Скоро у нее уже был ответ на этот вопрос. Прячась в тени и избегая больших магазинов и падающего на улицу света кафе, она увидела, как к Колумбано присоединился еще один человек и они сели за столик на улице. Может быть, это была просто обыкновенная встреча двух давно не видевших друг друга друзей, но тут она увидела, как Колумбано была передана прямо в руки толстая пачка банкнотов и он быстро спрятал ее в карман. Официант принес им напитки, оба подняли бокалы и чокнулись, похоже, за успех.
Дженис вернулась к дому Карвалью, идя очень медленно, обдумывая увиденное. Тут ее немедленно приветствовал Мануэл, который вернулся в Лиссабон сразу после того, как услышал эту ужасную новость о пожаре.
— Дженис, вы выглядите очень уставшей, наверное много работали?
— Конечно, было очень много дел, сами понимаете, но самое трудное уже позади и Эверард дал мне на завтра свободный день.
— Прекрасно. Завтра мы будем гулять вместе. Просто по городу или я покажу вам то, что вы сами захотите увидеть.
— Хорошо.
Она решила с ним не спорить. Хотела за оставшееся время насладиться еще немного этим красивым городом. Дженис отблагодарила Мануэла за красивый подарок. Леона тоже вернулась в Лиссабон, но этот факт как-то не особенно обрадовал Дженис.
Она поднялась к себе в комнату и тут же заметила на туалетном столике свой старый кожаный кошелек. Открыв его, она увидела внутри свои золотые часы, португальские деньги и несколько почтовых марок. Перед обедом она встретила Леону и потребовала от нее объяснений. Та, как всегда, ответила в легкой манере, на этот раз даже без вызова в голосе, что кошелек нашел один из водителей в ее машине.
— Но как он мог туда попасть? — настаивала Дженис.
— Наверное, ты выронила его, когда в ней переодевалась. Я же говорила тебе, что кошелек мог выпасть из твоей сумки.
Дженис просто задержала дыхание, чтобы не взорваться, настолько смешны были объяснения Леоны.
— Спасибо, рада, что наконец получила обратно свои часы.
В этот вечер Эверард вернулся очень поздно, и Дженис тут же рассказала ему историю своей встречи и дальнейшего наблюдения за Колумбано. Тот был крайне удивлен.
— Колумбано? — эхом повторил он. — Конечно! У него в душе были зависть и злость против меня. Я же хотел уволить его с работы. Он чувствовал это, особенно после того, как Клайв Диксон предупредил его, что он должен быть осторожным. Что он мог сделать в обмен на большую сумму денег? Он игрок, постоянно проигрывает, а его зарплата никак не позволяет ему играть в казино, вот ему и приходится искать другие пути заработка. У кого-то берет взятки за дачу информации, у кого-то — комиссионные… Послушайте! — внезапно воскликнул Эверард. — Теперь я понял. Пожар в гостинице «Кастелло» начался именно в нашем номере, том самом, что я заказал для нас. Колумбано не мог знать, что я изменил дату нашего приезда. Карвалью настаивали на том, чтобы мы оставались в их доме два-три дня. Это устраивало администрацию гостиницы, которая предупредила меня, что комнаты не полностью готовы после ремонта. Но Колумбано подумал, что мы уже там остановились, и привел свой план в исполнение.
— Вы думаете, что у него были намерения нас убить?
— Сомневаюсь, что он этого хотел, но надеялся доставить мне большие неприятности, если бы сгорела вся документация по строительству. Есть кое-что еще. Некоторое время назад я обнаружил, что документы, касающиеся страховки по реконструируемой гостинице, не были продлены вовремя. В этом был виноват Колумбано — может быть, он растратил предыдущую сумму страховки или как-то использовал эти деньги. В любом случае если в этот период времени случается пожар, взрыв или наводнение, то мы не смогли бы ничего получить от страховой компании, если бы документы не были продлены.
— Еще несколько черных шаров против нашей компании, — прокомментировала Дженис.
— И огромная дыра в доходах.
— Не могу понять, что он делал в доме Карвалью, — сказала Дженис.
— У него был контакт с кем-то из обслуги дома, но Колумбано перепутал даты и, видимо, решил, что кто-то его подставил.
— Вы не задумывались, кто действительно выигрывал в этой ситуации? Колумбано получал свои деньги в любом случае, как исполнитель, но тот, другой человек, который заплатил ему у меня на глазах, он-то что от этого имел?
