— Ты так добра ко мне, — в порыве благодарности, Виталия наклонилась и схватив руку Елены прижалась к ней губами. Чуть позже сама Виталия устыдилась своего поступка. Никогда прежде она не поступала таким образом.

Елене же её поступок доставил истинную радость. Она поняла, что рядом с ней преданная душа и возможно будущая супруга Квинта с которым они выросли вместе и которого она любила как брата. Ни разу за время беседы, Елена не дала почувствовать Виталии, что она всего лишь рабыня. И вела она себя так не из — за просьбы Скапулы. Виталия и ей понравилась. Она её воспринимала больше как друга нежели как слугу коей она и являлась на самом деле. И такое положение дел доставляло удовольствие прежде всего самой Елене. У неё никогда не было подруги. И вот теперь она могла появиться. Все эти мысли пронеслись в голове Елены за одно мгновенье. И желая претворить разговоры в дело, она набрала в грудь побольше воздуха и громко позвала в темноту:

— Артемий!

Откуда — то снизу, из темноты, раздался в ответ знакомый голос Артемия.

— Я здесь!

— А я и не сомневалась, — пробормотала Елена так тихо что её услышала лишь Виталия. Затем она возвысила голос и продолжила, — завтра я отправляюсь в Рим за покупками. Тебе не обязательно меня сопровождать. Ты останешься здесь и будешь ждать моего возвращения.

В ответ раздалось короткое:

— Нет!

— Ты возражаешь мне? — Елена скорее была удивлена нежели разгневана.

— Нет. Я выполняю приказ Цезаря.

— Он приказал никуда не выпускать меня?

— Нет, — раздалось после короткого молчания.

— Значит я могу ехать? — уточнила Елена.

— Без меня, нет!

— Хорошо. Можешь меня сопровождать, — уступила Елена.

На том короткий разговор с личным стражем мужа закончился. Елена сразу же отправилась спать. Беседа с Виталией и предстоящая поездка заставили её забыть о своих кошмарах. Она сразу и крепко уснула. Виталия же не сомкнула глаз. Её переполняла радость. Она снова и снова представляла лицо Квинта, когда он прочтёт письмо. Возможно прочитав письмо, он сможет приехать к ней. Последняя мысль заставила её затрепетать. Она могла стать его женой, она могла стать любимой и свободной как прежде.

Следующим утром, Елена и Виталия сидели в закрытых носилках. Восемь крепких рабов подхватили нелёгкую ношу и двинулись трусцой в сторону небольшого холма за которым начиналась дорога ведущая в Рим. Жену Цезаря за исключением самого Артемия, который ехал впереди, ещё два верховых стража. Все трое были хорошо вооружены и не спускали глаз с носилок. А день тем временем обещал стать жарким. Несмотря на раннее время.

Солнце успело взойти высоко и нещадно палило. Но жара явилось лишь жаркой преградой по сравнению с тем, что предстало взглядам стражей, когда они выехали на дорогу. Навстречу им нёсся отряд из дюжины всадников.

И все были до зубов вооружены. На всадниках не имелось отличий или знаков, что несомненно внушало тревогу.

По этой причине, Артемий подал знак рабам чтобы они остановились. Сразу после этого, он приказал двум стражам занять позиции по обе стороны носилок, а сам остался впереди дожидаться подхода отряда. Он надеялся, что они проскочат мимо, однако его чаяниям не суждено было сбыться. Всадники быстро окружили их и потребовали сдаться. В ответ Артемий обнажил меч и ответил, чтобы они убирались с их пути.

— Я сопровождаю жену Цезаря. Флавий Крисп уничтожит вас если узнает что вы пытались напасть на его жену!

В ответ раздался высокомерный голос одного из нападавших:

— Флавий Крисп подчинится воле императора. Я действую от его имени. Сдавайтесь и следуйте за мной. Это приказ.

— Ты лжёшь, — закричал Артемий бросаясь на говорившего.

Завязался короткий но кровопролитный бой. Женщины слышали шум сражения, но так и не могли ничего понять из происходящего, за исключением того что на них напали. Лязг метала скоро ушёл. На мгновение воцарилась тишина. А вслед за ней полог откинулся и раздался жёсткий голос:

— Елена, я беру тебя в плен. Ты будешь отведена и посажена в темницу.

