— Я никогда никого не насиловал, — негодующе запротестовал Пьер. — Если вы дадите себе труд взглянуть в окно, вы увидите костер, и если бы я не вытащил вас из него, вы горели бы там сейчас с другими трупами.

Луиза взглянула в окно, там действительно горел костер, он был не очень далеко, и она смогла различить тела.

— Как ужасно, — произнесла она. — Но как я там очутилась?

— Этого я определенно не знаю. Может быть, они думали, что у вас чума. Вы голодны? У меня есть еда.

Женщина смерила взглядом человека, которого она приняла за своего похитителя, по ее мгновенной оценке его возраст составлял половину, нет, две трети (с такими-то плечами) ее возраста, который при всей ее стройности приближался к тридцати.

— Я прошу у тебя прощения, — сказала она. — Я ужасно несправедливо подумала о тебе. Вчера мы поехали к доктору, мой родственник и я. Теперь ведь нельзя вызвать доктора к себе. У меня был жар, болела голова и, естественно, отец был обеспокоен. Помню, что потом я почувствовала ужасную слабость и оглянулась на кузена. Его не было, а дальше я ничего не помню до момента, когда очнулась здесь.

— Вероятно, вы потеряли сознание на улице, мадам, и в конце концов очутились в повозке с теми, другими. Вы были в ужасной грязи и я тоже принял вас за жертву чумы. Вы были покрыты пятнами, но они все отмылись.

— Кто это сделал?

— Я.

— Вы бесстрашный молодой человек, Пьер.

— По правде говоря, я не испугался, мадам.

— Именно это я и имею в виду. И пожалуйста не зови меня мадам. Я мадемуазель. Ты сказал, что у тебя найдется поесть? Я ужасно голодна. Я бы хотела надеть одежду.

— Она вся мокрая, мадемуазель, — возразил Пьер. — Посмотрите. — Он приподнял сорочку.

— Все равно я ее одену.

— Очень хорошо, — сказал Пьер и протянул ей сорочку.

В доме становилось темно, и Пьер поискал что-нибудь, чтобы зажечь огонь, но не нашел. Тогда он пошарил в своем мешке, вытащил хлеб и мясо и разрезал их своей саблей под завороженным взглядом Луизы. Он положил еду на стол и пригласил ее.

— У тебя твердая рука, — сказала она. — Я рада, что ты оказался не похитителем.

Пьер тоже почувствовал голод, он откусил сразу большой кусок хлеба и большой кусок мяса, запихнул их пальцами в рот и начал мощно жевать. Луиза съела не меньше, но значительно деликатнее.

— У меня есть дядя, — заметила она, — он преподает математику в университете, и он однажды сказал мне, что два тела не могут одновременно занимать одно и то же место. Я должна ему сказать, что твои хлеб и колбаса опровергли его теорию, Пьер из Милана.

— Извините меня, мадемуазель. Когда я увидел, что вы живы и хорошо себя чувствуете, ко мне вернулось ощущение голода, но я не привык обедать с дворянами.

— Я просто пошутила, — сказала она. — Но твой ответ похож на слова трубадура. Было бы поразительно, если бы мой спаситель оказался вдобавок поэтом.

— Нет, я ничего не знаю о таких вещах, — печально ответил Пьер.

Леди Луиза вздохнула:

— Я догадываюсь.

Совсем стемнело и в доме стало холодно. Луиза, которая была вся в синяках и очень утомлена событиями дня, снова вернулась на ложе из голой соломы. Пьер, который тоже устал, проведя целый день на ногах, решил, что ему выпала доля спать на жестком, негостеприимном полу, и попытался лечь. Но ему было холодно и нечем накрыться, кроме собственной влажной одежды, и он с завистью подумал о теплой соломе. Он прислушался к ее дыханию, оно было равномерным и он понял, что она заснула; решив, что ее это не обеспокоит, он удовлетворенно растянулся рядом с ней и заснул. Но прохлада сентябрьской ночи проникала в дом, и тепло двух близких тел совершило нечаянное чудо. Луиза не отдавала себе отчета, что обняла его, и Пьер во сне не осознал это; но в нем проснулся удивительный сосредоточенный источник тепла, и хотя это не разбудило его полностью, непроизвольные движения его тела сразу пробудили Луизу. Она была совершенно целомудренна, и не имела намерения расставаться с девственностью.

