Краснов устало улыбнулся.
— Я в отпуске, — сказал он с самоиронией. — С женой вдвоем вот едем.
— Хм, вдвоем… Хорошо, что вдвоем. — Парень поглядел на его остроглазую веселую жену. — Давно едете?
— С утра, — сказал Краснов.
— И не догадались спросить?
— Очень душно у нас, ничего не хочется делать.
Жена поглядела на парня вызывающе. Готова меня защищать, подумал Краснов.
— Сколько билет-то? — спросил парень старушку.
— Восемь с полтиной в один конец.
— Понятно. В другой конец сын купит. — Он положил авоську с морковью на колени старушке — внучку гостинец — и встал: — Скинемся, граждане. Бабке в рай скоро, а она грешит у порога. Ужели допустим? — Он снял кепку, положил в нее мятый рубль и протянул кепку Краснову и его жене: — Поздравляю с законным браком и прошу принять участие…
— А может, мы не в браке! — Жена Краснова кокетливо улыбнулась.
— Я даже скажу, кем работает ваш энергичный супруг.
— Кем же?
— Затейником в клубе, культурником.
Жена всплеснула руками и звонко расхохоталась. Потом сказала, вытирая слезы, что надо брать выше, он заведует отделом культуры.
— Вот же! — восхитился парень. — Как в воду глядел. А зачем из лесоводов ушли, или там труднее?
Все время наступает, подумал Краснов одобрительно, и о лесоводстве откуда-то узнал.
— Дело не в трудности, — сказал он. — Просто меня выдвинули на руководящую работу.
Жена бросила в кепку горсть мелочи, и парень повернулся к Краснову спиной. Очевидно, решил, что перед ним номенклатурный дуб, сбежавший из леса, а не человек, убежавший когда-то в лес, как раненый зверь. Он зализал свои раны и недавно возвратился, но то ли он поспешил с возвращением, то ли не успел еще освоиться в новой обстановке, а только дела у него идут не блестяще, как и предрекала первая жена. Она готова была замуровать его в лесу, в каком-нибудь дупле, лишь бы он оставался с ней и был спокоен.
Василий отвернулся от протянутой кепки и хмуро сказал, что у него нету ни копейки.
— Не прибедняешься? — спросил парень.
— Нет. Сидел я, только выпустили.
— За что?
— За хулиганство.
— Ты вроде хороший, смирный?
— Нет, я непутевый.
— Почему?
— Не знаю. Семена такие попались. Год вот просидел, как в сундуке.
— Го-од! Что же ты натворил такое? Ну-ка, рассказывай, рассказывай! — Парень присел с ним рядом, положил кепку с «кассой» на столик.
Василий, угрюмо сбычившись, рассказал, что жена у него инженер, теща тоже грамотная попалась, с получки он выпил, а потом еще опохмелился, а потом опять выпил и отругал их почем зря, отлаял. Они обиделись и в милицию — пятнадцать суток получил. Ну вот. Через полмесяца вышел, купил пятнадцать кирпичиков хлеба и запер в ванной жену и тещу с этим хлебом. Сквитать хотел. Воды там вдоволь, туалет есть, одежонка была, чтобы спать.
— Вот сволочь! — восхитился парень — И долго они сидели?
— Четверо суток. Тихо сидели, соседей не звали — пожалел и выпустил досрочно.
— А потом они в милицию и тебе год?
— Ровно, день в день.
— Вот захочешь сквитать, и опять посадят.
— Не знаю. Трудно мне там.
— Ну я тебя научу, подожди. Вот по вагону пройду и научу.
Он ушел, и вскоре в душном молчаливом вагоне послышался веселый говор, смех, звон денежной мелочи. Будто легким ветром дохнуло, прохладой будто.
— Вот человек! — осмелела старушка. — В безрукавке шелковой ходит, в сандальках! Не промах, видать, мужик, добытчик.
— Энергичный, — сказал Краснов. — Даже о моем лесоводстве откуда-то узнал.
Жена усмехнулась на такое детское недоумение, Василий промолчал. Ему было интересно узнать, чему может научить его этот быстрый парень, а лесоводство Краснова было Василию ни к чему. И жена его была ни к чему со своими непонятными ухмылками, видно, она из молодых, да ранняя. Выбрала начальника постарше, за холку молодыми руками цап его — вези, сукин кот, руки у меня ухватистые, веселые, не скинешь!
