по не очень ровным строчкам, он положил в папку прочитанные листы. Затем пожал Роману с Алексеем руки и отпустил.
Самое неприятное, что грызло совесть, осталось позади. С плеч будто тяжесть свалилась. На душе стало спокойней - и у Романа, и у Алексея.
Едва они вышли из пропахшего куревом кабинета, раздалась команда:
- Первый взвод, собираемся на боевую! Быстро!
Са**нову выдали РПГ-26, который, как и все одноразовые гранатометы, ополченцы почему-то называли "Мухой", хотя таким кодовым названием обозначался лишь РПГ-18, четыре зеленых тубуса которых повесили себе за спину другие бойцы взвода. Бронежилетов, "разгрузок" у большинства и в помине не было, а касок - ни у кого.
Са**нов окинул взглядом свой взвод и отметил, что даже военной формы на всех не хватало - двое были в "гражданке": джинсах, кофтах, камуфлированных натовских футболках и кепи, видимо, купленных ими на вещевом рынке. Половина людей не имела нормальной обуви. Оружия в обрез, боеприпасов и того меньше. Опытных бойцов - наперечет. В основном были необученные новобранцы, как и Роман.
Подошел Крым.
- Ну как? - спросил он, улыбаясь. - Наш пострел на расстрел поспел? А ты боялся.
- Не боялся я, - ответил Роман. - Поговорили нормально. Я в конце написал, что готов лично принять участие в расстреле мародеров, но Одесса сказал мне, что это лишнее.
- Без тебя, Румын, разберутся, - улыбнулся Крым. - Вы с Коробочкой все правильно сделали. Одесса работать умеет.
- Отличный мужик, - кивнул Роман. - Слушай, а он что, из Одессы?
- "Южных ночей забытье, Самое синее в мире, Черное море мое..." - задумчиво произнес Крым, вспомнив песню в исполнении Леонида Утесова, и погрустнел. - Оттуда, Румын, оттуда... Он сюда не просто так приехал. Его сына правосеки живьем сожгли в Доме профсоюзов, понимаешь?
Роман молча кивнул. Сердце застучало, как молоток. Ему сейчас вспомнился почему-то не южный город-жемчужина, утопающий в зелени, не ленивые морские волны, накатывающие на белый пляжный песок, а огромное закопченное здание, окна, из которых вырывалось пламя и валил жирный дым, а затем - обугленные трупы людей на лестницах. Эту жуткую одесскую трагедию несколько суток с утра до вечера показывали по всем телеканалам - она у многих зарубцевалась в памяти негодованием и болью, угарной яростью и молитвенным воплем.
Произошла битва света и тьмы, после чего все стало непроглядным. Красавица Украина изменялась до неузнаваемости, из фольклорной девицы она превращалась в старуху с обвисшей грудью, от которой пахло увядшими могильными цветами и тленом. Страна вновь рождала чудовищ, созревавших десятилетиями в ее утробе, и убивала тех, кто не чтил смердящее и хлюпающее кровью прошлое, связанное со Степаном Бандерой. Безжалостные твари. Цепные псы.
- Румын, возьмите с Коробочкой свои рюкзаки, - оборвал мысли Романа Крым. - Хавку надо куда-то упаковать.
- Там наши вещи.
- Других во взводе нет.
Крым ушел.
Са**нов его услышал, но еще с полминуты стоял на месте, стиснув зубы, и думал, вспоминая пожарище в Доме профсоюзов: "Вот суки!.. Вот суки!.."
Взвод - двадцать два человека - отправился к столовой, где их встретил коренастый мужик, скуластый, в солнцезащитных очках, с аккуратно подстриженными усиками. Одет в камуфляж цвета хаки, на голове - военное кепи с длинным козырьком. Крым стоял рядом, держа автомат на сгибах рук, как это принято у опытных бойцов.
- Это - Адик! - выдержав небольшую паузу, представил Крым обладателя ухоженных усиков. - Ваш новый командир.
Взводный быстро провел перекличку, сверяясь со списком в блокноте и что-то исправляя в нем авторучкой - нескольких человек не было прошлой ночью на Первой базе, они прибыли на "четверку" прямо из аэропорта, уже утром. Стоит подчеркнуть, что имя-отчество-фамилия, как и год рождения с адресной пропиской, здесь никому не были нужны - их спросили позже, два месяца спустя. И сразу обращались друг к другу на "ты". Чаще - по позывному. Это было не только удобно, но и жизненно необходимо, ибо в боевой обстановке каждая секунда имела свою цену.