— Мой муж Флавий Крисп, — гневно вскричала Елена, — как вы посмели… — она не договорила. А затем стала покрываться мертвенной бледностью. В руке говорившего с ней человека лежала… личная печать императора.

— Повинуйся!

— Мой сын…умоляю вас…ему нет и одного года, — нашла в себе силы сказать Елена. Её глаза поневоле стали наполняться слезами.

— Он будет взят под стражу и препровождён в отдельную темницу, — последовал безжалостный ответ. Затем рука говорившего указала на Виталию. — Ты можешь уйти.

— Я не оставлю мою госпожу, — ответила Виталию и взяла безжизненную руку Елены в свои ладони. Полог закрылся. А спустя мгновение, носилки тронулись. Они ещё не исчезли из виду, когда раненый в грудь Артемий шатаясь, поднялся с земли. Оба следовавших с ним стража были мертвы. В живых остался он один. По непонятной причине его не стали убивать, хотя могли это сделать. Возможно, они просто приняли его за мёртвого. Артемий с огромным трудом взобрался на свою лошадь. Зажав рукой кровоточащую рану, он тронул коня. При этом повторяя как молитву одни и те же слова:

— Надо сообщить Цезарю! Надо сообщить Цезарю!

Никея расположилась полукругом у берега большого озера. Маленький город, но с большим разнообразием товара. Торговцы попадались на каждом шагу. Они наперебой предлагали свои товары. Более всего преобладали ткани и украшения. Роскошь Рима с опозданием, но распространялась по всей империи. И многие желали почувствовать в себе его прелесть. А для того в первую очередь были необходима дорогая ткань и немало золота.

Впрочем, здесь в отличие от Рима не понимали разницу в одежде, и вполне могли появиться на празднестве в тоге, которая в столице использовалась как знак печали. Иные даже умудрялись закрывать тканью правое плечо или правую грудь, что в самом Риме считались действием недопустимым. Здесь же это действие позволяло наиболее выгодно показать красоту одежды или полное отсутствие вкуса, что по сути означало одно и тоже. Все эти незначительные детали отмечал про себя Авсоний, прибывший сюда по воле императора. Уже в первый день он успел осмотреть весь город и отметить для себя наиболее значимые события. Для начала, количество торговцев уступало лишь количеству христиан. Всякого рода проповедники, здесь встречались ничуть не меньше.

И если раньше все христиане выглядели одинаково, сейчас часть из них изменилась, как по внешнему виду, так и по своим суждениям. На мысли о суждениях, Авсоний остановился. И хотя ни одного из христианских епископов в городе к его удивлению, не оказалось…здесь можно было узнать много интересного. Потом, судя по слухам здесь находился тот самый Арий, с которым просил поговорить император. Но он не носил сан епископа. Позже, Авсоний узнал, что Арий состоял в подчинение епископа Александрийского. Того самого, с кем у него завязался спор в который позже ввязались все христиане. Опять же судя по слухам, они даже были прибыть позднее.

Когда? Никто не знал. От внимательного взгляда Авсония не ускользало ничего. Он наблюдал за людьми с деревянными и иными крестами, прислушиваясь к их речам и делая собственные выводы. Раз или два, он заметил как небольшие толпы людей направляются к берегу озеру. Им охватило любопытство. И оно повело его вслед за ними. Очень скоро он увидел большую толпу людей. Все они сидели почти у самой воды. Отдельно стоял невысокий, худощавый человек в облачение из грубой ткани. Ногу были обуты в изрядно изношенные сандалии.

Он говорил громко, но медленно и очень выразительно. Подчёркивая некоторые слова взмахом руки. Расслышав слова «пресвитер Арий», Авсоний занял место среди тех, кто сидел на камнях справа от Ария и превратился в слух.

— И есть ли это истина? — громко вопрошал Арий вздевая руки к небу так, словно надеялся получить оттуда ответ. — есть ли истина в том, что Христос — сын Божий? Если есть, то какова эта истина? Каждый из вас, — Арий опустил руки и на этот раз обвёл ими вокруг себя. — Каждый из вас может ответить на этот вопрос. Для этого достаточно задаться простыми вопросами: Может ли сын быть равным отцу? Может ли обычная женщина произвести на свет Бога? Нет, нет и нет. Сын может быть первенцем, лучшим, любимым, но не равным. А женщина может родить подобного себе, но не Бога. Или признавая рождение Бога — простой смертной, мы должны допустить такую же возможность в отношение любой из женщин.