— Я знаю, кто меня уделал.
Гуля охнула, подумав, почему же он ничего не говорит дяде Валере?.. Тот бы… Но Макс перебил ее мысли.
— И ты знаешь, — сказал он это очень уверенно.
Гуля растерялась. Выходит, он думает, что она знала и молчала? Кто же она тогда такая? Предательница?..
— Максик, — она постаралась, чтобы голос у нее был как можно ласковее и мягче, ведь он еще болен! — Максик, ну подумай сам. Если бы я знала, неужели бы я молчала?..
— Это не исключено, — ответил он холодно. — Чего ты в таком трансе? Я жду от тебя признания.
Гуле совсем не хотелось говорить Максу, что ее транс связан с потерей Сонечки и что, конечно, с той что-то случилось, а им всем наплевать, потому что Сонечка чужая!..
А вообще, что, теперь ему ничего говорить нельзя? Нет, можно и нужно!
— Это из-за Сонечки, Максик…
— Та-ак! — заорал он, чуть не подпрыгнув на постели. — Я был уверен!
— Тише, — попробовала усмирить его Гуля, — услышат, подумают, что опять… — она не добавила «ты меня бьешь», — мы ссоримся. Не надо, Максик! А если ты так разозлился, давай прекратим разговор до лучших времен.
Гуля легла и закрыла глаза, хотя внутри у нее все тряслось.
Макс, тоже опасаясь, что услышат, тихо продолжил:
— Рассказывай, что знаешь.
— Я знаю очень мало, если тебя вдруг заинтересовали наши соседи… Они уехали в Каракоры и пробудут там все лето…
— Значит, она в Каракорах, — задумчиво протянул Макс.
«…Что ему надо от Сонечки? — со страхом подумала Гуля. — Что он к ней привязался?» Чтобы отвлечь его от мыслей о подруге, она спросила:
— А как ты думаешь, кто… с тобой…
И не успела больше ничего сказать, как Макс прошипел, словно змея:
— Твоя подружка Сонечка!
— Да она никого не может обидеть! Ты говоришь так, потому что ненавидишь ее! Сонечки, наверное, вообще уже нет на свете! Ее убили! — кричала Гуля, зарыдав.
«Рассказать ей все, — размышлял Макс. — Но ведь начнутся рыдания и истерики. А если она все-таки что-то знает?..»
Тут Макс, хорошенько подумав, понял: Гуля ничего не знает. И знать ей не надо. И никому не надо. Как он и задумал. Зря, конечно, ляпнул, но сделанного не воротишь… О-о, у него такие замыслы! Такая ненависть полыхает в его сердце! Когда он найдет эту гадину, он такое скажет и сделает, что она сама в петлю полезет!
Если Макс и раньше не отличался прекрасным характером, то сейчас он стал кремнем с зазубринами, о которые каждый обдирался, приближаясь к нему.
— Не реви, я пошутил, — успокаивал Макс как мог, но получилось так, будто он ее презирает и в грош не ставит слезы сестры.
— Нет, ты так думаешь! Думаешь! Я знаю! — сквозь усиливающиеся рыдания повторяла Гуля.
Ну что теперь с ней делать, этой дурой? Выносить ее крики невозможно. Сейчас ведь припрется эта…
Макс встал, оделся.
— Реви, сколько хочешь. Я пошутил. Больше мне говорить с тобой не о чем. Пойду в общежитие, в свою комнату, с тобой можно свихнуться! — раздраженно проговорил он.
Макс ушел. Гуля его не задерживала, он вдруг стал ей совершенно чужим: из больницы вышел не ее брат-близнец, мальчик с дурным характером, а совсем другой человек, который Гуле неприятен.
Как только хлопнула входная дверь, раздался тихий стук в комнату.
— Гулечка, ты одна?.. — спросила Тамара.
— Да! — закричала Гуля со слезами в голосе, готовая кинуться Тамаре на шею, обнять ее и плакать, плакать…
Тамара вошла, Гуля бросилась к ней, а та стала поглаживать ее по головке.
Наконец Гуля успокоилась и Тамара осторожно спросила:
— Что с тобой, девочка моя? Максик тебя обидел?.. Ты уж на него не сердись, ему много пришлось пережить, мы должны ему помогать. Может, он и смягчится…
Гуля замотала головой.
— Нет, он злой, он стал еще злее… Он ненавидит всех… И меня тоже… А главное, он ненавидит Сонечку и… — тут Гуля всхлипнула и, не сдержавшись, произнесла то, что надрывало ей душу: — Он сказал, что это Сонечка… Она его… А я… Я не верю!
Гуля снова уткнулась Тамаре в грудь.
