— А мне он кажется хорошим парнем, — сказал прокурор. — И музыкант великолепный.

— Будем надеяться, что с ним ничего не случилось, — выразил надежду начальник полиции.

Когда Андрес был губернатором, он служил заместителем начальника полиции. Омерзительный тип, его даже прозвали Залежалым Сыром, до того был никчемным. Но о том, что произошло, он точно знал все подробности.

Подали ужин. Андрес громко восхвалял мои кулинарные таланты, а разговор шел о каких-то пустяках, словно ничего и не случилось. За столом прислуживала Лусина.

— Еще фасоли, сеньора? — спросила она, остановившись возле меня. И, наклонившись, прошептала на ухо: — Хуан говорит, что его держат в доме номер девяносто.

— Да, еще немножечко, — ответила я, стараясь скрыть волнение.

— Ваша стряпня поистине великолепна, сеньора, — сказал Бенитес. — Что правда, то правда.

— Благодарю вас, сеньор губернатор, — ответила я, глядя ему в глаза. 

Неожиданно я встретилась взглядом с прокурором Тирсо, сидевшим рядом с ним. Это был уважаемый всеми юрист, который никогда не хотел прислуживать Андресу.

Я удивлялась, что мой муж подружился с Бенитесом. Это был странный человек. Когда он смотрел на меня, в его взгляде сквозил несомненный интерес.

— Вы чем-то обеспокоены, не так ли? — спросил он.

— Я волнуюсь за Карлоса, — ответила я.

— Обещаю, что сделаю для него все возможное, — заверил он.

— Спасибо на добром слове, — сказала я и обратилась ко всем остальным:

— Пойдемте в гостиную пить кофе?

— Пойдемте, — согласился мой муж, вставая из-за стола. 

Вслед за ним поднялись остальные, повторяя каждое его движение, как мартышки. Все прошли в гостиную, и я тут же воспользовалась случаем, чтобы обратиться к Тирсо Сантильяне.

— Вы ведь доверяете губернатору, правда?

— Разумеется, сеньора, — ответил он.

Я любезно улыбнулась, как если бы речь шла о каких-нибудь пустяках.

— Карлоса держат в доме номер девяносто. Умоляю, спасите его!

— О чем это вы?

— Дом номер девяносто — это тюрьма для политзаключенных. Она появилась в те времена, когда мой муж был губернатором, и существует до сих пор. Карлос там.

— Откуда вы знаете? — спросил он.

— Какая разница? Так вы туда поедете? Велите его выпустить, пусть просто бросят на улице. Скажите, что у вам об этом сообщили в конторе. Умоляю вас, поторопитесь!

После этих слов я рассмеялась с притворной беспечностью, и он рассмеялся в ответ.

— Сеньор губернатор, я ухожу, — сказал он. — Хочу узнать в конторе, есть ли какие-нибудь новости.

— Этот Сантильяна — непревзойденный работник, — сказал Андрес. — Я всегда хотел, чтобы он работал на меня, но не уговорил его. Как тебе-то удалось его привлечь, Фелипе?

— Повезло, — ответил Бенитес. — Идите, сеньор прокурор.

Начальник полиции Пельико чувствовал себя не в своей тарелке. Если прокурор уедет, ему тоже придется откланяться, а он не имел ни малейшего желания это делать. Он так уютно устроился в кресле, с кофе и бренди.

— А вы ведь останетесь, сеньор Пельико? — спросила я.

— Если вы просите, сеньора, у меня просто нет выбора, — сказал он, поудобнее устраиваясь в кресле и принимаясь за мяту в шоколаде.

— Я провожу вас, прокурор Сантильяна, — сказала я, взяв под руку прокурора и направляясь к дверям. Андрес украсил стены прихожей геральдическими щитами. За дверью прятался Хуан.

— Хуан, что случилось? — спросила я.

— Бенито отвез их в дом номер девяносто, больше я ничего не знаю.

— Отвезите меня туда, — попросил Тирсо.

— Я поеду с вами, — сказала я.

— Хотите всё испортить? — спросил он.

Я проводила их и вернулась в гостиную, вся дрожа.

— Ты что, говоришь сама с собой, Каталина? — спросил Андрес, когда я вошла.

— Повторяю таблицу умножения, чтобы не опозориться перед Чеко, когда буду проверять, как он ее выучил, — ответила я.

— Была бы ты мужчиной, стала бы политиком, ты упрямее всех нас вместе взятых.

— У вас просто изумительная жена, генерал, — сказал Бенитес.

— Попрошу, чтобы принесли дров для камина, — пробормотала я. — Здесь ужасно холодно.

Чарро Белый — так звали певца, которого Андрес пригласил в этот вечер играть для нас на гитаре, альбиноса с печальным голосом, звучавшим одинаково тоскливо, что бы он ни пел; казалось, ему было совершенно все равно, слушают его или нет; впрочем, а слушатели спокойно обсуждали под его аккомпанемент свои дела.

Он сел возле камина, рядом со мной, и запел:

— «По далеким горам скачет всадник, он блуждает, один в этом мире, он ищет смерти».

— Чарро, сыграй лучше «Молнию», — потребовал Андрес. — Ты что, не видишь,что нам и так невесело?

Чарро сменил мелодию и начал другую песню:

— «Я отдал бы всё, чтоб ее любить, мне страшно, что сильнее любить невозможно. О молния, ярость неба, прими же мою тоску...»

— Это же надо — так испоганить песню! — поморщился Андрес. — Еще раз, с самого начала!

И запел сам, гости сидели молча, потому что все знали: когда поет Андрес, никто не смеет проронить ни звука. Чарро вернулся в центр круга. Андрес вскоре стал называть его братом, уговаривая сыграть одну песню за другой.

— Спой, Каталина, — попросил он под конец. — Только не стой против света, так тебя плохо видно. Спой «Вдали от тебя».

— Давайте споем ее вместе, Катита, — поддержал его Чарро, однако затянул снова в одиночку.

Закончил он петь как раз в ту минуту, когда в гостиную вошел Тирсо.

— Я нашел Вивеса, — сказал прокурор. — Он мертв.

— Где вы его нашли? Сеньор губернатор, я требую правосудия! — воскликнул Андрес.

— Как это случилось, Тирсо? — спросил Бенитес.

— Я хотел бы поговорить с вами наедине, сеньор, но могу представить отчет прямо сейчас. Я нашел его в тайной тюрьме. Тамошние люди говорят, что исполняли приказы майора Пельико.

Его слова прозвучали, как гром среди ясного неба. Пельико взглянул на Андреса.

— Бенитес, объясните, в чем дело! — возмущенно крикнул Андрес. — Что еще за тюрьма? Где Карлос? Кто его туда доставил?

— Тирсо, объяснитесь, это серьезные обвинения, — потребовал губернатор.

— Не понимаю, о чем вы говорите? — закричал Пельико.

Жена Пуэнте упала в обморок. Сам Пуэнте начал произносить речь, словно у себя в Палате депутатов. А я вышла из комнаты.

Возле машины Тирсо стояла Лусина. Хуан обнимал ее за плечи.

— Где он? — спросила я.

— Там, внутри, но вам лучше его не видеть, — ответил Хуан.

Я открыла дверцу и увидела его голову. Я погладила его волосы, слипшиеся от крови. Закрыла ему глаза. На воротнике и рубашке была кровь. И пулевое отверстие в затылке.

— Помогите отнести его в дом, — попросила я.

Вместе с Хуаном, шофером Тирсо и Лусиной мы отнесли его в комнату с папоротником и уложили на кровать. Потом я попросила их выйти. Не знаю, сколько я просидела рядом на корточках, глядя на него. Потом в комнату вошли Андрес и Бенитес.

— Я же предупреждал! — воскликнул Андрес, приближаясь к смертному ложу Карлоса. — Почему ты меня не послушал?

— Мы похороним его в Тонансинтле, — сказала я, вставая с края кровати и направляясь к двери.

Я вышла из комнаты. В галерее было темно, но света все же хватало, чтобы не натыкаться на вазоны с цветами. Гостевые комнаты помещались на третьем этаже, рядом с фронтоном и бассейном. Здесь, конечно, было освещение, но два дня назад мы с Карлосом его испортили, чтобы я могла подниматься к нему незамеченной. Дети спали на втором этаже, а на первом — только Андрес и я. Таким образом, от комнаты с папоротником до нашей спальни мне предстояло пять минут пути по лестницам и коридорам. Я уверенно шла сквозь темноту, ведь мне было не впервой ночью ходить по дому, пересекла сад и направилась в свою комнату. Там я расчесала волосы, надела черное пальто и отправилась на кухню в поисках Хуана. Он отвез меня к гробовщику Гайоссо.

— Вы могли бы позвонить, сеньора, — сказал сонный гробовщик, стараясь казаться любезным.