Но увы … не долго.

Начальство опоздало.

Деды – стали умирать. Слишком старые они были.

И всё что оставалось мне – лишь наблюдать как это происходит.

Талант хамелеона вдруг проснулся снова и сказал – беги оттуда, парень!

Но инстинкт работоспособности который только что родился, отвечал ему – Не будь неблагодарным! Они считают тебя своим! Не оставляй же их теперь – в трудную минуту!

Смерть имеет свои правила.

И я заметил их.

Перед смертью – человек чувствует тревогу, тоску. Он начинает вспоминать прошлое. И … тоскливо смотрит тебе в глаза.

Этот взгляд – очень глубокий, как будто что-то изнутри человека – ищет поддержки извне. И найти её – никак не может.

Человек лишь смотрит на тебя, сам не понимает что именно он хотел от тебя перед смертью, потом поворачивается и тихо идёт домой. Забыв попрощаться почему-то.

А на следующий день – ты узнаешь что он умер.

Дедов – стало пятеро.

Мы сидели за столом в маленькой комнате. И молчали.

Из-за окна выходящего на улицу светило приветливое майское солнце, пели птицы, и доносилась детская считалочка – раз, два, три четыре, пять – я иду тебя искать.

Никто не подымал глаз.

Только считалочка – звучала всё громче, наверное дети стали играть ближе к стене нашего завода.

Второй дед – умер через месяц.

Он был самым молчаливым из всех. никогда не рассказывал о своём прошлом. Говорили что оно было ужасным. Его можно было назвать угрюмым.

Но он занимал свою нишу в коллективе – как каменная стена. Которая примеряла все разногласия между дедами.

Стена упала тихо. И быстро.

Утром жена пришла на работу в слезах – он не проснулся.

Его смерть удивила меня – у него не было тоскливых глаз перед смертью.

Казалось, он хотел ещё жить.

Может смерть ошиблась?.

Деды стали мало разговаривать между собой. Старались полностью углубится в работу. Как будто она могла защитить их, спрятать от происходящего. Забыть что они уже старые. И смерть стоит где-то рядом.

Мы снова сидели у стола. А за окном – доносилась считалочка.

– Раз, два, три четыре, пять – я иду тебя искать.

Я поднял голову и посмотрел на дедов – у них у всех на лице был страх.

К следующему – смерть пришла через две недели.

Он поехал к брату и не вернулся. Кажется что-то с сердцем.

Его забрали в больницу.

В палату для стариков.

Откуда – как правило, уже никто не выходит живым.

И они это хорошо знают.

Каждый кто попал туда – хочет лишь быстрее уйти на тот свет.

Только одно общее есть у них в палате – они уходят по ночам …

Деды перестали улыбаться.

Они перестали ругаться, шутить.

И вообще – разговаривать между собой. Как будто что-то ужасное ходило по цеху. Которое выдёргивало один за другим – каждого из них …

Лишь глядя на меня – они снова, порой улыбались. Теперь многое изменилось в цехе – они защищали меня перед начальством, хвалили, добились мне повышения зарплаты и в то же время позволяли мне опаздывать на работу.

Казалось, они стали боятся потерять меня, цепляясь своими старческими руками за мою молодость – как за последнюю соломинку. Как будто говоря мне взглядом: – Ты же хамелеон, мы знаем! Чтобы делал ты в этой ситуации: Как бы выжил?

Они спрашивали меня об этом своими глазами.

А я, так же глазами отвечал им – Я не знаю. Простите. Мне так жаль …

И однажды. в тишине, из-за окна снова донеслась детская считалочка:

– Раз, два, три четыре, пять – я иду тебя искать.

– Закрой Окно!! – Заорал один из дедов. И я вдруг понял. Он чувствует что она идёт за ним …

Взгляд деда стал беспомощным … и он упёр его прямо в меня. Я отвернулся … не в силах выдержать его.

Его взгляд был глубоким.

Я хорошо знаю этот взгляд.

