И опять дед показал себя перед всеми как несколько болтливый, но прелестный собеседник и прекрасный кавалер, так что можно было только удивляться, откуда в нем сохранилась такая прыть.

Галине Андреевне объяснили, что день у них сегодня, можно сказать, особенный, потому что накануне и Шохов, и дед Макар переехали в новые жилища. Ей объяснили, где это находится, а возбужденный вином, но и, кажется, красотой заведующей Самохин Вася предложил и ее перевезти на участок.

— Хотите, Галя,— он и тут не удержался от фамильярности,— я вам домик сколочу? Я по правде, а?

— Хочу,— сразу согласилась с милой улыбкой Галина Андреевна.

— Они вот смеются, а я и вправду могу за неделю построить, я деду предложил, а он отказывается, чудак!

— Нет, я не откажусь,— произнесла опять же с улыбкой Галина Андреевна.

Тут все поднялись и стали с жаром ее убеждать, что это так хорошо, когда она поселится с ними рядом, и насколько лучше жить в своем домике, чем в городе.

— Да у меня в городе ничего и нет,— с улыбкой объясняла прекрасная Галина Андреевна.— Я хоть сегодня... Верно говорю.

— Сегодня так сегодня! — крикнул заводной Самохин.— Предлагаю осмотреть будущую усадебку нашей Гали... Галины Андревны то есть!

Все громко прокричали «ура».

Тут же было решено, что Галину Андреевну Самохин тоже возьмет с собой в трактор. А Петруха и Григорий Афанасьевич придут пешком. Попутно они еще забегут в магазин и пополнят кой-какие запасы.

Насчет запасов Галина Андреевна тут же их суету отвергла, попросив девочек-поварих организовать ей на дорогу все что возможно.

Их с дедом Макаром, со всяческими предосторожностями, посадили в кабину трактора, и тот же Самохин, настрого предупрежденный Шоховым насчет лихачества, медленно повел свою машину по боковым улицам прямо к Вальчику. Следом двинулись и Шохов с приятелем.

Наверное, они довольно громко разговаривали, потому что Шохов не сразу расслышал, как встречный человек произнес:

— С праздником вас, Григорий Афанасьевич!

Шохов машинально кивнул, сделав несколько шагов, но, что-то сообразив, резко остановился, оглянулся. Небольшого росточка человек в плаще и кепочке, криво улыбнувшись, уходил прочь. Сразу же вспомнился необычный, будто вкось направленный взгляд, и остренькое личико, и эта подобострастная улыбка... Хлыстов! Вот теперь Шохов точно понял, что это был Семен Хлыстов, давний враг его и Мурашки.

Петруха, ничего не заметив, продолжал говорить свое, он, кажется, рассказывал о занимательной теории старика, который по расположению планет что-то там пытался определить. Шохов кивал, но не слышал, не мог слышать, потому что память восстанавливала прошлое. И мысли, одна за другой, отрывистые как импульсы, сотрясали его. Значит, и сюда добрался Семен Семеныч? Приехал, а возможно, где-то уже и работает в строительном управлении? Надо бы навести справки — где? А ведь узнал, поздоровался, гад! Может, он искал этой встречи? Может, он вообще знал, что Шохов здесь живет. Откуда? Так мир на слухах стоит! И ведь не побрезговал, поздравил, по имени-отчеству назвал... Было что-то в его улыбке, во взгляде скользящем такое, что Шохов понял: новой встречи им не избежать. Ах, не зазря же вспомнил именно сегодня он Мурашку. Ведь существуют же какие-то флюиды, которые в один день соединили убитого и убийцу, дотоле невспоминаемых?! Какой неожиданный день!

В очень смутном, тяжелом состоянии поднялся он вслед за Петрухой на Вальчик, где уже бойкий Самохин, соскочив с трактора и приняв на руки Галину Андреевну, что-то показывал ей, объяснял, тыкая рукой в направлении избушки.

Теперь Самохин подскочил к Шохову:

— Григорий Афанасьич! Что же это такое? Что происходит? А?

— Что происходит? — вяло спросил Шохов.

— Но вы же видите? Видите? — И он снова указал в сторону избушки рукой.

Шохов глянул туда, где белыми тесовыми досками выделялся на темном плоскогорье его дом, и поразился необычной картине: прямо от его дома вдоль оврага вкривь и вкось по направлению к реке стояли времянки.

Целая улица времянок!

