Однако, не то что контролировать, но даже наблюдать за последующим процессом облагорожения Дашиных семейных обстоятельств у меня не вышло.

Олеся поскользнулась на гололеде и получила неслабое растяжение. Определили в стационар, и я то и дело мотался к ней в Склиф с гостинцами и развлекательной программой. Нет, не с клоунами, конечно, но журнал со сканвордами и хорошее настроение прихватывал с собой непременно.

Спустя неделю ее выписали, вот только перед ней встал вопрос, куда податься выздоравливать. Жила она с родителями и бабушкой в однокомнатной квартире. Единственная жилая комната была на редкость просторна по квадратуре, и благодаря занавескам-ширмочкам она разделялась на три зоны - для родителей, для девяностолетней бабушки, которая даже не вставала, и для Олеси. Но одно дело просто ночевать в таких условиях, а каково придется больному с постельным режимом! Это не ночи, это сутки по коечному соседстве с бабушкой, которая ходит под себя!

И я предложил ей выздоравливать у меня. Девушка с радостью согласилась. Да и зазорного ничего в этом не было - мы встречались уже третий месяц, стесняться ей меня не было смысла, как и опасаться стеснить меня. Правда, жить вместе я еще и не думал ей предлагать, хотя еще прежде откровенно жаловалась, что ей некуда идти. И вот, можно сказать, выпросила приглашение.

Я как раз сгоношил яичницу с сосисками и принес тарелки в комнату, где на диване полулежала Олеся.

- Давай перекусим, и я разберу твои вещи, а ты отдохнешь, - сказал я, сидя на краешке возле нее и уплетая нехитрый обед.

- Ох и нагрузила я тебя своими проблемами! - улыбнулась она, отставила свою тарелку на табуретку, подалась вперед и обвила мою шею руками. - Между прочим, оказалось, что сидеть у тебя на шее очень здорово, и ножками болтать удобно, - проворковала она и поцеловала в губы.

Я тоже отставил свою тарелку и обнял Олесю, одновременно пытаясь целоваться и прожевать еду. Черт с ним, с обедом! У меня секса больше недели не было, пока моя девушка находилась в больнице. А ведь я молодой еще мужик!

Я навалился на нее, и она ласково завозмущалась, шлепая меня ладонями по плечам:

- Осторожней!.. Сережка. Ну, что ты, как медведь голодный!.. - засмеялась она у моих губ мелодичным смехом и тихо простонала, когда я принялся покрывать поцелуями ее обнаженную шею. - Ммм... Тише, нога... не задень...

- Я аккуратно... - прошептал я, ища ее губы и пытаясь найти для нас положение поудобнее...

И едва не свалился с дивана, когда Олеся завизжала с неподдельным ужасом, отпрянув от меня.

- Че орешь?!

Она не ответила, глядя куда-то позади меня. Я обернулся.

- Дашка!

Она стояла у входа в комнату и молча глазела.

Я чертыхнулся. Впервые за долгие месяцы я пожалел, что дал ей ключ.

Но тут же вспомнил, что - а ведь правда! - выбросил девчонку из головы на несколько дней. Увидел ее бледное личико и... тут же у меня в груди похолодело от волнения: что случилось? Я подскочил к ней:

- Дашка, что? Как у тебя? Мать ходила в школу? - стал забрасывать ее вопросами, теряясь в догадках о причине ее бледности: домашние баталии или то, что она застала сейчас... - хорошо, хоть в самом начале!

Она вдруг горько кивнула, словно отмерла, посмотрела на Олесю долгим взглядом и с усилием заплакала - вроде бы и горько, но как-то нарочито.

- Э! Э! ребенок! Ну, успокаивайся, - я начал неуклюже утешать ее. - Давай, рассказывай.

Даша принялась утирать кулаком слезы и сопли, поглядывая искоса на Олесю, которая комкала пальцами край пледа, прижав руки к груди. Понятно, не хочет при посторонних изливать душу.

- Так, проходи, - я усадил девчонку на край дивана.- Оставайся. Сейчас поешь, успокоишься. Расскажешь, когда созреешь. - Распорядился я, проигнорировав протестующе выпученные Олеськины глаза.

Я окинул Дашу взглядом:

- Опять отощала. Ты что, не заходила сюда все эти дни? Я же говорил, чтоб прибегала и ела, что хочешь, - полон холодильник!

- Тебя все время не было...

- Ох, горе ты луковое! - всплеснул я руками точь-в-точь, как делала моя мама в детстве. - Это-то тут при чем?

