Он пожал плечами. Час отпущения грехов еще не настал. Если он однажды и придет, это будет не раньше, чем наступит отмщение за Вернье, а Бертье не будет разгуливать на свободе.

Мари-Жур Аньель вернулась к своему креслу. Она собралась сесть в него — и внезапно бросилась к двери.

Бросив телефонную трубку, Клид нагнал ее прежде, чем она схватилась за ручку. Сжав ее кулачки в руке, он бесцеремонно потащил ее к креслу и заставил сесть. Он не отпускал ее, причиняя боль, но ее губы не произнесли ни слова. У этого прекрасного ребенка была масса самолюбия и отваги! Клид поднял трубку свободной рукой. На другом конце чувствовалась нервозность комиссара Винсена.

— Добрый день, комиссар, — сказал Клид. — Прошу прощения…

Комиссар узнал его.

— Добрый день, Клид. Что произошло еще?

Его голос колол, будто кончик шпаги. Клид улыбнулся.

— Я объясню позднее более детально, комиссар. В данный момент я советую вам усилить наблюдение за вокзалами и аэропортами и установить посты на главных магистралях. Бертье только что выскользнул у меня из рук. Я думаю, что он сел в такси, которое вызвал по телефону.

— Бертье? — Видимо Винсен спустился с неба на землю. Судя по его тембру, приземление было не из мягких. — Знаете, Клид, вы поплатитесь за это! Вы ведь мне сказали, что дело Дравиля больше не интересует вас…

Клид отрезал:

— Естественно, сказал. А вы купились, как младенец. Не слишком-то сильны в вашем ведомстве по части интеллекта, а?

Винсен выругался.

— В один прекрасный день, Клид, я вам все припомню. И я вам клянусь, что буду очень рад…

— Хватит, комиссар, вы повторяетесь, — грубо прервал Клид. — Будет лучше, если вместо сотрясания воздуха вы последуете моему совету, ибо птичка может упорхнуть, и на этот раз надолго, так что вы успеете вкусить сладость отставки.

Комиссар грохнул кулаком по столу. Грохот донесся до ушей детектива.

— Не забудьте, — продолжал он, — прощаясь со своей грязной конторой, собрать ваших друзей-журналистов, чтобы еще раз высказать им, что вы думаете о Клиде и его методах. Я думаю, вы их очень заинтересуете.

— Черт побери!

Любимое ругательство комиссара застряло в горле, послышался странный звук.

Клид повесил трубку. «Бравому Винсену» потребуется много времени, чтобы отыграть этот раунд.

Внезапно Мари-Жур Аньель разразилась рыданиями. Как бы ни были крепки ее нервы, но и они сдали. Клид смотрел на нее некоторое время, прежде чем его вновь охватил гнев. Теперь она вновь походила на истерзанную девчонку: роковая женщина — наивная, прекрасная, но по-детски печальная. Может быть, ей грозит кара…

Он пожал плечами. Разумеется, это не метод. Она была еще более скрытной, чем лентяй со шпаргалками, сдающий экзамен на степень бакалавра. Она немало узнала о жизни, эта дорогая крошка. Немало плохого…

Клид подошел ее успокоить. Он решил вести себя с ней сурово и безжалостно третировать до тех пор, пока она не выплеснет все наружу.

— А теперь, малышка, поговорим!

Он почти кричал и мог видеть, как тонкие ресницы хлопают по затуманенным глазам, подобно растерянной птице, застигнутой бурей. Он нашел тон и манеру поведения. Нужно только поднажать. И без всякой жалости! Он вспомнил о том, что сказала ему Вера о лице Вернье — сплошной ране и разбитой голове. Ни на что не обращая внимания, он еще больше повысил голос.

— Я тебе клянусь, что лучше прекратить комедию, и как можно быстрее, если ты не хочешь, чтобы я испортил твой прекрасный портрет.

Тыкание само собой пришло ему на язык.

«Запахло романом из черной серии, — подумал он. — Тем хуже! Это меня успокаивает».

Мари-Жур Аньель мало-помалу приходила в себя. Он освободил ее руки и уселся на подлокотник кресла. Ему нужно было немного подумать. То, что он делал здесь, было совершенно незаконно; если он провалится, это ему дорого обойдется. Очень дорого. Стоит только девушке пожаловаться, и больше никто не услышит о Клиде долго-долго. И уже никогда не будет никакого частного сыскного агентства…

Во всяком случае там, где это произошло, ему только и остается, что нажимать на газ. Если девушка устоит перед нажимом, то, конечно, Винсен отыграется на всю катушку.

