— Он и есть предсказанный Ужас?

— Злопредсказанный, — поправил Энунд. — Так здесь говорят.

Чойс отбарабанил по подлокотнику марш ВАЛАБ.

— И ты хочешь, чтобы я стал тем человеком, который совершит необходимое?

— Да.

— Ты был на Шедире, — утвердился в своих тайных мыслях Чойс, — столице Торгового Содружества.

— Да, я окончил тамошний университет. Меня взяли с собой те, кто прилетал сюда очень давно. Они были из Содружества, а я был молодым, и мне хотелось приключений. И я нашел их. В схватке с пиратами я заполучил этот шрам. Потом я учился в университете. А затем вновь прилетел сюда. Но мои знания не пригодились мне. Ибо чего стоит их свет в здешних болотах! Кого может осветить он? Лишь страшных чудищ, коими был населен этот мир до нас и которые вновь объявились в лесах.

— Ты что-то говорил о государствах Альбегина и ВОА? Что это?

Энунд поднялся и. подойдя к большому окну, поманил рукой Чойса. Тот подошел.

— Это Альбегинские горы, — сказал Энунд, показывая на далекий хребет. — В них расположено пять государств Альбегина. Все они вассалы Йитурша, которым правит ставленник Вольфганга, хевдинг Хрут Саблезубый. Там живут не люди, а исконное население Де-Мойра. Это мерзкие ужасные существа, с которыми у нас идет извечная борьба. Но есть кое-что пострашнее Альбегина. — Он замолчал.

— Что? — спросил Чойс, все еще разглядывая туманные склоны гор.

— ВОА, Вольная Область Анархии. Она образовалась тридцать лет назад, после того, как Вольфганг, лендрманн Тарлтара, объявил это княжество вне Лиги и вообще вне всяческих законов. Там нет ни власти, ни Бога. Тарлтар стал удобен для разных ужасных тварей, и они стали толпами стекаться туда. Теперь там живут такие существа, по сравнению с которыми вчерашний тпот — просто игрушечный мишка. Древние государства Альбегина с недавних пор примкнули к ВОА, а Вольфганг стал иметь на руках один очень важный козырь: народы Альбегинских гор имеют силу над тем злом, которое издревле копилось на Де-Мойре. Ибо они сами — зло.

— Есть что-то еще?

— Вольфганг — безумец, — каким-то мертвым голосом сказал Энунд. — Он — плод неправедного соития своих предков, ныне обреченных скитаться по земле, а потому должен быть уничтожен. Он это знает. Но его жизнь для него не драгоценность. Он хочет покончить со всем миром сразу. Вольфганг хочет опрокинуть Чашу с Божьим Гневом.

— Чашу? Ту самую, о которой ты мне вчера рассказывал?

— Ту самую. С седых времен Чаша, седьмая Чаша, последняя, в которой клокочет Божий Гнев, находится здесь, на Де-Мойре. Где — этого никто не знает. Но хочет узнать. И, в частности, этого хочет Вольфганг.

— Что будет, если опрокинется Чаша?

— Наступит конец света, — сказал Энунд.

Надолго замолчали.

— Это нереально, — наконец сказал Чойс.

— Ты легкомыслен, — осуждающе покачал головой пресвитер. — Давным-давно доказано, что Апокалипсис Иоанна — не просто красивая сказка и тем более не панорама становления древней христианской церкви. Это план в действии.

— Апокалипсис? — переспросил Чойс. — Это, кажется, что-то из Библии… что-то такое страшное… проклятия какие-то… ругательства…

Чойс не был религиозен. Более того, Торговое Содружество давно перестало верить во что-либо, кроме денег, и лишало своей поддержки тех, кто почитал разных богов. Коммонуэлт ненавидел миссионеров всех конфессий, считая, что они лишь преграда на пути к достижению реального могущества. Несмотря на то, что ВАЛАБ стойко отбивался от всего, чему следовало Содружество, для собственной же выгоды ему пришлось перенять эту привычку Коммонуэлта, давно ставшую традицией.

