Винсен, сдвинувшись на краешек кресла, завязывал шнурок. Согнувшись пополам, он шумно дышал. Клид заметил это, только разглядев седоватые рассыпавшиеся волосы на смутной темной массе. Действуя против собственной воли, он решил включить свет.

Винсен с трудом выпрямился. От натуги лицо его побагровело.

— Я еще не поблагодарил вас, — сказал он, с трудом переводя дыхание. — Вы мне обтяпали прекрасное дельце.

Клид непринужденно рассмеялся.

— Я спрашиваю себя, — медленно произнес он, — не лучше ли было позволить идти всему своим чередом…

Комиссар с любопытством взглянул на него. Он не ожидал ничего подобного.

Клид подальше оттолкнул сервировочный столик, прежде чем начать объяснять.

— Если бы не эта малышка Мари-Жур, — начал он, — я бы не дошел до этого.

После недолгого молчания комиссар поднялся, подошел к Клиду и положил руку ему на плечо. Он начал понимать.

— Ну, Клид, не стоит огорчаться, вы все же справились, — сказал он, как бы говоря сам с собой.

Клид посмотрел ему в глаза. Этот дружеский шаг его тронул. Он не столь уж неприятен, этот комиссар…

— Да, старина, но как я заблуждался!

У него было осунувшееся лицо, глаза больного горячкой.

Винсен понимающе улыбнулся.

— До сего момента? — спросил он, стараясь смягчить свой раскатистый голос.

Клид тотчас собрался. Комиссар оказался великим ханжой. Это менее романтично, но совсем не обязательно давать ему понять это.

— Нет, — ответил Клид, — но достаточно долго.

Винсен добродушно рассмеялся.

— Ну, ну, такая прекрасная женщина, Клид. Вам не стоит упрекать себя.

— Она чертовски умна, — немного сухо поправил Клид. — Поэтому она от меня ускользала.

Вновь воцарилось молчание, будто охватившее весь дом, улицу, всю землю. Стойкий запах пороха наполнял комнату, смешиваясь с ужасным запахом табака Винсена. В комнате чувствовалось присутствие смерти, свежей крови, еще не остывшего трупа. И Клодетта Жема могла рассмеяться… Действительно, прекрасный случай для психиатров. Ибо она может провести их всех: прокурора, врачей, шпиков, адвокатов, судей.

Сунув указательный палец в рот, комиссар вернулся к своему креслу, ковыряя в зубах. Эта шумная и отвратительная на вид работа требовала терпения. Клид смотрел на него с глубоким отвращением. Короткий палец сгибался, трогал трещину, ходил взад-вперед, как кривой сучок, меж двух рядов почерневших от никотина зубов, стершихся и выщербленных более чем за полувек. Время от времени за работу принимался язык, выполняя работу чистильщика.

Клид отвернулся, еле сдерживаясь. Он спрашивал себя, как мадам Винсен может переносить все это. Он не думал, что она это сносила. Винсен, до того как их отношения расстроились, признался ему, что его жена из «буржуа», вышла за него против воли родителей, провинциальных бакалейщиков. Он всегда был признателен ей, очень любил ее и всегда ею восхищался.

Винсен тем временем закончил свою свинскую работу. Долгожданная цель была достигнута, и довольный комиссар сплюнул содержимое к своим ногам. Вытер палец о рукав пальто, уселся поглубже в кресло и поискал своими серыми глазами Клида. Теперь можно было сказать: «Великий инквизитор» за работой.

— Каким образом вы начали ее подозревать? — спросил он резко. — В какой момент?

Мысль, что малышка Алосс и Масселон не согласятся последовать советам Клида, начала постепенно завоевывать мозг комиссара, и он постарался подсластить безрадостную действительность. Это понял и Клид. Выяснив кое-какие вещи, Винсен, очевидно, надеется привлечь его за «укрывательство подозреваемого». Достаточно было Клиду сказать: «С самого начала, но у меня были только подозрения» — и дело будет сделано. Клид не собирался удовлетворить комиссара; увы, он не так быстро разобрался…

— По правде сказать, комиссар, я блуждал в потемках до конца, или почти до конца. Мне не удалось установить причину с самого начала. Например, я не знал истинной причины разрыва между Жаном Дравилем и Клодеттой Жема так же, как и того, что у Бертье есть дочь. Обо всем этом я узнал лишь сегодня утром. К тому же я получил очень интересный отчет из Орлеана. Обладая всеми этими материалами, я начал усматривать истинный смысл. Но только тогда, когда мне позвонила Клодетта Жема, только тогда, комиссар, я смог понять, что Мари-Жур — дочь Бертье и что тот — не убийца Дравилей. А отсюда заключение — Клодетта Жема и есть убийца. Что до девчонки — это одновременно и сложно, и просто.