— Может быть, иная форма игры. Когда-то теряешь, когда-то находишь. — Уитни зажег сигару и тяжело вздохнул. — Хватит этой головной боли. Завтра мы с вами берем выходной день.
— Значит, вы не передумали?
Он засмеялся:
— Нет, не передумал, мы проведем этот день вместе в Синтре или в Келузе. Большинство туристов уже разъехалось, и там стало совсем спокойно.
Дженис даже глаза закрыла от огорчения. Почему он не предложил ей этого раньше, до того, как она договорилась с Мануэлом? Она тут же подумала, что Мануэл поймет ее, если она скажет ему, что занята, и объяснит, как ограниченно время у Эверарда.
— Прекрасно, я еще не была в этих местах.
— Мы уедем пораньше, чтобы нас никто и ничто не задержало — ни телефонный звонок, ни телеграмма.
И именно в этот момент внезапно появился Мануэл, так что у Дженис не было возможности его предупредить. Он тут же обратился к Эверарду со словами:
— Я слышал, завтра вы отпускаете Дженис на целый день, и я решил воспользоваться этим на тот случай, если вы внезапно передумаете и приклеете ее опять к пишущей машинке.
Наступила тишина, Дженис почувствовала, как Эверард полностью отключился от нее, как будто перешел в другое измерение. Дженис беспомощно старалась выбраться из создавшейся неловкой ситуации.
— Мануэл… Я…
И тут же раздался стальной голос Эверарда:
— Простите, Дженис. Мне как-то не пришло в голову, что у вас могли быть предыдущие договоренности. Вам следовало поставить меня в известность раньше. Конечно, вы должны отправляться с Мануэлом. — С этими словами он поднялся, коротко сказал всем «доброй ночи» и немедленно исчез в доме.
— Господи, какая муха его укусила? — поразился Мануэл.
— Я собиралась вас предупредить, но у меня не было возможности. Он хотел поехать со мной в Синтру. Я подумала, что вы не будете ничего иметь против, если мы… — Голос ее замер в отчаянии.
Мануэл помолчал несколько секунд.
— Должен сказать, что я бы как раз был против расторжения нашей договоренности, но я бы уступил ради вас. А теперь уже, полагаю, напрасно приносить какие-то жертвы?
— Совершенно напрасно. Эверард никогда не предлагает дважды.
— Простите, я виноват, что все получилось столь нескладно. Если бы я не сболтнул столь неосторожно… В любом случае я сделаю завтра все от меня зависящее, чтобы вы прекрасно провели время, Дженис.
У нее застрял комок в горле, не давая ей возможности дышать. Ей хотелось немедленно убежать, не обращая внимания на достоинство, но какая от этого теперь была бы польза? Когда она вновь смогла контролировать свой голос, то заговорила о чем-то другом — о красивом парке, который был позади дома, о том, что ее часы и кошелек каким-то мистическим образом были ей возвращены, обо всем, что приходило ей в голову.
— Значит, теперь вы не будете сомневаться в честности португальцев? — сказал он.
Но когда она наконец добралась до своей комнаты, то легла на кровать, закрыла голову подушкой и стала плакать о своей импульсивной легковесности и умении обидеть именно того человек, с которым стремилась всем сердцем быть в любовной гармонии.
На следующий день, верный своим обещаниям, Мануэл постарался быть самым гостеприимным хозяином, на что Дженис отвечала всем сердцем, стараясь загладить свою нелюбезность и разочарование. Она сама делала предложения и соглашалась с его идеями, отчасти забыв о своем вчерашнем разочаровании и потерянном дне с Эверардом.
— Давайте поднимемся на лифте вверх по улице. У меня так и не было времени сделать это.
Когда холмы, на которых располагался Лиссабон, поднимались слишком круто для трамваев и автобусов, в городе использовались фуникулеры и специальные лифты, чтобы поднимать людей с одного уровня на другой. На вершине Святой Юсты кабина лифта входила в закрытый проход, который шел над крышами и дворами, лежащими далеко внизу, и вел к Ларго-де-Кармо, большой площади неправильной формы, от которой улицы делали крутые повороты. Стоя в кабине, Мануэл и Дженис неожиданно ощутили себя как бы в другом городе. Совсем близко находились развалины церкви Кармо, все стороны которой были открыты небу и превращены в хорошо ухоженный сад и где повсюду на обломках колонн сидели, как изваяния, кошки.
