— Надеюсь, вы нашли недостающую часть орденского комплекта, — сходу огорошил нас вопросом Александр Иванович.
Он сидел за столом, опершись на свою трость с серебряным набалдашником. Глаза его улыбались.
Не скрою, начало разговора спутало наши планы, так тщательно разработанные накануне. На военном совете, проведенном на привычном месте, у старого сарая, мы твердо решили (цитирую Ватсона) не говорить кузену о нашей находке, пока он сам не раскроет свои карты.
— И не расскажет все, что он знает об убийстве подпоручика Лемке, добавила Клава.
Но кузен сразу же перехватил инициативу.
— Что же вы не предсталяете нам вашу очаровательную спутницу? — с любезной улыбкой спросил он. — Впрочем, мы заочно знакомы. Третьего дня я оказался невольным свидетелем вашего… м-м-м… совещания в Архангельском. Даже раскланялся с вами, но вы меня, к сожалению, не заметили, а вторгаться в ваш, как мне показалось, не предназначенный для чужих ушей разговор я посчитал невежливым.
Не скрою, рассчетливо нанесенный кузеном удар по нашей репутации последователей великого сыщика застал нас врасплох. Ватсон заскучал. В глазах у Клавы промелькнула растерянность. Словом, следовало не медля возвращать инициативу в свои руки.
— Клава Козлова, — представил я нашу спутницу. — Учится в нашем классе, приглашена в качестве консультанта.
— Очень приятно, — сказал кузе. — Но мы, кажется, договаривались о полной конфиденциальности нашего предприятия?
Клава, надо отдать ей должное, повела себя более, чем достойно.
— Меня предупредили об этом, и я дала честное слово хранить тайну, сказала она.
Столь прямой и искренний ответ, очевидно, удовлетворил кузена.
— Ну, что же, пора обменяться информацией о проделанной работе. — сказал он. — Софья Ивановна, пожалуйте за стол. Кто начнет?
— Ваша очередь, — выпалил Ватсон с немного излишней, на мой взгляд, агрессивностью.
Но в целом получилось удачно.
Во всяком случае, кузен, переглянувшись со старой дамой, с мнением Ватсона согласился. Хотя и без особого энтузиазма.
— Вас, очевидно, прежде всего, интересует, было ли что-нибудь, кроме газет, в саквояже?
Мы дружно кивнули головами.
— Понимаю, — обронил кузен. — На вашем месте я задался бы тем же самым вопросом. Так вот о саквояже. Кроме старых газет, оказавшихся даже более любопытными, чем я ожидал — но об этом позже, — в одном из его многочисленных кармашков мы обнаружили две голубые, предполо-жительно, орденские ленты. Да, те самые, на которые вы сразу же обратили внимание в начале нашей встречи. Вон они сушатся в саду, Софье Ивановне пришлось потрудиться, чтобы привести их в порядок. И еще вот это.
С этими словами кузен не без торжественности положил на стол две абсолютно одинаковые восьмиконечные звезды из белого металла. В центре их, в раходящихся лучах красовалось точное, хотя и уменьшенное изображение крестов, найденных нами на чердаке старого сарая. С короной и венками из пальмовых листьев.
Дав нам время полюбоваться звездами, кузен сказал:
— У вас, случайно, нет никаких предположений относительно нашей находки?
— Сначала вы нам расскажите, что еще вы нашли в старых газетах, Ватсона, взявшего след, трудно было сбить с толку. — Про убийство этого, как его, подпоручика Лемке.
— Ах, да, конечно, — спохватился кузен. — Из "Ильинской правды" и ряда других источников (вы знаете, что я давно интересуюсь этим делом), сложилась следующая картина. Весной 1918 года ряд монархически настроенных офицеров готовили попытку освобождения царской семьи, которая тогда находилась под арестом в Тобольске. Подпоручик Лемке был участником заговора. И поскольку он служил одно время адъютантом великого князя, то знал, что в Ильинском, в потайном сейфе, находившимся в библиотеке, хранились какие-то реликвии, которыми Сергей Александрович и Елизавета Федоровна очень дорожили. Их, очевидно, он и пытался выкрасть из Ильинского. По всей вероятности, Лемке хотел передать их Елизавете Федоровне, для которой было свято все, связанное с памятью о муже.
