– Вы своих детей учите в русских школах, а нашим – только белорусские. Почему такая несправедливость к рабочему человеку? Почему закрываете нашим детям дорогу в ленинградские и московские институты?

– Да наши дети учатся в минских институтах…

Пришлось учитывать требования людей.

Долго не мог успокоиться Сергей Осипович, коренной белорус: Вот пугают белорусским национализмом. А каким «…измом» назвать это явление?

Сергей Осипович помнится мне простым, скромным, веселым, принципиальным.

Он был настоящим коммунистом, а не партбилетчиком.

* * *

Имя Притыцкого уже вписано в историю Беларуси. В ней есть свои приливы и отливы, в разное время она может иметь разную окраску, но Притыцкий непременно остается в памяти народной. Такие самородки из народных глубин выдвигаются не так часто.

В Минске есть улица имени Сергея Притыцкого. Иногда по ней проходит уже немолодая, но красивая в свои годы женщина. Здесь ее никто, пожалуй, и не знает. Это Татьяна Ивановна Притыцкая, прошедшая вместе с Сергеем Осиповичем всю жизнь, пережившая с ним все, что пережил он.

* * *

– Ты был в Чехословакии?

– Да, Сергей Осипович.

– А в Лидице был?

– Не был. Видел в кинохронике. Читал, слышал.

– Чехословаки сумели сделать мемориал сожженной деревне, а мы вот до сих пор не смогли. Есть, конечно, обелиски. Есть неплохие памятники в глубинке. А надо бы сделать мемориал, доступный людям, недалеко от Минска. Подумай, партизан, поразмышляй.

– А чего размышлять, Сергей Осипович. Я знаю – целые районы сожжены, люди уничтожены.

Стал перечислять: «На Полесье, в Витебской области и других местах».

– Надо, чтобы это было в центре республики, желательно недалеко от Минска и дороги. Мы уже обсуждали этот вопрос с К.Т. Мазуровым, П.М. Машеровым, В.И. Козловым. Они тоже знают сотни сожженных деревень. Есть прикидки. Но и ты подумай.

Взялся за дело с радостью. Побывал во многих местах. Вдоль Логойского шоссе много сел, сожженных фашистами. Они отстроены заново. В одном селе оккупанты расстреляли около 500 человек. Но на этом месте построили коровник. В другом – многие были в партизанах, но и в полиции было немало.

В воскресенье поехал за грибами в излюбленное место. Кругом молодой сосняк и ельник. Встретил старика. Разговорились:

– Что за деревня была на этом месте? Почему не отстроили заново?

– Деревня Хатынь. Строить некому. Всех людей немцы уничтожили. Один я остался в живых.

Долго и подробно рассказывал старик о трагедии Хатыни.

Грустным был рассказ Иосифа Каминского. С него, с натуры, талантливый белорусский скульптор Сергей Селиханов изваял старика с мальчиком на руках.

В понедельник я рассказывал С.О. Притыцкому о тех деревнях, где можно было, на мой взгляд, строить мемориал. Рассказ о Хатыни его заинтересовал.

Вскоре К.Т. Мазуров, П.М. Машеров, Т.Я. Киселев, С.О. Притыцкий, А.Т. Кузьмин, В.Ф. Мицкевич поехали смотреть место. Так рождалась всемирно известная Хатынь. Скульпторы и архитекторы просто и гениально увековечили трагедию белорусского народа. Ничего не придумано. Только правда, трагичная, горькая правда. Людская скорбь, символ мужества.

* * *

Притыцкий знал всех белорусских писателей. Со многими дружил. Особенно теплые отношения у него были с Якубом Коласом, Кондратом Крапивой, Петрусем Бровкой, Михасем Лыньковым, Аркадием Кулешовым, Иваном Шемякиным, Максимом Танком, Янкой Брылем. У рыбацкого костра на Нарочи иногда засиживались до утра…

* * *

Татьяна Ивановна часто с ним советуется, как с живым, старается представить, как бы он отнесся к тому, что происходит сегодня в нашей жизни…

Жизнь, которую так любил Сергей Осипович, продолжается…

Фильм «Красные листья» я смотрел не один раз. Появится он на телеэкране снова – буду смотреть опять.

Осенью 1974 года я прибыл в Ташкент в должности председателя Комитета госбезопасности республики.