Довольный, улыбающийся, возвратился парень, тряхнул зазвеневшей кепкой:
— Ну, граждане, подобьем итоги! Подвинься, бабуся. Что ты все двигаешься к краю, они же смирные! Не Василия боишься?
Старушка радостно подвинулась, Василий вытаращил глаза: еще одна новость — имя узнал. Откуда?
Парень сел, выгреб широкой пятерней из кепки звонкую мелочь и мятые рубли.
— Значит, так: ассигнации сложим отдельно, серебро отдельно, медь отдельно… Вот так. Доедешь, бабуся, хоть на край света доедешь, не бойся. Ассигнациями, значит, ровно семь рублей, полтинников… раз, два, три, четыре — еще два рубля. Теперь сочтем остальные…
Остальной мелочи набралось на три рубля сорок, копеек. Парень переложил всю «кассу» бабке в подол, кинул на затылок кепку, засмеялся:
— Хорошо поработали, славно!
Похвала эта самому себе была сказана просто и весело, но жена Краснова не удержалась от замечания:
— Вы не только энергичный, вы скромный.
— Правильно, — сказал парень весело. — И что главное, я не боюсь в этом признаться.
Она невольно улыбнулась. На этот раз поощрительно, без кокетства. Парень сердито смял ее взгляд.
— В картишки не перекинемся? — спросил он. — В дурачка?
— Для нас этот вопрос решен, — сказал Краснов, продолжая роль «дуба».
— И на карты уже не надеетесь? — усмехнулся парень.
— И вам не советую.
Жена засветилась от восхищения и поглядела на парня торжествующе, старушка протянула ему мелочь.
— Вот три рубля и девять гривен, — сказала она парню. — Спасибо, сынок, мне лишнего не надо.
— Гостинцев купишь, — сказал парень, отводя ее руку с деньгами. — Не стесняйся, не стесняйся, обратно разносить не пойду.
В дверь купе постучали, вошел одетый в темный форменный костюм (в такую-то жару!) контролер, за ним — проводница.
— Билеты хочу поглядеть, — сказал контролер вяло. — Духота — спасу нет, а тут еще в два вагона идти.
Билеты у супругов Красновых оказались в порядке, за старушку заступился парень, показав приготовленные деньги.
— На следующей станции возьмем полный билет, — сказал он, поднявшись. — Не беспокойтесь, товарищ начальник, все будет в порядке. Вот мой билет.
Контролер поглядел на билет, потом на парня, потом опять на билет.
— И вы не туда едете, — сказал он со вздохом. — Едут, а куда — не знают.
— То есть как не туда? — удивился парень.
— А так: не туда.
— Это же челябинский поезд?
— Челябинский. А идет он не на Челябинск, а на Москву, а тебе надо в сторону Челябинска. Давно едешь?
— С полчаса.
— Охо-хо-хо-хо… Теперь штрафовать тебя надо за безбилетность.
— Ерунда какая-то. Ведь по радио объявили: московский прибывает, на первый путь.
Вмешалась проводница:
— Это встречный принимали, челябинский. Он опаздывал, и стоянку сократили на пять минут, мы тоже идем с опозданием, вот и получилось…
— Что?
— Нас тоже на первый приняли.
— Вот черт! Теперь придется ждать.
Парень сел рядом со старушкой, мельком взглянул на попутчиков: Василий встретил его взгляд обеспокоенно, Краснов — сочувственно, его жена — разочарованно. Вступилась старушка. Робея перед кондуктором и оттого пришепетывая, она стала говорить, что парень этот ей будто сын родной, деньги на билет собрал, а на поезд сел не на тот, видно, потому, что слепого к автобусу провожал со станции.
— Без тебя некому было, что ли? — спросил кондуктор. — В Рузаевке вот одного такого же сняли прошлый раз. Двести километров проскочил. Охо-хо-хо-хо! Совсем о себе не думают.
— Ему недалеко, — сказала проводница. — Если в Ночке сойдет, успеет на местный. Вы из совхоза?
— Правильно, — сказал парень, — из совхоза. Тороплюсь на сенокос, бригадир я. Так местный, говорите, скоро будет?
— Часа через два. В Ночке сойдите и успеете.
— А скоро Ночка?
— Уже подходим.
— Вентиляторы надо здесь поставить, — сказал парень. — Задыхаются же люди!