— В своем ли ты разуме, Силантий? — по обыкновению ласково спросил Суббота.

— Ограбили меня! — взревел Силантий. — Дочиста ограбили.

Силантий бессильно опустился на сундук.

— Погодика-ка… — Суббота выдвинул ящик конторки. — Марфа во дворе подобрала, не твои ли?.. — Он достал из ящика и бросил на конторку три кожаных мешочка.

— Мои! — крикнул Силантий и жадно схватил мешочки.

— Слава богу, нашлась пропажа, а то сраму не оберешься… Люди скажут, у Субботы и заночевать нельзя.

— Пустые! — прохрипел Силантий и швырнул мешочки.

Суббота поднял их, вывернул.

— Никак, золотишко было? А сказывал, будто порожний вернулся? — Он осуждающе покачал головой.

— Харитон… где? — взревел Силантий.

— А я почем знаю. Да ты на него не греши…

— А кто ж тогда? Али еще кто ночевал? — допытывался Силантий.

— Да окромя возчиков никого не было.

— Возчики!.. кому же еще? Я видел, как они перешептывались… Они, конечно, они!

Силантий выбежал из комнаты. Суббота подошел к окну и стоял, наблюдая, как Силантий сел на лошадь, поскакал со двора.

За спиной у Субботы бесшумно появилась Марфа.

— Кажись, набрели они на золото… — тихо сказал Суббота.

— Это он сам тебе… признался?

— Красивая ты баба, Марфа, да бог ума не дал. Нешто такое говорят? Такое и жене не сказывают.

— Куда же это он не поевши? — спросила Марфа.

— Вернется… — усмехнулся Суббота. — Их четверо… бугаев. Куда ему против них!

По лесному тракту ехала одинокая телега, запряженная двумя худосочными лошаденками. Рядом с телегой, тяжело нагруженной ящиками и мешками, шли Смелков и Арсен. На Смелкове были надеты брезентовый плащ с откинутым назад капюшоном и фуражка горного инженера, на Арсене — солдатская шинель и щегольская кавказская каракулевая шапка.

Как и говорил Волжин, Арсен Кобакидзе оказался действительно способным на невозможное. Проделать путь в несколько тысяч верст от Петрограда до Балабина, через несколько фронтов, было бы просто немыслимо, если бы рядом не был Арсен, с его сообразительностью, хваткой и отчаянной смелостью. Где надо, размахивая внушительным мандатом, где привирая и ловча, а где и действуя силой, Арсен умудрялся преодолевать любые препятствия.

И вот, оказавшись в преддверии заветного Ардыбаша, Аркадий Николаевич вдруг переполнился удивлением. И вовсе не тому, что после долгого путешествия и подчас невероятных приключений почти достиг Ардыбаша, удивлялся, осознав до конца все легкомыслие этой затеи, тому, как он мог на нее согласиться.

Отправиться на Ардыбаш без необходимого снаряжения, с необразованным, пусть даже и весьма энергичным помощником, да еще с молоденьким красноармейцем, воплощавшим в себе одновременно и охрану, и рабочую силу экспедиции, было, конечно, безумием.

Беспокоило его и то, что выехал он из Петербурга, не попрощавшись с женой и дочкой Тасей, отправленными им в деревню под Лугой «на кормление» — в деревне было не так голодно, как в Питере.

Он охотно приписал бы свое неожиданное согласие отправиться на Ардыбаш силе внушения «товарища Захара», но понимал, что главным было не уговоры Волжина, а его собственная, фанатическая вера в золото Ардыбаша.

И еще тоска по любимому делу, которого он был лишен в Питере, вынужденный ради ничтожного пайка перебирать дурацкие бумажки в каком-то непонятном новом учреждении.

— Поразительное легкомыслие! — вырвалось у него. — Отправиться в эту глухомань безо всякого снаряжения, без опытных помощников, без провианта… На авось, на фу-фу!..

Арсен усмехнулся в усы.

— Вас я понимаю, — продолжал Смелков. — Вы ради своей революции готовы на все! Но я-то? Как я мог поддаться на такую авантюру?!

— Вы, мой дорогой, — с чуть заметным акцентом сказал Арсен, — ради своей науки не то что в эту глухомань, вы на костер, как этот итальянский монах… Джордано Бруно… пойдете!

— Костер нам не угрожает, — усмехнулся Смелков. — А вот от пули каких-нибудь ваших партизан, несмотря на все мандаты, мы совсем не гарантированы. Кстати, куда опять подевалась наша «охрана»?