— Вначале ты мне скажешь, кому — Бертье или тебе — пришла мысль ликвидировать Жана Дравиля? — бросил он, схватив ее за плечи, чтобы иметь возможность смотреть в лицо.

Она сопротивлялась как-то ужасающе безвольно.

— Никому из нас, — сказала она, качая головой. — Никому. Ни мне, ни ему. Я вам клянусь, — добавила она глухо.

Ее голос осекся. У нее дрожали губы, лицо казалось усталым и было влажным от слез. Она была ужасающе несчастна. Но он вспомнил, что говорила Доминик Бланшетт о ее естественности перед камерой. «Одна из лучших актрис…» Роль, которую она взяла на себя, с каждым мгновением становилась все труднее. Тем не менее она играла ее с неослабевающей силой. Если бы он не был предупрежден, то давно попался бы.

Он поднялся и ногами сжал ее колени.

— Ты можешь продолжать разыгрывать идиотку, это твое личное дело. Только это может принести тебе неприятности. Начиная вот с этой.

С размаху он дал ей пощечину, чуть не выбросившую ее из кресла. Она на мгновение задохнулась, оставшись без голоса, разбитая. Без сомнения, давненько с ней не случалось таких вещей, и ему необходимо было использовать возникшее преимущество. Это длилось недолго. Ее глаза наполнились гневом. Она уподобилась фурии, заставив Клида отступить. Заикаясь от ярости, она принялась поливать отборными ругательствами.

Клид, улыбаясь, позволил ей высказаться.

«Малышка» стерлась, растворилась в лучах воспоминаний. Мари-Жур Аньель показала, что она вышла из возраста игры в куклы. Она кончила тем, что выдала совершенно ужасающее ругательство, замолчала, удивленная, и тотчас его повторила, для большей убедительности. Клид слегка присвистнул с видом знатока.

— Давай, крошка, — зло подбодрил он ее. — Утешься. Это поможет. Но, черт возьми, как ты можешь сквернословить!

Истерика прекратилась. Буря удалялась от озера, взгляд мало-помалу смягчился. Девушка была энергична. Это понравилось Клиду. Он тронул ее за руку.

— Ну все? Сейчас лучше? Теперь можно поговорить? Почему ты хотела избавиться от Дравиля? Ибо идея была твоя. Я не призываю тебя возражать или признаваться, я знаю. Но вот чего я еще не понял толком — это причину, которая могла толкнуть тебя на такое грязное дело. Ты боялась запачкать свои прекрасные ручки?

Она машинально посмотрела на свои руки. Тонкие пальцы, белые до такой степени, что казались бескровными, заканчивались ногтями, покрытыми темным лаком, и походили на оторванные лепестки цветка, оставшиеся живыми, подвижными, парящими над землей, подобно ослепительным бабочкам. Затем взгляд перешел на ладони. Пальцы Клида оставили там синяки. Она провела по ним пальцами, медленно массируя, подняла голову и какое-то время смотрела на Клида. На ее лице не было следов  гнева, но детектив смог прочесть там холодную решительность.

— Вы очень умны, месье Клид, — произнесла она ровным голосом, — и мне кажется, что я вам совершенно не нужна для столь страстного действа.

— Да?..

Клид почувствовал, что готов вновь потерять терпение.

— Ты так любишь получать взбучку?

Мари-Жур Аньель отпрянула и прижалась к стене. Ее поведение напоминало о загнанном животном, вставшем лицом к охотникам. Но Клид видел, что ресницы вновь затрепетали.

— Не очень, да? Если так, можно договориться. Будь милочкой, не слишком упрямься, и все будет хорошо. Ты сейчас поймешь, как это просто. Я тебе обещаю. Я сейчас расскажу тебе, как все было в Орлеане. Если я ошибусь, останови меня, поправь.

Я начинаю. Дравиль был твоим любовником. По той или иной причине вы не так давно прилично повздорили. И тут он проявил себя таким, каков на самом деле: хам, эгоист, насильник. Ты опустилась на землю. «Дон Жуан» потерял все свое очарование. Ты подумывала стать вновь свободной и поняла, что все происходит, как в кино. Дравиль не соглашался столь быстро положить конец очаровательной интрижке с тобой. Он цеплялся за прелестную Мари-Жур.