— Невер! — обвинил Энунд. — Какие ругательства! Это святая книга, которая учит, как спастись. Персонажи ее невыдуманные. И Последняя Чаша Гнева — тоже не вымысел. Она существует.

— Но ведь никто не знает, где она, и, следовательно, никто не сможет ее обнаружить, — попробовал возразить Чойс.

— Вольфганг сможет, — веско опроверг Энунд.

— Наверняка вокруг этой Чаши обретается сонм существ еще более жутких, чем обитатели вашей планеты.

— Это верно. Но они бессильны против Вольфганга. Миссии его никто не может изменить, даже они. Так задумано от века. Понимаешь? Он родился для этого. Он родился для того, чтобы столкнуть Чашу с ее пьедестала.

Чойс задумался. Он молчал долго.

— Для всего этого мне нужна власть, — проговорил он затем.

— На тебе плащ гонфалоньера, — немедленно ответил Энунд. — Вдобавок ко всему я назначаю тебя своим видамом при ландорском дворе. Это значит, что ты отныне командуешь войсками всего пресвитерства Фафт, моей вотчины. А это в свою очередь значит, что войска большей половины Лиги станут на твою сторону, если ты начнешь войну.

Чойс встал, отошел в дальний угол башни и оттуда спросил:

— Ты будешь моим советником, Энунд?

— Да, я буду твоим советником, гонфалоньер Эдмунд Чойс, — ответил старый пресвитер.

Вместе они спустились по лестнице и вышли во двор. Солдаты, увидев на Чойсе плащ гонфалоньера, вмиг выстроились. Чойс ловил удивленные взгляды: под плащом на нем все еще был драный комбинезон капитана с галактической эмблемой.

— А где мой предшественник? — шепотом спросил Чойс у Энунда. Этот вопрос только сейчас пришел ему в голову.

— Убит Великими Мертвыми, — вполголоса ответил Энунд. Чойс не решился спросить, кто такие Великие Мертвые.

Пресвитер вышел вперед и стал лицом к построившимся шеренгам.

— Солдаты! — Голос его был все еще силен, эхом разносясь по огромному двору. — Перед вами ваш новый гонфалоньер Эдмунд. Слушайте слова гонфалоньера Фафта!

После этих слов все взгляды устремились на Чойса. Он смутился. Чойс никогда еще не выступал перед такой аудиторией, но сейчас нужно было сказать что-нибудь воодушевляющее.

— Солдаты! — начал он. Голос отказал ему. Он откашлялся. — Вы все знаете, откуда я прибыл.

— Это рискованно, Эдмунд, — шепнул Энунд.

— Да, я из другого мира, — не слушая его, продолжал Чойс. — Конечно, вы можете не доверять мне, совершенно законно утверждая, что я чужак в этом мире. Это ваше право. Но я вам скажу только одно, и вы должны знать это: я прибыл сюда не для продолжения междоусобной грызни. Я пришел, чтобы воевать с нашими общими врагами, которые досаждают вам от веков. Воевать и в конце концов победить.

По рядам прокатился одобрительный гул. Многие смотрели уже с откровенным дружелюбием. Чойс продолжал:

— Может быть, я плохо владею вашим оружием. Может, я буду смешон, когда одену привычные для вас доспехи, которые окажутся для меня слишком тяжелы. Может, вас будет смущать мой акцент. Что ж, эти сложности я надеюсь в ближайшее время преодолеть. Просто знайте: новый гонфалоньер — противник братского кровопролития, и он — за вас.

Похоже, он попал в точку: как уже случалось ранее, здесь тоже всем надоели нескончаемые усобицы. Не успели отзвучать последние слова, как две сотни глоток дружно выкрикнули:

— Хайль, гонфалоньер! Хайль, Эдмунд!

— Это было хорошо, — произнес Энунд, стоящий рядом, и для Чойса эти слова были высшей похвалой.