На небольшой полянке молоденький красноармеец, поглядывая на верхушки деревьев, издавал какие-то гортанные крики, напоминавшие крик птицы.

— Ку-ма-нин! — донеслось издалека. И красноармеец, подхватив винтовку, прислоненную, к кедру, бросился через кусты к дороге.

Догнав телегу, он восторженно сказал:

— Отродясь такой птицы не видывал… У нас в Костромской губернии каких только птиц нету, а такой не случалось встречать… Вроде на чибиса похожа, да не чибис.

— Товарищ Куманин, — строго сказал Арсен, — в вашу задачу входит не отыскание редких птиц, а охрана личного состава экспедиции. Вы меня поняли?

— Понял, товарищ комиссар, — широко улыбнулся Куманин.

Смелков усмехнулся и покачал головой.

Слепая лошаденка, подгоняемая мальчишкой-погонщиком, ходила по кругу, наматывая на ворот толстый канат. Старенький паром, поскрипывая, причалил к берегу.

Четверо возчиков, те, что останавливались у Субботы со своими телегами, спустились на берег. К задней телеге был привязан серый в яблоках конь, на котором Силантий пустился их догонять.

К парому по отлогому скату спускалась телега экспедиции. Рядом с телегой шел Смелков, впереди Куманин и Арсен.

Возчики подозрительно оглядели процессию. Тот, что помоложе, сунул руку под рогожу и вынул обрез. Остальные тоже потянулись за ружьями.

Куманин придержал телегу, снял с плеча винтовку. Арсен достал из деревянной кобуры маузер.

Возчики выжидали.

Арсен, поигрывая маузером, спросил:

— Далеко до Поспихина?

— Верст тридцать, — ответил старик паромщик, разглядывая незнакомых, похоже, нездешних людей. — А вы из каких будете? — спросил он. — Из губернии?

— Мы из Питера, отец, — улыбнулся Арсен и подмигнул паромщику.

Паромщик почтительно оглядел Смелкова.

— Ну чего, чего добрых людей пужаете?! — прикрикнул он на возчиков. — Дайте дорогу-то!

Возчики посторонились, пропуская телегу.

Паром пересекал неширокую темную реку. Старик паромщик правил кормовым веслом, Арсен и Смелков, облокотись о поручни, глядели на воду, на стремительное ее течение.

— Скажите, Арсен, — спросил Смелков. — Мы с вами никогда прежде не встречались до вашего… гм… появления в моей квартире с обыском?

Арсен пожал плечами, неопределенно улыбнулся.

— Мне ваше лицо еще тогда показалось знакомым…

Арсен снова пожал плечами.

В берестяной корзинке, устланной травой, стоявшей у ног паромщика, попискивал щегол. Куманин взял птенца, поставил на ладонь. Птенец поджал лапку.

— Подранок… — заметил Куманин.

Паромщик кивнул.

Куманин защелкал по-щеголиному, достал из кармана горбушку черного хлеба, покрошил на ладонь. Щегол защелкал в ответ.

Паромщик одобрительно взглянул на Куманина. Куманин подмигнул ему и… закудахтал.

— Куропатка гнездует, — угадал паромщик и покачал головой. — Ловко…

Куманин, довольный, что получил возможность продемонстрировать свое искусство перед знатоком, прикрыл ладонью рот и защелкал.

— Глухарь на току! — восхищенно произнес паромщик.

— Детства в вас много, товарищ Куманин, — сказал Арсен. — Не верится, что вы два года на германской в окопах провели.

Где-то совсем рядом просвистел артиллерийский снаряд. Лошади вздрогнули. Куманин засмеялся, глядя на растерявшегося Арсена.

— Похоже? — с довольной миной спросил он Арсена. — Полевая гаубица. А это — ихняя мортира.

И, набрав воздуха в легкие, Куманин издал столь устрашающий звук, что лошади с перепугу рванулись, сбили поручень и повисли над водой.

Арсен бросился к лошадям, ухватился за повод, рванул их назад, Смелков и Куманин с трудом удерживали телегу. Паромщик сунул под колеса бревно и вместе с Арсеном, навалившись на дышло, осадил лошадей назад, на середину парома.

Когда лошади успокоились, старик паромщик перекрестился. Арсен сурово поглядел на испуганную физиономию Куманина и сказал: