День тридцать девятый — 10 января. Минус 22–25, метель. Вели разведку. Пополнили боеприпасы и продовольствие. Подошли к Борисово.

День сороковой — 11 января. Минус 22–24, метель, ветер сильный. Атаковали вражеский обоз в 100 подвод. Огнем из автоматов и винтовок убили 45 фашистов. Подожгли два фургона с боеприпасами. Наших потерь нет.

Впервые за весь рейд некоторым фашистам удалось бежать. Надо ожидать преследования.

День сорок первый — 12 января. Минус 21–24, снег, метель. Вырезали два пролета кабельной связи, в другом месте разрушили линию связи на протяжении 600 метров. Убили трех немецких солдат и офицера. Заминировали несколько участков дороги.

Работать приходится все труднее. После диверсии ушли в лес. Подступы к лагерю заминировали, начали ужинать. В это время раздался взрыв — взорвались наши мины.

Сафонов с ребятами обнаружили два трупа гитлеровцев, остальные бежали.

Итак, за нами идут по следу. Но пока фашисты боятся входить глубже в лес.

Вечером направились в Ахматово. Переход трудный. У восьмидесяти процентов состава лыжи изломаны. Завтра возвращаемся на Большую землю. Потерь пока нет.

День сорок второй — 13 января. Минус 23–25, метель. Встали рано — готовились к переходу через линию фронта. Я построил отряд, коротко поставил задачу — вырваться из тыла противника. В это время прибежал наблюдатель: немцы идут по лесу на лыжах.

Даю команду: «К бою!». Решили мы их подпустить на 50–60 метров и ударить прицельным залповым огнем. Разглядели карателей: отряд белофиннов и несколько немцев. Более десятка их подорвались сразу на минах, расставленных накануне. Залповым огнем уложили еще более трех десятков. Остальные бежали.

Наскоро собрав документы и оружие, мы поспешно стали отходить. Не прошли и двух километров, как снова стали нас настигать карательные отряды фашистов. Опять бой. Уничтожили несколько десятков врагов. Но было ясно: надо оставлять прикрытие и отходить — иначе весь отряд погибнет, и пропадут все добытые нами сведения.

Комиссар отряда Анатолий Ермолаев, старшина Федор Сафонов, Федор Кувшинов, старший лейтенант Андрей Казанков добровольно решили прикрыть отряд. Мы распрощались у деревни Ахматово. Я передал им все патроны для пулеметов, автоматов, гранаты. Себе оставил лишь две гранаты и по одному магазину с патронами к автомату и пистолету.

Каждый понимал: прикрывать нас — значит пойти на верную смерть. Силы карателей превышали наши в десятки раз. Натренированные белофинны на лыжах чувствовали себя в лесу, как дома. Наши же разведчики измучены и без лыж. Ни малого отдыха не могла нам дать обстановка, после которого мы снова могли бы успешно бить врага.

Мы отходили, а позади были слышны короткие очереди пулеметов, автоматная трескотня, взрывы гранат. Меня ранило в плечо, от потери крови мутилось сознание, но надо было собрать последние силы, сделать рывок и выводить отряд. Каратели бросились на горстку наших оставшихся товарищей.

День сорок третий — 14 января. Минус 21–23, снегопад, метель, ветер сильный. Шли весь день и почти всю ночь. Измотались в доску. Питание кончилось, боеприпасы — по одной гранате, по 10–12 патронов. Я угодил в большую яму в лесу, она была засыпана снегом. Сам бы я не выбрался — сил не было. Хорошо, Миша Задков заметил. Он отстегнул ремень автомата, кинул один конец мне, и они вместе с Ваней Грачевым вытащили меня. Лежать бы мне в снежной могиле в прямом смысле слова.

Ночью в лесу заметили костры. Посмотрели по карте: эта территория занята гитлеровцами. Послали группу из трех человек разведать, что за люди. Оказалось, наши части заняли уже здесь оборону.

День сорок четвертый — 15 января 1942 года. Минус 20–23. В три часа ночи нам разрешили подойти к кострам наших войск, а затем направили в штаб дивизии, армии и фронта.

