— Вижу, что вы… — с трудом удерживая лошадей, ответил Тараканов. — Зачем вы здесь?! Что вы здесь делаете?

— Я здесь для того, чтобы облегчить вашу задачу, — сказал Артур, снимая перчатки. — Последнее время на границе неспокойно… А нам не хотелось подвергать опасности ни вас, ни ваш ценный груз.

— Бесценный, вы хотите сказать. — Тараканов так устал, что ему даже не удалось выдавить из себя улыбку.

— Я покажу вам надежную тропу, — сказал Артур. — Через границу ящики придется перенести на руках.

Тараканов спрыгнул с козел на землю.

— Я сам буду сопровождать каждый из этих ящиков. — Он похлопал по стенке фургона. — Если б вы только знали, господин Артур, чего это мне стоило?! Не думайте, что вы получите эти ящики за бесценок.

— Успокойтесь, дорогой Илья Спиридонович. Мы не собираемся вас обманывать. Вы будете богаты. Как говорят у вас по-русски, сказочно богаты.

Где-то рядом на верхушке сосны дятел так сильно ударил своим клювом по стволу, что Тараканов невольно вздрогнул. Артур подошел к дверце фургона.

— А сейчас, если позволите, я хотел бы только взглянуть…

— Вы все еще не верите мне? — с горечью сказал Тараканов.

— Нет, нет, что вы… — Артур попытался успокоить его. — Мною руководит просто… нетерпение. Обыкновенное человеческое нетерпение.

— Ну что ж, открывайте, — тихо сказал Тараканов. — Нет, я сам!

Он достал из-под сиденья топорик, с его помощью с трудом отодрал одну, затем другую доску и распахнул дверцы настежь.

На полу пустого фургона лежал труп, завернутый в одеяло. Тараканов приоткрыл край одеяла и в ужасе увидел незнакомое лицо мертвого человека.

Это был Лагутин.

— Где же коллекция, господин Тараканов? — спросил внезапно побледневший Артур. — Где ваши богатства?!

Тараканов молча смотрел на мертвого Лагутина…

Эскадрон Корытного приближался к монастырю. Рядом с молодцеватым комэском ехали Витоль, Булатов и Коган.

— Странно, — сказал Витоль. — Почему так тихо? Неужели опоздали?

— Эскадрон, за мной! — скомандовал Корытный и, выхватив шашку из ножен, пустил коня рысью.

Конники поскакали за ним к воротам монастыря.

Во дворе монастыря было безлюдно. Прижимаясь к стене, поджав хвост, пробежала рыжая облезлая дворняга. Из-за угла церкви осторожно выглянул старик монах и тут же скрылся. Конь Корытного, всхрапнув, остановился у валявшегося посреди двора трупа лагутинца. Из-под папахи текла струйка крови.

— Драпанули… — сказал Корытный. — Однако кто их так напугал?

Макар сидел на земле, прислонившись к одному из ящиков с коллекцией. Данило, опустившись на колени, перевязывал ему плечо разорванной на полосы его же рубашкой.

Кешка, стоя над телом Маркиза, беззвучно плакал, глядя на улыбающееся, удивительно спокойное лицо убитого.

Кругом валялись трупы убитых лагутинцев. Было тихо.

Внезапно послышался конский топот. Макар поднял голову. Обернулся испуганно Кешка. К ним неслись всадники.

На полном скаку остановил Корытный своего великолепного серого в яблоках жеребца. Подскакали и остальные — Витоль, Булатов, Коган, бойцы Корытного.

Макар с трудом поднялся, поддерживаемый Данилой, и улыбнулся, превозмогая резкую боль в плече.

— Все в порядке, товарищ Витоль, — сказал он. — Вот она, коллекция бывшего князя Тихвинского, — и показал на ящики.

Витоль соскочил с коня и обнял Макара.

Макар взглянул на Булатова.

— Может, и все равно, кто бы спас ее, Булатов. А все-таки… Мне, однако, не все равно.

— Завидую, — ухмыльнулся Булатов.

И вот уже две телеги, груженные ящиками с коллекцией князя Тихвинского, под охраной эскадрона Корытного покидали стены монастыря. Кешка сидел и а передней телеге рядом с Макаром. Он оглянулся и помахал рукой Даниле, стоявшему в воротах и старческими слезящимися глазами смотревшему им вслед.