— Убирайся, свинья, — прошептала она. Пьер сразу сел на кровати.

— Иисусе! — произнес он. — Мне приснилось, что я тону.

Он снова лег и заснул. Однако перед рассветом оба они, хотя и по-разному, увидели один и тот же грешный сон, и к своему изумлению Луиза не к месту и не ко времени опять вспомнила спор со своим дядей, а Пьер решил получше разобраться в математике, особенно в вопросе, могут или не могут два тела занимать одно и то же место в одно и то же время. Но поскольку это был лишь сон, они, разумеется, не упоминали о нем утром.

В те дни бубонная чума повлекла за собой расцвет деятельности предсказателей, астрологов и колдунов. Они продавали приворотное зелье и амулеты, а также волшебные записки, в которых были написаны всякие бессмыслицы. Эти записки носили на теле в самых невероятных местах, чтобы уберечься от чумы волшебными и нечестивыми способами.

К одной старой ведьме, собравшей необъятную клиентуру из охваченных паникой людей, тайно обратился несколько дней назад Бернар де Кози, родственник Луизы. Он заплатил больше золота, чем позволяло его пошатнувшееся состояние, и колдунья подвесила ниже его хорошо выраженной талии, но выше следов на его коже от седла, так чтобы он не сел на амулет и не разрушил его чары, высушенную шкурку маленькой крысы, набитую пахучими травами и тошнотворными экзотическими веществами, тайна которых была известна только ей и ее демонам. Непредубежденные родственники Бернара не ощущали запах этого защитного средства, и он поехал с Луизой к доктору с отвагой, которая вызвала восхищение даже у старого сэра Роберта.

Однако на улице он осмотрительно держался на расстоянии от леди, потому что ему показалось, что он заметил признаки сыпи на ее коже и припухлость на шее. Когда у нее случился приступ тошноты между храмом и королевской резиденцией де Турнель, Бернар не по-рыцарски отъехал подальше и занялся осмотром своего коня, который по необъяснимой причине споткнулся о булыжник. В этот момент он потерял ее из виду, но громко приказал своим людям поспешить ей на помощь, а они сделали вид, что выполняют приказ. Когда он снова сел в седло, его больная троюродная сестра исчезла. Он поспешил в дом ее отца, но слуги вернулись быстрее и уже сообщили, что леди потерялась.

Де ла Тур-Клермон сразу же созвал всех слуг и послал их в центр города, в Сити и в Парижский университет в таком количестве и сопроводил их такими проклятиями, что сама чума казалась менее грозной, чем разъяренный старый вельможа, который обезумел от страха за свою старшую и любимую дочь.

Бернар предложил переправиться через Сену и поискать в Университете и даже в зараженном районе к югу от него, причем собирался взять с собой только двух человек. Он сказал, что не хочет подвергать слишком многих людей опасности заражения в районе, который был известен как наиболее пораженный болезнью. Он выбрал двух слуг, на совести которых уже было вчерашнее нарушение долга.

Бернар де Кози был мастером интриги и знал, что среди людей графа эти двое менее всего склонны проболтаться о том, что он собирался предпринять. Сэр Роберт с чувством поблагодарил его. Бернар быстро проскакал через пораженный район и выехал за стены города.

Однако он обнаружил к своему глубокому огорчению, что эти приятные малонаселенные предместья использовались как свалка для трупов. Далеко объехав ужасную груду тел, он подъехал к мосту через ручей и натянул поводья, увидев впереди другую груду, которая все еще дымилась в результате усилий толковых горожан, сжигавших трупы.

Луиза увидела своего родственника на мосту. Ее прическа нарушилась и волосы беспорядочными локонами упали на плечи и развевались, когда она бежала к нему. На лице ее не было пятен, а на шее припухлости.

Он видел, как из одного из домов выбежала бледная прелестная леди в платье, измазанном дегтем, в сопровождении высокого юноши в простонародной одежде. Вдруг он с искренним изумлением узнал ее.