4.2 ВЕЧЕР

В комнате у Рассветника и его маленькой дружины совещание продолжилось.

- Гнида, а! Ну, гнида, гнидин сын! - разглагольствовал Коршун - Небо, неужели все стреженские бояре до одного - такие бараны, а! Ну скажите, друзья, я что, тоже такой же дурак? Убью его! Нет, братья - я не я буду - убью! Вот вернемся из похода - попомните! Вызову его на поединок, тогда посмотрим, кто из нас бродяга, и чье слово твердо, а чье - труха! Сидит здесь который год, гузло свое греет о подушки, а про меня смеет говорить, что я с войны бегу! Сам-то он с Мудрым в стремя не встал, и теперь, наверное, не встанет! Будет здесь дальше сидеть в тереме, жрать да срать, а про меня, когда я завтра уйду биться с кизячниками, он еще напишет что я трус и изменник! Нет, я, если вернусь живым, так сам его убью!

Он был так взбешен и обижен, что даже угомонять его Рассветник с Клинком не собирались, тем более, что хуже от его горячности, кажется, стать уже не могло. Или могло?

- С вызовом подожди. - сказал Рассветник - Знаешь, не сделал бы ты только себе хуже. Этот волчий курдюк прикроется княжеской службой, как щитом. А если князь по его доносу призовет тебя в столицу на суд - что тогда будешь делать?

- Не поеду. Боярин волен себе службу выбирать. - буркнул Коршун.

- Ну а имение, дом твой под Стреженском?

- Эх, брат, не ковыряй душу! - махнул Коршун рукой - Тут до завтра бы дожить - еще вопрос! Может, гонец до Стреженска и доскакать не успеет, когда мне в Диком Поле уже вороны глаза выклюют!

- И в Честов, говоришь, гонцы уже поскакали? - спросил Клинок.

- Да. Теперь если от ыканцев не отобьемся, то всей стране конец, а если отобьемся - то что тогда великий князь скажет!

- Час от часу не легче вобщем! - сказал Коршун. - что мне, что всему Степному Уделу - либо погибать, либо перед судом становиться! Ладно... - махнул он рукой - что будет то будет...

- Ладно так ладно. Успокойся пока, надо о деле поговорить. Надо решить, кому из нас ехать, а кому остаться город охранять. - сказал Рассветник.

- Я поеду! Мне тут что делать? - - сказал Коршун - К Скале в его покои на посиделки ходить? Он-то наверное, в поле не пойдет! Мне неохота тут перины салить, вас дожидаться!

- Не о том речь. - сказал Рассветник - Или мне, или тебе, брат-Клинок, надо остаться, и охранять Струг от колдовства, пока другой в походе. Как быть?

- Я так думаю: - ответил Клинок - Надо нам обоим ехать. Вместе.

- А город? - спросил Коршун.

- Брат-Рассветник! - Сказал Клинок - Если кто-то из нас может бороться со злыднями, так это ты, а никак не я. За этим тебя Молний и оставил здесь. А от меня толку здесь не будет. Пусть лучше злыдни знают, что никого из нас в городе нет, и не ждут нас встретить.

- Если так, то брат прав! - сказал Рассветнику Коршун - Без тебя мы в походе точно пропадем. С ыканцами справимся как-нибудь, но не с нечистыми... Ты нам там нужен, а если Клинок против них даже не надеется выстоять, то правда - что ему тут делать?

- Ты к тому же сам знаешь, брат, как меня к ним тянет! Может быть, оно нам будет на руку. - с каким-то злорадным предвкушением проговорил Клинок.

- А я, может как раз этого и боюсь. Как бы оно самое ИХ к тебе не притянуло в недобрый час! - сказал Рассветник. - А ты, Пила, как? С нами?

- Да, конечно с вами!

- И я тоже! - сказал Хвост - Куда брат, туда и я!

- И ты поедешь? - спросил Пила.

- Шутишь, что ли! Конечно! Кто ж за тобой там еще присмотрит! Думаешь, зачем я сюда с самого Горюченского скакал! Ты - мой последний родич, я тебя беречь должен! К тому же вам разведчики позарез нужны, я так понимаю.

- А ты что, разведчик? - спросил Коршун.

- А то кто же! Мы с честным боярином Беркутом прыгали к бенахам через Хребет, наверное, семью семь раз! Нас там уже в лицо знали, только за своих принимали всегда! - Хвост рассмеялся.