Через день он упал с лестницы. С высоты два метра. Это смешно для молодого. Но смертельно – для восьмидесятилетнего старика. От падения он потерял сознание. Так и не пришёл в себя. Врачи сказали что оторвался тромб. И через день он умер не приходя в сознание.

Стариков осталось двое. И с этого момента, вдруг произошло чудо – они снова ожили – начали шутить, смеяться, ругаться. Только как то чересчур громко, неестественно.

И самое главное – они уже не искали у меня ответ – как спастись. Не защищали меня перед начальством. Казалось они вообще перестали замечать меня. А старались проявить себя в работе. Забыться в ней. И лишь очередная похвала начальства – лишь имела значение в их жизни.

Именно она – важна для инстинкта трудолюбия. Чтобы он рос.

Это то же самое – как вода для растения.

Каждый день теперь, прежде чем зайти в раздевалку – они заставляли меня закрыть окно на улицу. Чтобы ни звука оттуда. Ни пения птиц. ни дуновения ветра.

Но однажды я не совсем плотно прикрыл окно. И детская считалочка вдруг тихо донеслась снова:

– Раз, два, три четыре, пять – я иду тебя искать.

– Простите – Прошептал я и бросился к окно чтобы прикрыть плотнее.

Но деды не ругались. Один из них вдруг положил голову на руки. Кажется он плакал. Другой лишь с упрёком посмотрел на меня -0 Что ты наделал?

Потом встал и молча вышел из комнаты.

Вот тот что вышел из комнаты – и умер через две недели.

Врачи сказали что от высокого давления.

Я был на его похоронах, стоял в церкви, перед его фотографией над гробом и внимательно смотрел на неё. Мне казалось что оттуда, из фотографии – он смотрит только на меня. Мне в глаза. И говорит тихо-тихо:

– Не переживай что ты не мог дать ответ нам тогда. Потому что … нету ответа.

Теперь мы остались вдвоём с последним дедом, одни – в огромном цеху.

Он сильно изменился. Вместо работы, заставлял меня сидеть рядом с ним – прости сидеть. И рассказывал … рассказывал. Про своё детство, родителей, как он пешком шёл в город – учиться. Про свою жену, детей.

Я слушал и … мне казалось что он хочет чтобы эти воспоминания – осталось в ком то, после него.

Но почему – во мне?

С этим немым вопросом во мне я иногда смотрел ему прямо в глаза. А он отводил свои в сторону, лишь грустная улыбка появлялась у него на губах – Ты же хамелеон, так что пусть твоё гребанное хамелионское подсознание само найдёт ответ – что я хочу от тебя.

Дед терпеливо ждал ответа … но его не было. И тогда дед стал злится на меня – по каждой мелочи, ругаться …

И тогда моё подсознание дало ответ снова.

– Дед хочет любви – Подсказало оно и растворилось снова. Лишь успев шепнуть на прощание – беги оттуда.

– Любви? – Удивился я.

Зачем старику в возрасте 82 года – чья-то любовь?

Я имею кому отдать свою любовь.

Например – своей маме.

Свете, с соседнего подъезда.

Моему коту.

Но чужому старику?

Что в тебе такое, гребанная любовь, что тебя просят все – даже умирая?

Нет, хамелеону – не трудно полюбить. На то он и хамелеон. Ведь не зря деды выбрали его. А получив правильный ответ – я тут же стал смотреть на деда с любовью.

Сразу всё изменилось – дед подобрел ко мне, даже стал делать всю работу вместо меня. От меня требовалось только одно – продолжать слушать его. О да, хамелеоны умеют замечательно слушать! И он это знал. Садил меня рядом на стул и всё рассказывал … рассказывал … рассказывал …

Про то как в войну, его ребёнком чуть не убили немцы. как тяжело зарабатывал на жизнь, как растил детей.

– Зачем это мне? – Спрашивал я себя. Но молча. Ведь я знал ответ.

Смерть, проклятая и ненавистная, ты же была там, за окном, слушала его и ждала, Чтобы в момент когда он остановится чтобы закурить папиросу – это раздалось снова:

– Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать опять.

Дед резко поднял голову. Лицо его посерело.