— Не надо быть такой серьезной.

— А я вовсе не серьезна, правда.

Внезапно он очень крепко поцеловал меня в губы.

— А я — да.

Я собиралась его спросить о чем-то, но не могла дышать. Я не была уверена в том, что готова сейчас услышать ответ. Кроме того, внезапно появился быстро едущий с включенными фарами по ухабистой дороге «лендровер». Выхватив нас из темноты светом своих фар, он затормозил. Мы наблюдали с близкого расстояния. Я имела серьезные основания думать, что за рулем был Джейсон, но не была уверена в этом.

В мрачной тишине Робин развернул машину и поехал обратно через земли поместья к деревенскому холлу.

Мы приехали не так рано, как я планировала. Свет уже горел во всю мощь. Множество машин и мотоциклов были припаркованы в стороне. Были здесь и два «лендровера», оба с грязными колесами, на одном из них обычно ездит Джейсон, а вот второй я не узнавала.

— Она уже здесь! — крикнул Джейсон Стофард из кулис позади деревенского холла. — Сюда, Шарлотта! Дядя в гневе. Кудри завьешь уже на сцене, за занавесом. Гудвин с дядей, они репетируют свои речи. А ты, куда ты пропала?

Он окинул нас обоих подозрительным взглядом. Я видела, как Робин виновато вытащил свой носовой платок и вытер губы. Улыбка Джейсона сделалась шире.

— Только что показывал ей местонахождение скважины. Ваш дядя даже не знает, что чертова вышка построена только наполовину.

— Он в курсе, старый друг! Вы устарели, как вчерашний выпуск вашей газеты. Разоблаченный Большой Билл приезжал и рассказал ему.

Я бросила взгляд на заполненные ряды кресел в конце холла. Люди все еще шли. Там находились, несомненно, в большинстве молодые люди и незнакомцы, но я не могла отыскать среди них Билла, несмотря на то что человека с такой фигурой трудно не заметить даже в толпе.

— Он здесь?

— К сожалению, разочарую вас, нет. Он вышел, чтобы навестить маленькую кузину. Приятно видеть вас, Гиллеспи. Дайте знать, если задумаете еще одно сражение с кровью и кишками. Ваше место в углу в первом ряду. Извиняюсь, к сожалению, мы не можем вас посадить с Шарлоттой, так как дядя хочет видеть ее рядом с собой на сцене. — Он посмотрел вокруг, ища его глазами. — Уже меньше пяти минут осталось. — Он проводил меня через служебный вход в маленькую комнату для переодевания и закрыл за нами дверь.

— Ваше умасливание прессы не слишком далеко зашло? — прошипел он, пока мы шли к другой.

Я ничего не сказала. Сейчас Джейсон Стофард был таким же плохим, как Билл Напьер, только по-своему.

— Почему Билл пришел сюда? Вы не знаете? — спросила я.

Ответил мне сэр Беркли:

— Напьер, кажется, имеет свой собственный взгляд и собственные диковинные идеи относительно справедливой и честной игры.

— Элоиза, — Джейсон предположил с сарказмом. — Ее просвещенное влияние, без сомнения.

— Очень проблематично, — ответил сэр Беркли холодно, не желая обсуждать свою дочь перед лицом мисс Гудвин, тридцать лет возглавляющей школу Пенфорда, нерушимым оплотом родительских иллюзий.

— Вы захватили с собой записи, Шарлотта?

— Конечно, сэр Беркли. И тетрадь, и карандаш для вопросов.

— Роскошно. Тогда, мисс Гудвин, не желаете ли выйти на сцену, как наш председатель, и сказать вступительное слово? Джейсон, мой мальчик, могу я доверить тебе занавес?

— Мне тридцать два, дядя. Я думаю, что можете.

— Осторожно и внимательно, пожалуйста. Мы не желаем, чтобы нас прервали на премьере.

Все же, несмотря на то что мисс Гудвин улыбнулась его маленькой шутке, и уверения Джейсона, чувствовалось: что-то произойдет! Хотя никто не ставил в вину Джейсону двери, по крайней мере тогда.

Конечно, он осторожно встал около шнура занавеса, как только прозвучало семь двадцать восемь, мисс Гудвин, следующая за сэром Беркли и мной, поднималась на сцену. Мы прогуливались позади все еще закрытого ярко-оранжевого занавеса. Бригадир Крисп, глава Парижского консульства, придвинул стул для мисс Гудвин к столу, а я села позади сэра Беркли, таким образом я могла передать ему «шпаргалку», если потребуется.