Комиссар заворчал.

— Что до девчонки, вы хотите сказать, что просто для вас и сложно для Винсена, не так ли?

Клид готов был согласиться. «Но, — подумал он, — к чему приведет этот новый укол?»

— Не выдумывайте, комиссар. Я не это имел в виду. Просто я не счел нужным усложнять дело деталями, не относящимися к нему. Но если вы хотите…

Винсен ничего не хотел.

— В следующий раз, Клид, поскольку это может подождать. Скажите мне, чем этот телефонный звонок мог прояснить вам положение с Бертье?

— Посудите сами, комиссар. Этот человек только что вырвался из лап ваших неудачников на вокзале Сен-Лазар: у него не могло быть при себе пистолета. По той причине, что они его обыскали, и нельзя предположить, чтобы специалисты своего дела допустили такую ошибку. Тем более он не сопротивлялся, ибо они не надели наручники.

— Это приказ префекта, — заметил Винсен.

— Один из ваших инспекторов, встретившийся перед отъездом с набережной Орфевр с этими коллегами, подтвердил мне, когда я выходил за пистолетом, послужившим в сцене моего убийства, что все точно — у хромого оружия не было.

«Клодетта Жема, — подумал я, — солгала».

Это не было состоянием необходимой самообороны, как представила она. Вывод: оружие, использованное для убийства Бертье, — ее собственное. Ибо это пистолет, я надеюсь, вы заметили, калибра 7,65, идентичного тому, которым были убиты Жан и Жюльетта Дравиль. Он также снабжен глушителем. И в нем недоставало трех патронов, когда ваши инспекторы передали его мне.

Винсен вынужден был изобразить хорошую мину при плохой игре — естественно, Клид и сегодня вывернулся.

— Когда она мне позвонила, я как раз пытался понять, кем могла быть та таинственная женщина, о которой мне говорила Жюльетта Дравиль. Я знал только, что у нее странный акцент и что в четверг, чуть позже того, как Бертье видели покидающим номер Дравиля, она позвонила жене Дравиля, чтобы сказать, что та «никогда не увидит своего мужа живым». Я знал, что та же самая особа несколько раз звонила из Орлеана в среду и четверг.

Комиссар ухмыльнулся. Он, несомненно, думал о чем-то приятном.

— Невероятно, — заметил он, скорчив хитрую гримасу, — вы не подумали о ней, а именно она сунула голову в волчью пасть, как говорится.

Что забавляло его больше всего — так это то, что Клид признался добровольно — он никогда бы не подумал на нее.

Клид с сожалением посмотрел на него. Решительно, этот Винсен — скотина. Не злая, но глупая и безнадежно одряхлевшая.

— Да, — заметил он, пытаясь найти путь к примирению. — Конечно, она выдала сама себя. Когда я собирался вместе с вами отправиться к ней, я попросил свою секретаршу позвонить ей через полчаса и повторить фразу, переданную мне Жюльеттой Дравиль. Я хотел увидеть ее реакцию. Вы ее слышали? Она утверждала, что это звонит женщина, с некоторых пор преследующая ее и оскорбляющая. Что подтверждало, что она и есть звонившая тогда женщина.

Комиссар потер нос и ответил, не поднимая глаз, с желчью в голосе.

— Какого же черта вы устраивали всю эту комедию? Ведь ее уже можно было брать!

— Да, — кивнул Клид. — А через восемь дней первый же судья тут же выпустит ее на свободу, ибо вы можете судить сами, что все, о чем я говорю, довольно трудно предъявить в качестве доказательств. Она все тут же станет отрицать, а меня вы посадите.

Винсен все еще продолжал тереть свой нос.

— Оставим это, — проворчал он. — Вы отлично знаете, что я и не думал осуществлять свои угрозы.