Несколько родственников Карвалью приветствовали ее довольно сухо, другие с некоторым удивлением, не понимая, почему она появилась так рано и в таком неопрятном виде, с растрепанными волосами. Тут же навстречу ей вышла Сельма Карвалью, на лице ее застыла холодная улыбка.
— Мы уже подумали, что вы покинули наш скромный дом, чтобы вернуться обратно в Лиссабон, — сказала она спокойно, но с кислой ноткой в голосе.
— Где Леона? — спросила Дженис, собираясь на этот раз первой напасть на нее.
— Леона? Она где-то там, в доме. Может быть, она уехала. Я просто не знаю.
— Но она, конечно, вам объяснила, что… — начала Дженис.
— Пожалуйста, простите меня, — очень мягко, но настойчиво ответила Сельма, — я должна срочно кое-что сделать для своей матери, вы позже расскажете мне о своем приключении.
И с этими словами она поспешила выйти в коридор, оставив Дженис стоять у подножия лестницы. Дженис решила, что лучше встретиться позже с членами этой непонятной семьи, после того как она примет душ и переоденется. Она попросила служанку принести ей крепкого черного кофе и через полчаса, теперь уже полностью проснувшись, приведя себя в порядок, наложив на лицо свежую косметику, направилась на встречу с сеньорой Карвалью. Но та была занята в доме, обсуждая с кухаркой меню ужина для вновь прибывающих родственников и гостей. Дженис провели в ее личную гостиную, там было прохладно и красиво. Комната была выдержана в зеленовато-золотых тонах.
— Я пришла к вам, чтобы принести свои глубокие извинения, — начала Дженис, садясь в кресло.
— Почему, Дженис?
Девушка посмотрела ей в глаза и поняла, что та совершенно не взволнована происшедшим. Могло ли такое произойти, что английская дама осталась совершенно равнодушна к случившемуся?
— За то, что вчера не приехала ночевать домой, но вы же понимаете, что это произошло не по моей вине.
— Ну конечно нет, — улыбнулась сеньора.
— Леона, — начала Дженис, стараясь осторожно подбирать слова, — Леона и я вместе уехали из дому на прогулку, мы намеревались вернуться домой к обеду, но уже стемнело, и мы…
— Вы хотите сказать, что Леона была с вами?
— Ну конечно. Она ведь вела машину. Мы приехали в городок под названием Вила-Реал и…
— Боюсь, я чего-то не понимаю. Леона сказала мне, что была вчера весь день дома.
Дженис стало противно. Конечно, Леона первая рассказала ей о том, как провела вчерашний день, сняв с себя всякое подобие вины.
Сеньора Карвалью позвонила в колокольчик и попросила появившуюся служанку немедленно пригласить в комнату Леону. В комнате наступила тишина, пока вернувшаяся служанка сообщила, что сеньориты нет дома.
Сеньора Карвалью поднялась и очень вежливо сказала, что ей надо принять других прибывших гостей, и Дженис должна выбросить из головы вчерашний инцидент. Дженис поняла, что плохо сориентировалась и неправильно выбрала время. Надо было вести разговор только в присутствии Леоны. Но в конце концов даже присутствие Леоны не помогло Дженис. В поместье ленч считался неофициальной процедурой и проходил или в доме, или во внутреннем дворике, в любом месте, где собиралось два-три человека и куда служанки подносили салаты, горячие блюда, большие кувшины с вином, сыры или сладкие пироги, в зависимости от настроя присутствующих. А вот вечерняя еда, обед, был более формальным мероприятием, к которому все переодевались. Это давало возможность Дженис больше не чувствовать себя опозоренной в глазах клана Карвалью, когда она села вместе со всеми за большой овальный стол в огромной столовой, стены которой были обшиты темными панелями.
Леона села между Мануэлом и одним из своих многочисленных дядюшек и выглядела великолепно. Дженис попала между двумя престарелыми тетушками и чувствовала, что даже Мануэл временно покинул ее.
После окончания торжественного обеда Дженис хотела ускользнуть и остаться наконец одной, но к ней подошла служанка и сказала, что сеньора Карвалью желает ее видеть. На этот раз Леона уже находилась в комнате матери, и Дженис была уверена, что настоящая правда так и не будет произнесена.