Я обратила внимание, что Джейсон выглядывает из-за кулис. Его улыбка мне не нравилась, но он был готов к торжественному моменту. Драматично, как если бы он был на поле битвы в пятнадцатом веке, бригадир Крисп поднял руку и потом быстро опустил ее, показывая, что занавес может открыть нас, застывших как статуи, переполненному залу. Последовал взрыв аплодисментов. Но когда они затихли, я услышала шутку: «Бог благословит ее и всех, кто приплывает на ней».

Кажется, никто больше не слышал. Я увидела, как краска постепенно заливает пухлые щеки сердитой мисс Гудвин. Я рассматривала лица собравшихся ряд за рядом, ряд за рядом, и все же знакомые среди них попадались очень редко. Я, конечно, заметила Марию у стола в самом конце зала, она сидела на высоком стуле возле чашек чая и кофе, в окружении нагруженных бисквитами и сандвичами тарелок, бутылок с колой и бумажных салфеток.

Сэр Беркли лично распорядился приготовить все это для перерыва. Он слышал, что люди, собравшиеся здесь, пришли как издалека, так и из ближайших окрестностей, что подтверждалось разнообразием и количеством транспортных средств на стоянке. Это были, по его словам, те, кто любит Пенфорд, кто, несмотря на то что никогда не жил здесь, любит его как родной город. Они приехали сюда сегодня вечером, чтобы выразить солидарность в охране Кентиша, и они не должны посчитать нас негостеприимными. Многие из них были на удивление молоды.

Удивительно и то, что эти любящие Пенфорд отреагировали на речь бригадира криками «Говорите громче! Совсем не слышно в последних рядах» и шквалом аплодисментов. Мисс Гудвин пять минут успокаивала их, но потом она могла только держаться, не прося о помощи направо и налево.

Шутка, если это можно так назвать, случилась, когда мой работодатель обратился к публике с теплым приветствием. Часы в деревенском холле показывали четверть восьмого. Странный юнец в кожаном пиджаке с лошадиной сбруей в руках приблизился и спросил, когда кто-нибудь соберется показать другую сторону.

— Молодой человек, — выкрикнул сэр Беркли, — здесь нет другой стороны.

— Это ваша изнанка, над которой можно посмеяться, дядя! — вопил кто-то в конце зала.

И в этот момент все началось. Хорошо приготовленный сандвич шлепнул по щеке сэра Беркли. Потом нам в лицо посыпался град бумажных шариков, сделанных, как мы выяснили впоследствии, из наших листовок «Сохранить Пенфорд».

— Порядок! — надрывался бригадир.

— Успокойтесь! — кричала мисс Гудвин. — Дети!

— Леди и джентльмены. — Сэр Беркли сжал руками стол. Его пенсне сверкало, когда на него попадал свет. Я увидела Робина, дико жестикулирующего, чтобы закрыли занавес и выступающих.

Град усиливался. Теперь в ход пошли бумажные стаканы, гнилые овощи и фрукты, с тяжелыми шлепками падавшие на подмостки.

Драка началась, когда сельские жители, сначала ошеломленные, попробовали отражать захватчиков. Размахивали ручными сумками. Как иллюстрация к цитируемым речам Уинстона Черчилля, Мария лежала, прикрывшись металлическим подносом. Я увидела мисс Данн, почтальоншу, колотившую снятой с ноги туфлей юношу, отбивающегося бутылкой из-под колы.

Некоторые подняли стулья. Я дико озиралась, что касается Джейсона, то его и след простыл. На сцену летели чайные ложки и ножи, камни и бутылки. Одна задела мою щеку.

— Мисс Гудвин, — я взяла ее руку, — лучше уйти, я думаю.

— Вы, девочки, идите. Но я — никогда! — Сэр Беркли расправил плечи, он выглядел сбросившим лет двадцать. — Никогда бы не сказал…

Чайная ложка ужалила его в висок. Он, как будто пораженный ею, откинулся назад. Его очки упали на пол. Я услышала характерное звяканье разбивающегося при соприкосновении с полом стекла.

Тогда кто-то, должно быть, выключил рубильник, так как зал погрузился в шумную темноту.

Несколько секунд спустя мощный сноп света уже двигался к сцене, освещая сэра Беркли со всех сторон и как бы отыскивая на полу его пенсне.