Я с недоумением смотрела ему в затылок, не вполне понимая принцип, по которому он выбирал себе ассистента. Ни вопроса об искусстве, образовании или опыте работы. То, что я заинтересовала его как объект вожделения, я исключила сразу. Маркус был не просто голубым, он был бирюзово-лазурным!
-- Э-э-э, -- робко заикнулась я, продолжать следовать за ним, -- это всё? А какие-нибудь тесты будут?
Маркус расхохотался:
-- А какие тесты ты хочешь? На знание творчества представителей позднего поставангардизма или культурологической терминологии?
-- Ну, вроде того, -- ответила я, поморщив нос, хотя с культурологической терминологией он явно переборщил.
-- Ты должна улыбаться и не портить мне настроение. Остальному я тебя научу, -- Маркус остановился, открывая передо мной дверь. Белые зубы сверкнули между покрытыми перламутровым блеском губами. Его смуглая кожа ровного оливкового цвета его была гладкой и ухоженной. Нос явно подвергался пластике, причем неоднократно, -- проходи скорее, ты слишком медленная! -- он подтолкнул меня внутрь.
Мы оказались внутри роскошного кабинета. Ничего лишнего, спокойные цвета, ровные линии и изысканная сдержанность. Большие прямоугольные диваны из белой кожи, светлый ковер на полу и кофейный столик из крупного изящно изогнутого бревна.
-- Маркус, дорогой, это ты? -- послышался приятный моложавый баритон. Вытирая руки бумажным полотенцем, из ванной вышел высокий седовласый мужчина. Это был статный человек с прямой спиной и широкими плечами. Его рубашка графитного цвета оттеняла благородную бледность его кожи. Настоящий снежок, каких нечасто встретишь в Майами и Калифорнии.
-- О, -- улыбнулся он, встретившись со мной взглядом, -- у нас гости!
-- Это моя новая ассистентка, -- гордо объявил Маркус. Он схватил из вазочки зеленое яблоко и упал на диван, ожидая реакции мужчины.
-- И как же зовут нашего нового героя со сверхразвитой стрессоустойчивостью? -- ещё шире заулыбался седовласый.
-- Ммм, -- Маркус посмотрел на меня, -- зовут тебя как?
-- Эванджелин, -- ответила я, чувствуя себя полной идиоткой.
-- Замечательное имя, -- кивнул мужчина, протягивая мне руку, -- я Хью Иньеста, ценитель искусства и скромный хозяин этой галереи.
Я пожала его руку, обратив внимание на часы скромного Хью. Такие были и у папы, и стоили они как небольшая яхта. Ещё я заметила странный перстень с гравировкой в виде дикого кабана и каймой из черных камней.
-- Присаживайся, Эванджелин, -- он указал на кресло, -- кофе будешь?
-- Нет, спасибо, -- ответила я, проклиная Мики и её знакомого. Удрать бы отсюда.
-- Могу я задать тебе личный вопрос?
-- Это зависит от того, насколько он личный, -- спокойно ответила я, -- и, пожалуй, я всё же выпью кофе. С молоком, пожалуйста.
-- Что ты можешь сказать о Маркусе? -- Хью поставил белоснежную чашку с круглыми боками передо мной.
Что? Он же это не всерьёз! Маркус сидел, приоткрыв губы, и возмущенно блымал. Да, впечатление он оставил неизгладимое, вот только поделиться им я не могла, если хотела получить эту работу -- я ещё раз глянула на Маркуса -- да и вообще, выйти отсюда живой!
-- Считай, что это тест. Тебе придётся общаться с людьми определённого круга, среди которых много странных личностей. Ты должна найти подход к каждому и понимать, кто перед тобой. Ты, пожалуй, слишком юна и не имеешь опыта, но мне ты нравишься, поэтому я хочу, -- он сделал акцент на слове «хочу», -- дать тебе шанс. Попробуем?
Я вдохнула, перевела взгляд с Маркуса на Хью и выдохнула. Буду выкручиваться, как смогу.
-- Если позволите, я хотела бы абстрагировалась от персоналий, поскольку за несколько минут невозможно составить полный портрет личности, особенно такой, -- я улыбнулась Маркусу, -- многогранной.
-- Я настаиваю, -- Хью расслабился в кресле и пригубил свой кофе, -- можешь использовать агнонимы.
«Сам напросился», -- подумала я и начала судорожно вытаскивать из глубин сознания все заумные слова, которые я знала или даже не знала.
-- Аллегорически выражаясь, для меня очевидна аберрация действительности в связи с ангедонией[2], явившейся следствием травматического императивного воздействия со стороны авторитетного для данного индивидуума человека. Перед нами ярко выраженный пример амбидекстра[3] с очевидными идиосинкратическими особенностями[4], -- я закрыла рот, наблюдая за Маркусом, возмущено разглядывающим меня, и поняла, что меня уже уволили.
-- Что, -- заикнулся Маркус, оскорблённо вытягивая губы, -- что она только что сказала?!
-- Оо, -- Хью по-отечески похлопал его по коленке, -- она сказала, что ты очень одарённый!
-- Да? -- подбородок Маркуса дёрнулся.
-- Да-да, -- подтвердила я, кивая. Он прищурился, а затем его взгляд потеплел.
-- Ну, -- Маркус поправил свой взъерошенный хохолок, -- очень приятно.
Я опять кивнула и перевела взгляд на Хью, тот улыбался как Чеширский кот.
-- Ты однозначно не подходишь Маркусу, -- решительно сказал он, продолжая улыбаться.
-- Да?! -- воскликнули мы одновременно, вот только интонация Маркуса была вопросительной, а моя – утвердительной.
-- Это ещё почему? -- возмутился Маркус.
-- Потому что Ева подходит мне!
Глава 20
Лос-Анджелес -- Денвер -- Ад
Ощущая во рту привкус прелости, Кейн шагал по безлюдному мрачному коридору аэропорта. Где-то позади почти беззвучно брёл Баррель. За годы совместной работы он стал для Кейна кем-то вроде члена семьи, которой, по большому счёту, у него никогда не было. Кейн называл его братом, вкладывая в это слово иное понятие. Баррель был его партнером, другом, дополнял Кейна там, где это требовалось. Сейчас, чувствуя настроение босса, он беззвучной тенью шел позади него, но Кейн точно знал, что его друг там, прикрывает его тыл.
У выхода их уже ждала машина с затемнёнными стеклами. Увидев их, водитель моментально открыл дверь. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что он вооружен до зубов. Кейну предстояло провести в Денвере всего несколько часов, после чего он собирался вернуться в Лос-Анджелес. По этой причине, не заезжая в гостиницу, Кейн сразу отправился на встречу.
Пейзажи Денвера мелькали за окном как отрывки из дешевого фильма. Вдалеке таяли силуэты холмов, теряющиеся в лёгкой утренней дымке. Водитель вез их по заданному маршруту, минуя дорожные заторы. Кейн и Баррель сидели напротив друг друга. Оба молчали. Накануне они уже обсудили все детали поездки. Эта встреча была чрезвычайно важна для Кейна. Он должен был узнать как можно больше подробностей о так и не осуществившейся сделке. Он должен был понять причину. Кейн не верил в то, что инсульт мог стать помехой для Альды. Он знал Фреда слишком хорошо, чтобы поверить в это. Если картина была у них, они незамедлительно забрали бы деньги, тем более, что всё это делалось за спиной Кейна и Хелла. Тут пахло совсем некошерно, и ему нужно было узнать всё, что знал Финкельштейн.