Многие старшие военачальники в штабе фронта не поверили, что возможен был такой рейд. Но у нас были вещественные доказательства: принесли полный вещмешок жетонов, снятых с убитых фашистов, мешок офицерских и солдатских документов, мешок советских и немецких денег, около 300 металлических и золотых наручных, карманных и других часов, вещмешок золотых и серебряных изделий, отобранных у гитлеровских захватчиков. Вот только после этого нам поверили.

Наши потери: погибли четверо отважных разведчиков и четверо были ранены в последнем бою. Смертью храбрых погибли: комиссар отряда Анатолий Ермолаев, начальник разведки отряда коммунист Андрей Казанков, заместитель командира отряда по военной разведке комсомолец старшина Федор Сафонов, командир взвода пиротехников коммунист старшина Федор Кувшинов».

Необходимо сказать, что все перечисленные в отчете М. Фило-ненко погибшие впоследствии были похоронены со всеми воинскими почестями в Москве, рядом с Героями Советского Союза В.В. Талалихиным и Л.В. Доватором.

Рейд отряда «Москва» оказался наиболее результативным по сравнению с рейдами других разведывательно-диверсионных отрядов ОМСБОН, совершенными зимой 1941/42 года. Командир отряда старший лейтенант госбезопасности Михаил Филоненко получил из рук генерала армии Г.К. Жукова орден Красного Знамени.

Когда Михаил, раскрасневшийся от гордости и смущения, вышел из кабинета Георгия Жукова, то поймал на себе любопытный взгляд Анны, сидевшей в приемной на большом кожаном диване. Разглядев петлицы на ее гимнастерке, Михаил подумал: «Какая хорошенькая!

И работаем мы в одном наркомате. Надо будет поближе с ней познакомиться». Тогда он и не предполагал, что видит перед собой будущую жену.

Еще во время учебы в школе, а затем и в институте преподаватели предсказывали Михаилу Филоненко, что свое истинное призвание он найдет на поприще точных наук. А известные шахматисты не сомневались, что он станет гроссмейстером с мировым именем.

Однако судьба распорядилась иначе: после института он пошел во внешнюю разведку органов госбезопасности. Во время войны Михаил, как и Анна, служил в 4-м управлении НКВД, которое, как мы уже отмечали, занималось организацией и проведением разведывательно-диверсионных операций в тылу противника.

В приемной генерала Жукова состоялось первое свидание Михаила Филоненко с Анной Камаевой. Но их дороги тут же разошлись на долгие месяцы. Анна продолжила службу радисткой в одном из партизанских отрядов, действовавшем в Подмосковье, а Михаила назначили комиссаром в партизанский отряд, который сражался в глубоком тылу врага.

Воевал Михаил на Украине. В оккупированном нацистами Киеве руководил разведывательно-диверсионной группой спецрезидентуры «Олимп» 4-го управления НКВД. Благодаря добытым Михаилом сведениям об обстановке на правом берегу Днепра командованию Красной Армии удалось подыскать оптимальные участки для форсирования реки нашими частями в ноябре 1943 года. Михаила хорошо знали в партизанских отрядах Ковпака, Федорова и Медведева. При выполнении диверсионной операции в Польше Михаил был тяжело ранен. Врачам удалось спасти жизнь отважного разведчика, однако он стал инвалидом второй группы. Из военного госпиталя разведчик вышел с тросточкой, с которой уже не расставался всю жизнь.

С Анной он вновь встретился только после войны. А пока она воевала в партизанском отряде. Когда непосредственная угроза захвата Москвы миновала, Анна была отозвана в столицу и стала вновь работать в центральном аппарате 4-го управления НКВД. С июля по декабрь 1942 года девушка училась в Свердловской школе НКВД, а затем была направлена на курсы иностранных языков при Высшей школе НКВД СССР в Москве. Здесь она совершенствовала знания испанского, изучала португальский и чешский языки. Руководство разведки планировало использовать ее на нелегальной работе за рубежом.

В октябре 1944 года Анна была направлена в нелегальную резидентуру в Мексику, где вместе с другими советскими разведчиками готовилась к проведению дерзкой операции по освобождению из тюрьмы Рамона Меркадера, участвовавшего в ликвидации Льва Троцкого и приговоренного мексиканским судом к 20 годам тюремного заключения. Вместе с товарищами по нелегальной резидентуре она разрабатывала план нападения на тюрьму. Однако в последний момент операция была отменена. В 1946 году Анна возвратилась в Москву.