- Ну... неудобно... и одна как-то...

- Дашка, Дашка, - покачал я головой. - Ну что мне с тобой делать? Я занят был. Ты что, всегда, когда я занят, будешь мне голодовку объявлять?

Она улыбнулась и помотала головой.

- Я не объявляла! Просто это твоя квартира...

Я поворчал еще немного, сказал, что она неисправимая, и опять взялся за обязанности хозяина.

Вечер прошел в мелких бытовых хлопотах: разобрал, как обещал, вещи из больницы, поели, поиграли в домино.

- Так, ладно, - хлопнул я себя по коленям и встал со скамейки. - Сиди - не сиди, а посуда сама не помоется! Да и на работу надо собраться, вещи развесить, - словно подтверждая мои слова, машинка в ванной как раз гудела, заканчивая цикл отжима.

Олеся подняла глаза на будильник, стоявший на телевизоре:

- Ой! Мой сериал! Всю неделю пропустила! Там уже, наверное, Александр из комы вышел! Вот он обрадовался, наверное, узнав, что Мария ему с Кочетовым изменяла! Или еще не узнал? Баба Тоня и пяти минут не выдержала бы, чтоб не растрепать! Нет, наверняка брякнула!

Я поскорее бросил ей пульт, чтобы она умолкла и не захламляла мне мозг дурацкими коллизиями из жизни не известных мне, а тем более выдуманных, людей.

Дашка увязалась за мной на кухню. Я встал к мойке, а она села поближе к батарее и принялась сверлить мой затылок глазами.

- Ну говори уже, - не оборачиваясь, проговорил я. - Могу гарантировать, что Леська сейчас ничего не слышит и не видит.

- А вы поженитесь? - услышал я ее явно заинтересованный звенящий голосок и едва не выронил скользкую от мыльной пены тарелку.

- С чего ты взяла? - я обернулся, бросив ее в мойку.

Вопрос и впрямь был интересный - гораздо интереснее, чем грязная посуда.

- Ну... вы же...

"Целуетесь!" - хотела сказать.

- Мы - что? Давно встречаемся? - не стал я ее терроризировать и подсказал.

Даша обреченно кивнула.

- Не так давно, чтобы жениться, - отрезал я. - Но она хорошая девушка, я обязательно подумаю об этом, когда придет время.

И, сам не зная, отчего обозлился, повернулся к мойке и вновь загремел посудой.

- Еще рано что-то говорить, - добавил я. - Хотя и женой пора обзавестись.

- Почему? - спросила Даша.

Я открыл было рот ответить, но обнаружил, что ответа у меня на этот вопрос нет, и рассмеялся. Но отвечать-то надо! Ребенку всегда нужно отвечать! Это я не раз слышал от своей двоюродной сестры, опытной мамаши, воспитавшей моего двоюродного племянника балбесом.

- Ну, наверное, потому что нужно кого-то любить и о ком-то заботиться. Нужно заводить семью, детей, собаку. Создавать крепкую ячейку общества. Это нормально. Это укрепляет государственный строй.

Вся эта ересь звучала крайне неубедительно, - так, что я и в глаза не решился ей смотреть.

- А Олеся теперь здесь будет жить?

Я услышал в ее голосе опасливую дрожь и посмотрел через плечо, но Даша сразу опустила глаза.

- Она здесь будет выздоравливать, - я снова посмотрел на тарелку, которую намыливал и смывал уже третий раз подряд.

- А потом? - не отставала Даша.

- Не знаю! - раздраженно буркнул я.

Что бы там не говорила сестра - мать балбеса, а отвечать мне уже надоело, тем более, что я и сам интересовался - что потом? А ответа опять не находил.

- Даша, - заставил себя сказать я. - Будет здесь находиться Олеся или нет, ты всегда можешь прийти сюда и укрыться от своих проблем.

- А если ей это не понравится?

- Понравится! - хмуро рявкнул я. - Это мой дом! - разговор ужасно меня раздражал.

И что она хочет от меня услышать?

- А можно я посуду помою? - вдруг повеселев, запищала она, мотыляя ногами.

- А хочешь? - посмотрел на нее через плечо.

Кто ж откажется перевесить неприятную обязанность на чужие плечи!

- Хочу! Я еще и убирать умею! - затараторила она, приставляя табуретку к мойке и забираясь на нее ногами. - Меня Надька постоянно заставляет! Даже перед приходом комиссии я убиралась, а она там суп какой-то гадостный варила!