Невесть откуда взявшихся в это первомайское утро...

— Времянки же! — надрывался Вася, заглядывая в лицо Шохову.

— На санях, наверное,— не без скрытого изумления, даже с какой-то дурацкой радостью, декларировал Петруха.— Привезли на санях!

— Кто же это привез? Кто разрешил им? Разве мы им разрешали? — кричал Самохин расстроенно, обращаясь к Шохову, к Петрухе, даже к Галине Андреевне.

Только дед Макар ничего не слышал и не видел. Он заснул в кабине по дороге сюда и продолжал спать.

— Улица Сказочная...— произнес про себя Шохов, загипнотизированный необычным видом. Настолько необычным, невозможным, что показалось Григорию Афанасьевичу все это голубым весенним миражом, привидевшимся с высоты Вальчика.

Времянки стояли несколько неровным, но внушительным рядом, и дымок у многих из труб вился, а около иных еще суетились люди, что-то там делая, подкапывая, устанавливая, ровняя.

— Вот и городок,— произнес Шохов со странно бледной улыбкой.

— Ну да, Вор-городок! — подхватил, не разобравши слов, Вася.— Как воры пришли!

Шохов ничего на это не ответил. Все молча смотрели вниз, не решаясь идти дальше. Вдруг с высоты, из кабины трактора раздался голос деда Макара. Он тоже проснулся из-за громких криков Самохина и понял, в чем дело.

Высовываясь в дверцу и указывая в сторону времянок, кричал, похохатывая, странным пьяным тенорком:

— Половцы! Печенеги!!! «И половцы непроложенными дорогами побежали к Дону великому! Кричат телеги в полуночи, словно лебеди распущенные... О русская земля! Ты уже за холмом!»

— Заткнись, дед! — рявкнул Самохин.

Но дед Макар и не думал униматься. Он все указывал на времянки, что-то декламировал, да еще орал Самохин, да Петруха приплясывал от избытка чувств, и все это Шохову казалось каким-то диким невообразимым кошмарным сном, который не мог продолжаться долго. Но тем не менее продолжался.

Григорий Афанасьевич Шохов не считал, что ситуация со сносом Вор-городка ему до конца ясна. Но, памятуя, что лучшая интуиция — это информация, он, после изучения калечки с проектом застройки, наведался в кое-какие другие конторы, и в горисполком зашел к Риточке, и в Гидропроект заглянул, и по крохам, по мизеру все, что было можно, собрал воедино.

Выходило, что опасность хоть и существует, но не столь уж реальная, как поперву казалось. А при этом положении лучше шуму не поднимать, слухи по возможности опровергать и вообще вести себя, как и прежде. Строительство нового гаража никаким образом не прекращать. Пусть люди видят, что он спокоен.

Но между тем было им для себя решено глаз с проектантов и горсоветовских деятелей не спускать и нос держать по ветру, чтобы не упустить опасного момента.

По этой же причине он калечку с планом принес домой и прикнопил ее к стене около кровати. Так что в любое время суток, открыв глаза, сразу же натыкался взглядом на чертеж. Пусть он и без того не смог бы забыть о грозящей опасности, чертежик тот реально напоминал о ней каждый миг, в любое время дня и ночи. Так он где-то читал, что у древних греков в местах, где они веселились, были нарисованы траурные картины, дабы люди и во время праздников не забывали о грядущей смерти.

Шоховская «картинка» была в какой-то мере именно символом траура для него самого, как и его дома. Он и во время отдыха в своем доме, и на своей постели должен был иметь ее перед глазами и держать в уме. И бдить. Бдить!

И все-таки, хоть слухов он не поддерживал и даже, наоборот, старательно их опровергал, утешал кого возможно и уговаривал паникующих, разговоры продолжались, один домысел порождал другой, а тот третий, и скоро навертелся такой клубок, что размотать его самому искусному правдолюбу было уже не под силу.

В один прекрасный осенний день, когда проглянуло солнышко и ветерком подсушило грязь в городке, к дому Григория Афанасьевича пришла делегация. Были тут и Галина Андреевна с дедом Макаром, и болтливая Нелька, которая конечно же больше других все знала и потому могла трепать что ни попадя, и ее слушали, пришли и Самохин Вася, Нелькин муж, и Коля-Поля, и дядя Федя, и многие другие. Шохов уже не всех знал в Вор-городке. Не было лишь Петрухи. Тот не любил, не признавал сборищ вообще.