— Дженис, мне кажется, ты плохо себя чувствуешь, — сразу обратилась к ней Леона с такой неожиданной фразой.
— Сейчас со мной все в полном порядке, — ответила Дженис.
— Но тогда почему ты сказала моей маме, что вчера мы вместе были в Вила-Реал?
— Потому что это правда. Может быть, это ты страдаешь потерей памяти?
Возможно, что эти импульсивные слова были ошибкой в данной ситуации.
— Вчера я даже не приближалась к Вила-Реал. Может быть, тебя отвез туда кто-то другой, если ты там была.
— Но мы вместе с тобой ели наш ленч в таверне, а потом ты повезла меня по горным дорогам, — повторила Дженис. — Потом быстро стемнело, и мы остановились в деревне и там поужинали… Потом мне стало плохо, я прилегла, заснула, и когда проснулась, то тебя там уже не было.
Леона медленно покачала головой:
— Всем хорошо известно, что во время сбора урожая винограда даже воздух напоен фантазиями. Люди воображают себе события, которые в действительности никогда с ними не случались.
— Но ведь это случилось со мной!
— И когда вы проснулись, тот, кто был с вами в машине, уже уехал? — спросила сеньора.
— Леона привезла меня и уехала одна.
— Но моя машина все еще в Лиссабоне, — запротестовала Леона. — Как я могла тебя в ней вчера возить?
И тут-то до Дженис дошло, что Леона вела не знакомую зеленую машину, а небольшую черную.
— Ты вела не свою машину.
Леона стала нетерпеливо ходить по комнате.
— Это просто глупо! В любом случае Сельма подтвердит, что вчера мы сидели в ее комнате и долго разговаривали.
Сеньора переводила взгляд со своей дочери на Дженис.
— Я одобряю, — произнесла она, — что в наше время английские девушки обладают большой свободой, особенно когда они полностью независимы, как вы, зарабатывают себе на жизнь собственным трудом. Но если вы хотите уехать на целый день или даже на более долгий срок, было бы лучше сказать мне об этом.
Дженис поразил упрек, который прозвучал в холодном тоне сеньоры, хотя она и произнесла весь монолог мягким голосом. Она все еще старалась не верить случившемуся.
— Но Леона хотела, чтобы наша поездка готовилась в полной секретности!
Леона, которая до сих пор сохраняла полностью контроль над своим обычно горячим темпераментом, резко повернулась к Дженис.
— Секретности? — воскликнула она. — Какого рода секретность я должна соблюдать здесь, в моем собственном доме? Дженис просто больна, у нее какая-то мания. Только вчера она обвинила меня в том, что я взяла и спрятала ее сумочку!
— На самом деле я этого не говорила! — закричала Дженис. — Я только обвинила тебя в том, что ты увезла в машине все мои вещи, и я осталась в купальнике!
— Вот! Ты сама видишь! Одно обвинение за другим! — с триумфом в голосе вскричала Леона.
— Леона! Пожалуйста, не кричи здесь как крестьянка, — сказала сеньора.
Дженис не стала ждать окончательного заключения от сеньоры. Она решительно поднялась и, собрав все свое достоинство, спокойно произнесла:
— Простите, сеньора Карвалью. Мне нечего больше сказать. Пожалуйста, забудьте все, что произошло. Если вы хотите, чтобы я немедленно сложила вещи и уехала, я сделаю это сегодня вечером. Если кто-нибудь сможет отвезти меня в Опорто, то оттуда я могу доехать до Лиссабона поездом.
Сеньора улыбнулась своей спокойной улыбкой:
— Моя дорогая Дженис, завтра вечером сюда приезжает Эверард, возможно, у него свои планы.
Дженис вышла из комнаты и направилась в сад, потом решила, что лучше вернуться к себе в комнату. Она села на кровать и стала обдумывать создавшееся положение. Без сомнения, Эверарду представят удобную им версию всего происшедшего. Но какое теперь это для нее имеет значение? Он давно уже считает ее просто кретинкой, глупой, неопытной курицей. Даже теперь, когда он оставил ее на попечение своих друзей, она умудрилась втянуть себя в безрассудную ссору. И все-таки именно сейчас она всем сердцем желала сделать хоть что-то, хоть самую малость, которая поднимет ее в его глазах.