Александр Иванович помолчал и продолжил:
— Но случилось иначе. После приезда Ленина охрана дворца была усилена, и Лемке был убит. А вскоре, в июле 1918 года, царская семья была расстреляна в Екатеринбурге, а Елизавета Федоровна зверски убита в Алапаевске.
— Так вы уверены, что то, что Лемке искал в Ильинском, принадлежало Сергею Александровичу? — не выдержал я.
— Надеюсь, что так, хотя с уверенностью утверждать это, разумеется, невозможно, — ответил Александр Иванович. — Хотя, как вы, наверное, уже поняли, имеются и другие версии о том, что Лемке искал в Ильинском.
С этими словами кузен повернулся в сторону Софьи Ивановны.
— Да, в моей семье передавалась легенда, — тихо начала старая дама, что наш предок Александр Иванович Остерман-Толстой обладал жемчужиной, как две капли воды похожей на знаменитую "Перегрину". Но из уважения к Татьяне Васильевне Юсуповой, жене Николая Борисовича, гордившейся своей уникальной жемчужиной, он хранил в строжайшей тайне секрет существования соперницы несравненной "Перегрины". В знак признательности Николай Борисович заказал копию на холсте знаменитой фрески Тьепполо "Пир и смерть Клеопатры", на которой было изображено, как египетская царица бросает в кубок с вином жемчужину — точную копию той, что принадлежала моему предку.
Помолчав, Софья Ивановна закончила:
— А поскольку Александр Иванович раньше, до Романовых, был владельцем Ильинского, то где же искать соперницу "Перегрины", как не здесь? Вот мы и искали. И дом после смерти Ткачева купили по этой же причине.
— А причем здесь Ткачев? — Ватсон был в своем репертуаре.
— В деревне давно заметили, что Иван Ткачев слишком рьяно участвовал в реквизициях, — пояснил кузен. — Слухи разные ходили. Так что сообщение в найденной вами газете о том, что Ткачева допрашивали в связи с убийством Лемке, только утвердило нас в наших подозрениях.
— Да, история, — протянул Ватсон.
— К сожалению, всех ее подробностей мы уже никогда не узнаем, — заметил кузен. — Да это, наверное, уже и не суть важно.
Стоит ли говорить, что именно в этот момент на столе появилась жестяная коробка с надписью "Наш ответ Чемберлену!"
— Символично, — заметил кузен и открыл крышку.
Сказать, что кресты произвели фурор — значит сильно приуменьшить впечатление, произведенное их появлением на веранде у Софьи Ивановны. Старики сияли от счастья. Только кот, лишенный возможности разделить всеобщее ликование, повел себя, как всегда, странно. Он взгромоздился на стол, несмотря на существовавшее на этот счет строгое запрещение, и лег возле иерусалимских регалий в позе сторожевого сфинкса, не сводя взгляда с обретенного сокровища.
Когда первоначальная эйфория закончилась, мы подробно рассказали, как были найдены иерусалимские реликвии. Не скрыли мы, разумеется, и предположений деда о происхождении и принадлежности найденных нами крестов. Мадам Толстая охала и ахала, поглаживая по шерстке кота, замершего в позе сфинкса, а кузен со сдержанной гордостью говорил о блестящем подтверждении, которое получила его вера в молодое поколение.
И тут нашу беседу прервал тихий, интеллигентный стук в калитку.
Я лично ничуть не удивился, когда пошедшая открывать Софья Ивановна вернулась в сопровождении деда и двух монахинь. Удивился я только тому, что за дедом не пожаловала бабушка, а с ней и родители, не говоря уж о Асе. У всей моей родни имелось только одно общее качество — способность неожиданно появляться в месте, где их не ждали.
Между тем дед, моментально перезнакомившийся со всеми, включая кота, сразу перешел к самому болезненному вопросу.
— Как мы понимаем, — сказал он, поведя коротенькой ручкой в сторону монахинь, продолжавших безмолствовать, — ваши дискуссии о принад-лежности крестов находятся в самом разгаре. В таком случае, если матушка благословит, я готов высказать кое-какие соображения, которые могут показаться вам полезными.