«…Так, — подумала Тамара, — началось. Правильно я думала. Но что делать с Гулей? Сказать ей? Невозможно. Держать в неведении?.. Узнает, почует, да мало ли как… Гуля такая инфантильная, слабенькая, нервная…»
Гуля оторвалась от нее и пристально посмотрела ей в глаза.
— Тетя Тамара, зачем он так сказал? Чтобы мне сделать больно? Но почему? За что он ее ненавидит? И все ее ненавидят. Или не любят! Почему? Она такая умная и хорошая! Теперь она пропала, исчезла, погибла… и никто не почешется! Никто не спросит: что с Соней? Почему не заявили в милицию? Я сама пойду туда и заявлю, что пропала девушка, ее надо искать, а никто не хочет! Даже такая добрая, как вы…
С нее станется побежать в милицию и добиться розыска. А тогда-а!.. Не приведи Боже.
— Знаешь, Гулечка, — начала Тамара самый, наверное, трудный разговор в жизни, — я с тобой сейчас буду говорить как со взрослым человеком. Ты взрослая, как и Макс. Просто у тебя другой характер. Я рассчитываю на тебя, на твое понимание… Но если ты все время будешь обливаться слезами и кричать, разговор у нас не получится. Ну как? Ты в силах выслушать меня? Или отложим? Хочешь, совсем не будем говорить на эту тему. Никогда… Но…
Тамара замолчала. Ей было тяжело, и выхода она не видела.
Гуля сидела молча, сосредоточившись.
Через некоторое время она твердо пообещала:
— Говорите, тетя Тамарочка, я все выдержу. Нельзя быть размазней, вы правы.
— С твоей Сонечкой все не просто. — Тамара закурила.
Закурила и Гуля, которая старалась при них с Валерой не курить.
— Ее нет в Каракорах. И неизвестно, где она… Ты говоришь, что мы — равнодушные люди… Возможно. Но это именно я отправила Капитолину в Каракоры… Я надеялась, что Сонечка там, но ее там не оказалось. Она сбежала, а куда, неизвестно. Почему? Почему она сбежала? Потому что испугалась, потому что виновата. Думаю, частично виновата… В общем, это она была тогда у Макса. Он ее увидел… Тебе он что-то сказал? А потом от твоих криков сбежал. Так? Если бы ты взяла себя в руки, мы бы узнали все, конечно, в интерпретации Макса, но все же… Сонечку разыскивать сейчас не надо. Ничего хорошего ее здесь не ждет. Она должна прийти в себя и объявиться. Я думаю, она пришлет тебе письмо, и вот тогда мы подумаем, что делать. Сюда ей возвращаться нельзя. Макс… Ну, ты сама понимаешь, что он не простит никогда, хотя и сам, наверное, виноват.
Тамара замолчала, неимоверно устав. Гуля, молча выслушав Тамару, сказала:
— Вы думаете, я такая глупая? Ничего не понимаю? Я сразу как-то подумала… о Соне… Но испугалась этого. И старалась себя уверить, что все не так. А тут Макс говорит мне, что знает, кто… Я тоже знала! И мне было страшно и обидно за Соню и нашу дружбу… Она же ничего мне не сказала… Говорила все о каком-то розыгрыше, и то так, несерьезно…
Соня была влюблена в Макса, я это чувствовала, хотя она мне никогда не признавалась в этом. Она только все говорила, что придумает такое! С Сусанкой… Мне казалось, что не с Сусанкой… Но она такая была… что я не смела ей ничего сказать… А знаете, почему на меня Макс тогда еще набросился? Потому что (не знаю, как у меня вылетело, от злости, наверное) я сказала, что в зеленом на маскараде была Сонечка! У нее ведь такая красивая фигура, руки, ноги… Она могла бы быть красавицей…
Гуля сокрушенно опустила голову. Тамара смотрела на эту девчушку, которую она пришла утешать, а девчушка вдруг оказалась взрослым человеком.
— Тогда, Гулечка, мы должны выработать с тобой ко всему этому отношение. Позицию. Чтобы не попасть впросак. Я не думаю, чтобы Макс стал что-то рассказывать Валере… Для этого он слишком гордый. В нем будет зреть жажда мести, и не в наших силах это изменить. Я сама не хочу, чтобы Соня (хотя она и виновата) попала в тюрьму и вышла оттуда закоренелой зэковкой. Это страшно… — Тамара снова вздохнула. — Но ты понимаешь, девочка моя, что жизнь у нее будет такой несладкой!.. Где она притулится? К кому? Одна в совсем уже чужом мире… При ее-то внешности… С ее «багажом» — историей… Но помочь мы не в силах… Единственное, на что можно надеяться, так это на то, что Макс найдет себе подружку и как-то зарастут его раны и на теле, и в душе… А Соня появится. Когда это произойдет, ты мне скажешь. Договорились?..
