Мы оставляем лошадей, перебираемся через низкую насыпь и другую пологую низину, затем карабкаемся по крутому, изрытому корнями склону холма повыше; все громче рев моторов. На вершине склона, посреди сырых бурых папоротников, которые лейтенант и ее люди почти не потревожили, прокравшись с тонкой фацией, — я пытаюсь им подражать, — мы оказываемся над откосом.

Пушка стоит, припечатанная солнечным светом, на расстоянии всего лишь броска гранаты. Среди старых зданий рудника, окруженная руинами разорившегося предприятия, разъеденная сетка бурых узкоколеек, накрененная рахитичная деревянная башня с одиноким колесом на верхушке, шелушащиеся ветхие сараи с пустыми разбитыми окнами, перекошенные и просевшие рифленые стальные крыши и горстка помятых ржавых баков.

Одна пушка выглядит целесообразной и цельной; металлическое тело ее — тусклое, темно-зеленое. Длиннее грузовиков, что остались на ферме. Покоится на высоких колесах с резиновыми шинами; под дулом — две параллельные длинные запечатанные трубы. Орудийный расчет прикрыт плоской плитой, огибающей казенник, где на широкой круглой платформе (судя по всему, она опускается, принимая на себя вес орудия) громоздится путаница колес, ручек, рычагов и два ковшеобразных сиденья.

Позади две длинные лопаты-подпорки на шарнирах образуют буксирную дугу. Группа солдат цепляют ее к ревущему фермерскому трактору, а за ними, отключив мотор, ждет гражданский грузовик с открытым кузовом. Еще несколько человек в форме грузят в него сумки, тюки и ящики, курсируя между грузовиком и самым целым зданием рудника, двухэтажной кирпичной конструкцией — похоже, бывшей конторой. Всего я вижу человек десять; оружия ни у кого не заметно. В воздухе плывет дизельная вонь.

Подле меня лейтенант смотрит в бинокль, торопливо шепчет что-то своим людям; приказы передаются вдоль линии в обе стороны через мою голову. Я ощущаю возбуждение, с которым она говорит; две группы солдат поспешно перебираются на другую сторону ниже вершины холма, их тени рассыпаются, темнотой вливаясь во тьму. Они движутся быстрее, чем на подходе, а шум перекрывается ревом моторов и благоприятным ветром. Лейтенант и оставшаяся треть отряда лезут в тюки, достают магазины и гранаты.

Я смотрю вокруг, на идеальную безжизненную синеву небес над головой, на массу темной хвои на охряном склоне за рудником, на рыжее солнце, что повисло на дальнем краю холма, словно пальцы, вцепившиеся в уступ, потом снова на пушку в тени западных холмов. Ее прицепили к трактору. Грузовик тронулся, шофер наполовину высунулся из открытой двери, и машина задним ходом движется вдоль рухнувшего здания к накрытому брезентом двухосевому трейлеру. Четверо солдат подбегают к нему сзади, пытаются сдвинуть к грузовику; не получается. Они смеются — голоса отдаются эхом, — качают головами, довольствуются тем, что подзывают грузовик руками.

Лейтенант внезапно цепенеет; наклоняет голову, точно слыша что-то или ожидая услышать. Глядит на меня, хмурится, но, думаю, меня не различает. Кажется, я что-то слышу. Может, далекая стрельба: не смутный гром артиллерии, но безжизненные щелчки огнестрельного оружия. Лейтенант устанавливает винтовку, щекой прижимается к ложе. Солдаты, лежащие рядом, видят это и тоже целятся.

Я вновь смотрю на людей у рудника. Прицепленный к пушке трактор не движется. У них, похоже, проблемы с точкой буксировки. Проходит полминуты.

Потом из кирпичного здания, размахивая ружьем и что-то крича, выбегает солдат. Настроение мгновенно меняется; солдаты озираются, потом бегут; одни — к зданию конторы, другие к кабине грузовика, где шофер, стоя на подножке, глядит, судя по всему, прямо на нас.

Потом где-то справа раздается выстрел, и земля под солдатами, что бегут к конторскому зданию, подпрыгивает и делает рывок в миниатюрном взрыве почвы и камня. Двое падают.

Лейтенант шипит, затем ее винтовка извергается, выплевывая пламя и вбивая мне в голову два гвоздя боли. Я затыкаю уши пальцами, непроизвольно зажмуриваюсь, ныряя вниз и назад. Последнее, что я вижу на руднике, — ветровое стекло грузовика, разбитое в белизну, испещренное большими черными дырами, и отброшенного назад шофера — он падает и корчится, словно его ударили в живот копытом.

Стрельба продолжается некоторое время, перемежаясь резким грохотом фанат, падающих меж зданий рудника; я выглядываю и вижу, как лейтенант останавливается перевернуть магазин, затем снова — сменить пару на другую, скрученную лентой, лежащую под рукой; каждое движение — с плавной, неторопливой ловкостью; винтовка рявкает, едва прерываясь. В воздухе воняет чем-то горьким и едким. Пара взрывов позади и внизу — должно быть, ответный огонь, и я, кажется, слышу треск рации лейтенанта, но она сама то ли не обращает внимания, то ли не слышит. Вскоре единственный оставшийся звук — выстрелы лейтенанта и ее людей.

Потом и он смолкает.

В ушах звенит тишина. Я полностью открываю глаза, смотрю на лежащий ничком силуэт лейтенанта. Она оглядывает лежащих рядом. Все озираются, проверяют. Похоже, никто не ранен.

Я подползаю к оставленному мною тоннелю примятого папоротника на краю откоса и смотрю на рудник. Там курится дымок. Некоторые окна конторского здания точно разъедены — металлические рамы погнуты, обрамляющие их камни выбиты до скоб, землю усеяли сколки и обломки оранжевых кирпичей. Грузовик выглядит так, будто великан обмакнул громадную кисть в черную краску, а затем ткнул в капот, разбрызгивая по металлу черные пятна. Из решетки и дыр в крышке поднимается пар. Темная лужа дизельного топлива медленно ползет из-под грузовика, точно кровь из-под трупа. Трактор накренился, большое заднее колесо и оба передних пробиты. Повсюду растянулись упавшие тела, некоторые уронили оружие, другие еще сжимают его в руках.

Потом вдруг — движение в дверях конторы. Выброшено ружье, оно падает и скользит вдоль рельсов. Что-то бледное трепещет в дверном сумраке. Лейтенант шепчет. Из здания, хромая, выходит человек — окровавленное лицо, одна рука болтается, другая машет чем-то вроде листа белой бумаги. В него стреляют справа от нас, его голова откидывается. Он падает мешком цемента и лежит неподвижно. Лейтенант досадливо хмыкает. Что-то кричит, но слова теряются в шуме стрельбы с верхнего этажа конторы. Ответный огонь с нашего правого фланга выбивает пыль из кирпичей вокруг окна, а затем — громкий выстрел, что-то пролетает над трактором, пушкой и грузовиком и исчезает в том же отверстии; взрыв раздается почти тут же, исторгая из окна быстрое облако мусора и вытрясая пыль из карнизов рифленой стальной крыши.