Узбекистан был на подъеме. Руководящие кадры в ЦК, Совете Министров, ведомствах производили хорошее впечатление – грамотные, компетентные люди. Многие работают до сих пор.

Первый секретарь ЦК КП Узбекистана Шараф Рашидов помогал мне освоиться с обстановкой. Он был человеком высокой культуры. Непьющий. Много ездил по областям. Предпочитал ездить поездом, ночевал в вагоне. Излишеств не допускал. Участник Великой Отечественной войны. В 1942 году старший сержант Рашидов был ранен на фронте.

В общем, я попал в хорошую, благожелательную обстановку. Начало было обнадеживающим. Вскоре меня избрали депутатом Верховного Совета СССР по Самаркандскому округу № 616. Республика большая – 11 областей и Каракалпакская АССР, население более 20 миллионов человек (теперь уже 25). Забот хватало.

Вроде бы все шло хорошо. Но беспокоило то, что в руководстве республики была какая-то напряженность, шла подспудная борьба, плелись интриги. Я в них участия не принимал.

Ю.В. Андропов, посылая работать в Узбекистан, особо подчеркивал: «Твоя основная задача делом убедить узбекских товарищей, что КГБ не работает против них». Дело в том, что шли жалобы в ЦК КПСС, будто чекисты подслушивают, «разрабатывают» их и прочие вымыслы. Но если члены Бюро ЦК вскоре поверили, что я не веду двойной игры, ко всем отношусь ровно и непредвзято, то кое-кому (фамилии не называю сознательно) это не нравилось, и в ход пошли наговоры. В конечном итоге Рашидов начал верить им…

Были ли попытки использовать КГБ в борьбе одной группы против другой? Попытки были, но успеха не имели.

Шараф Рашидович – личность незаурядная. Очень много сделал для развития экономики, науки, искусства, литературы в республике. При нем выросли кадры, способные решать сложные проблемы Узбекистана. Один из них – Ислам Каримов, талантливый организатор и мужественный политик. Сегодняшние лидеры многим обязаны тому времени, когда Рашидов 30 лет руководил республикой.

Я никогда не верил вымыслам и домыслам о Рашидове. Добрые отношения были и с его семьей. Подавал большие надежды сын Володя (Ильхом). Умный, исполнительный был офицер КГБ. Ничего не знаю о его теперешней судьбе.

Допускал ли ошибки Рашидов? Конечно, ошибался. Мог ошибаться, но иногда умел и признавать свои ошибки.

Приведу пример. Летом 1983 года меня вызвали из ГДР в Москву по поводу новой работы. Заместитель председателя КГБ СССР генерал-полковник Г.Е. Агеев, только что вернувшийся из командировки в Ташкент, поделился со мной впечатлениями о поездке: «Знаешь, что сказал мне Рашидов? Я допустил большую ошибку и сожалею о том, что убрал Эдуарда с поста председателя КГБ республики».

Думаю, он понял, что если бы я оставался в Узбекистане председателем КГБ, разгула беззакония Гдляна – Иванова не допустил бы никогда. Уверен в этом.

Боролся я вместе с Ш. Рашидовым и другими товарищами против негативных проявлений в республике. А их было немало. И это беспокоило первого секретаря ЦК. Вспоминаю, как однажды вечером Шараф Рашидович пригласил меня прогуляться по даче. Долго мы ходили, может, два, может, три часа. Обсуждали проблемы республики. Особую тревогу у него вызывали случаи коррупции, взяточничества. В то время МВД возбуждало одно дело за другим. Министр Хайдар Яхьяев демонстрировал по телевидению золото, украшения, пачки изъятых денег. Это производило впечатление.

   – Как бороться с коррупцией, взяточничеством? Что Вы посоветуете? – обращался ко мне Рашидов.

   – Я думаю, что Вам, Шараф Рашидович, надо на готовящемся Пленуме ЦК в своем докладе резко, жестко сказать об этих явлениях и предупредить всех, что ЦК будет беспощадно наказывать, невзирая на лица, невзирая на ранги и старые заслуги.

Ваш авторитет очень высок и Ваше слово будет действенным, отрезвит кое-кого. Если Вы лично возглавите борьбу – это будет благом для узбекского народа. Если эту борьбу возглавят другие, со стороны, то я не могу предсказать последствия.