Они отъехали от монастыря и свернули на дорогу к Изгорску. Кешка молчал, задумчиво глядя куда-то вдаль.

— О чем задумался, Иннокентий? — спросил его Макар.

Кешка не ответил. Он смотрел на вечернее, предзакатное небо, на оранжевую полоску на горизонте и ждал, когда перед его глазами появится всадник на озаренном закатом красном коне.

По каменным плитам тюремного коридора шли трое. Впереди — начальник тюрьмы, за ним арестованный, позади конвоир.

Аркадий Николаевич Смелков, высокий, прямой, в сюртуке горного инженера, в белой сорочке с накрахмаленным воротничком, мало походил на арестанта. Он шел, высоко подняв голову, заложив за спину руки, мало обращая внимания на любопытные и не очень доброжелательные взгляды солдат, попадавшихся навстречу.

Начальник тюрьмы, бывший рабочий-путиловец, открыл комнату в свой кабинет, и Смелков, слегка пригнувшись, вошел в комнату с низким сводчатым потолком.

Возле окна стоял человек в черной кожанке, в таких же кожаных галифе, в очках с железной оправой. Он кивнул начальнику тюрьмы, и тот вместе с конвоиром вышел.

— Здравствуйте, Аркадий Николаевич, — приветливо сказал человек в кожанке. — Моя фамилия Волжин.

— Мы знакомы, — буркнул Смелков. — Впрочем, когда я прятал вас от жандармов, у вас не было фамилии, вас называли товарищ Захар. Ну что ж, долг платежом красен. В двенадцатом году я прятал вас, теперь вы упрятали меня.

Волжин рассмеялся.

— Будем считать это недоразумением, — миролюбиво проговорил он, поглаживая усы.

— Недоразумением?! — вскинул голову Смелков. — Ну нет! Меня разбудили среди ночи, переполошили домашних, какой-то дикий горец разыскивал у меня в доме пшено… Что я, бакалейщик?! Спекулянт?! Откуда в доме горного инженера пшено, черт побери!

— Не пшено искали у вас, Аркадий Николаевич, — спокойно пояснил Волжин. — Нам стало известно, что у вас в квартире скрывался адмирал Симбирцев, непримиримый враг Советской власти.

— Адмирал Симбирцев — выдающийся полярный исследователь. А его политические взгляды меня не интересуют!

Волжин усмехнулся и покачал головой.

— Напрасно… Напрасно вас не интересует его политическая позиция… Впрочем… предлагаю забыть этот инцидент, — и он широко улыбнулся.

— Забыть? — вскинул брови Смелков. — Ну нет-с! Вы меня арестовали, извольте судить, поскольку я прятал у себя на квартире не ученого-исследователя, а, как вы выразились, непримиримого врага Советской власти!

— Никто вас судить не собирается, — сказал Волжин. — Вы свободны, Аркадий Николаевич.

— Нет уж! Извольте судить! А то сейчас вы меня отпустите, а завтра опять явится какой-нибудь горец, и все начнется сначала.

— Обещаю, что не начнется. Присядьте, пожалуйста. — Волжин усадил Смелкова в единственное кресло за столом начальника тюрьмы, и, помолчав некоторое время, спросил: — Аркадий Николаевич, Ардыбаш — это серьезно?

Меньше всего на свете мог Смелков ожидать, что здесь, в тюрьме, кто-то заговорит об Ардыбаше. Он с удивлением уставился на Волжина.

— Ардыбаш? А какое вам… — Он подчеркнул слово «вам». — Какое вам дело до Ардыбаша?

— Разбирая бумаги Горного департамента, по поручению Совнаркома, я обнаружил ваше письмо с предложением направить экспедицию в район Ардыбаша.

— Да, в свое время обращался я в Горный департамент с таким предложением, — угрюмо произнес Смелков. — Однако ответа так и не получил.

— На вашем письме есть резолюция.

— Какая?

— «Чушь! На Ардыбаше нет золота и быть не может!»

Смелков поморщился.

— Эти господа из Горного департамента разбирались в геологии не больше вашего горца, который в поисках пшена переворошил всю мою коллекцию минералов.