- А в горах где был?

- В Белом Ущелье, в Туманах, в Голосах, в Горле, в Одиноком. Когда в ополчении еще был, то стояли лагерем под Ясным Перевалом, потом штурмовали его, а потом зимовал на самом перевале, там и Беркут меня в свой отряд взял.

- Бывалый ты, я смотрю. - сказал Коршун. - Раз так, то тлично. Слышал, брат-Рассветник! Такой и правда пригодится!

- Хорошо. - сказал предводитель - Пойду к Смирнонраву, скажу, что нас пятеро.

Коней пообещали дать на всех, а с оружием оказалось сложнее. Во всем городе было не достать даже лишнего ножика - что хоть как-то годилось в оружие, то уже давно разобрали. Хвост не отчаялся. Он взял у Пилы нож, пошел и выстрогал себе из полена колотушку. Лучше, чем ничего.

- А в первом бою добуду что-нибудь посерьезнее! - сказал Хвост - Мне сказали, у табунщиков оружия пруд-пруди. Даст Небо, они и со мной поделятся!

Копий не было ни у кого из компании. Решили сделать колья. Раздобыли четыре жерди по полтора обхвата и обожгли на костре посреди заднего двора.

- Как хоть с ним обращаться? - спросил Пила, примеряя кол в руках.

- Бери, да тыкай острием в ыкуна, а проще - в лошадь, если он верхом. - сказал Хвостворту - А если будем пешие против них стоять, то упираешь тупым концом в землю - вот так вот - и держишь. Он, если дурак, то сам напорется!

Пока так готовились в поход, пришло время и для ужина. На струг снова начали подтягиваться вереницы всадников с обоих берегов.

- Ну пойдемте, братья! - сказал Рассветник - Княгиня нас звала на ужин, так уважим хозяйку!

Для Пилы ужин в "богатой" гостинице в Новой Дубраве был до сих пор верхом роскошества. И теперь, попав на пир, во дворец владыки огромной страны, он не на шутку растерялся, робел и шарахался от всякого резкого шума. Хвостворту напротив, от оказанного ему почета (давно и вполне заслуженного по его мнению) преисполнился такой гордости, будто сам лично уже перебил своими руками всю каганскую рать, и в честь его одного устроили этот прием. Хвост держался так, словно прибавил росту на целых две головы, а на плечах у него вместо потрепанной безрукавки висело княжеское облачение, все в золоте и драгоценных камнях. Коршуну пиры в княжеских и боярских теремах разных городов были привычны, и не казались чудом из чудес. Рассветник с князем за одним столом уже сиживал - со Смирнонравом в Засемьдырске. Княжеский "терем" там был не больше, чем у иного зажиточного крестьянина, а на столе обычно стояли хлеб и пшенка с салом. Но Рассветник никакой разницы между нынешним пиршеством и тогдашними словно не замечал, а в Стройне, кажется, видел хозяйку дома, предложившую разделить с ним ужин - не меньше, но и не больше. О том, как судил про все вокруг Клинок, по его неизменной мине догадаться было невозможно.

Пока собирались и рассаживались гости, прислуга разливала питье и разносила яства, к которым пока никто не притрагивался. Возле входа, в левом углу столовой, негромко играли пятеро музыкантов. Обычно для пиров на Струге их приходило до полусотни, но даже из музыкантов большая часть ушли в поход с Мудрым, и ни один не вернулся. Рядом с ними сидели на длинной лавке вдоль стены двенадцать девушек и пели песни. Певицы с музыкантами смолкли, встали и поклонились до земли, когда в зал вошел Смирнонрав. Гости за столами поднялись со скамей.

- Светлому князю почет, и лучшее место! - прокричал от головного стола Мореход.

- Слава светлому князю! Слава! Слава! - закричали вокруг вразнобой.

- Флафа-а-а-а-а-а!!! - вопил Хвостворту под ухом у Пилы. Сам Пила тоже попробовал что-то прокричать, но вышло у него так неловко и невпопад, что он тут же осекся, и больше не выкрикивал сегодня никаких кличей.

Смирнонрав, кажется чуть смущенный от такого приветствия, поспешил попросить всех садиться, и сам проследовал на свое место во главе столовой. Люди чуть притихли. Снова зазвучала музыка. Девушки продолжили песню, неторопливую и спокойную, как тихая речка в песчаных берегах.